Характеристика творчества В. Хлебникова – реферат

Исследовательская работа по литературному
краеведению ученицы 11 Б класса Сутыриной Ирины

Ученическое научное общество гимназии №
343

г. Санкт-Петербург

2002 г.

Вступление.

Федор
Михайлович Достоевский – один из самых интересных для меня классиков. Его
творчество заинтересовало меня еще в девятом классе, когда я впервые взяла в
руки его произведение. Позже этот интерес становился все глубже и глубже, пока,
наконец, я не решила изучить его творчество более глубоко. Так ко мне пришло
новое понимание Петербурга – города Достоевского.

Я
уверена, что каждому петербуржцу чрезвычайно важно видеть на страницах
произведений Ф. М. Достоевского знакомые и близкие названия улиц, каналов,
мостов, садов. Так мы становимся немного ближе к городу и, что тоже очень
важно, к самому Ф. М. Достоевскому.

Кроме
всего прочего, я считаю важным и то, что Достоевский и его творчество очень
актуальны в настоящее время. Открыв страницы его романов, мы можем найти там
ответы на многие интересующие нас вопросы. Поэтому мне и было так интересно
изучить тему «Петербург Достоевского».

При
написании работы передо мной находилось множество литературы. Причем,
литература эта была чрезвычайно разнообразна: одни книги рассказывали о
творчестве Достоевского, другие – о петербургских местах, связанных с именем Ф.
М. Достоевского, а третьи – книги-путеводители, которые также очень помогли мне
при написании работы. Но все-таки мне бы хотелось выделить две из них: это книги
Н. П. Анциферова «Непостижимый город» и В. С. Бирон «Петербург Достоевского».
Эти книги были написаны очень простым, интересным и понятным языком, со
ссылками на произведения Ф. М. Достоевского. Они были бы интересны любому
читателю.

Ф.
М. Достоевский выступал как гуманист, основной чертой воззрения которого была
боль о человеке. В его творчестве доминантной темой стала тема, связанная с
духовно-нравственными исканиями личности (смысл жизни, свобода и
ответственность, человек и Бог, добро и зло, желание и долг, рассудок и мораль
и т. д.). Видя в человеке личность, обладающую свободной волей, Достоевский
требует в любой жизненной ситуации руководствоваться высоким и суровым
эстетическим принципом: «Быть человеком между людьми и остаться им навсегда, в каких
бы то ни было несчастьях не уныть и не пасть».

Может
быть, именно этому призыву внемлют миллионы людей и поэтому читают, изучают Ф.
М. Достоевского.

Часть I. Петербург Достоевского.

Глава 1. Первое впечатление Ф. М.
Достоевского о Петербурге.

Первые
свои 16 лет Достоевский провел в Москве, а в 1837 году приехал в Петербург, и с
этого момента жизнь его была связана с городом на Неве. В общей сложности он
прожил здесь 28 лет, дважды вынужденно оставляя Петербург на большие сроки.

За
время жизни в Петербурге Достоевский переезжал 20 раз. Более трех лет он не жил
ни в одном доме. Все адреса в основном – в угловых домах. Он любил перспективы,
перекрестки. Часто эти дома находятся напротив церкви или собора.

Шестнадцатилетний
Достоевский, оказавшийся в Петербурге, уже много о нем читал и слышал. Это был
город, воспетый Пушкиным, любимым поэтом будущего писателя (как вспоминал потом
его младший брат, Андрей, Достоевский к 16-ти годам знал почти всего Пушкина
наизусть). В Петербург Достоевский приезжает в особом настроении: недавно
умерла его мать, самый близкий для него человек; вскоре он узнает о гибели
Пушкина, и эту смерть он воспринимает как личное горе. Андрей Достоевский
продолжает в своих воспоминаниях: «Федор в разговорах со старшим братом
несколько раз повторял, что ежели бы у нас не было семейного траура, то он
попросил бы отца носить траур по Пушкине».*

К
16-ти годам интересы Федора Достоевского уже определились. Он знал, что будущее
его – литература. Ранняя смерть матери все перевернула. Отец, оставшись с семью
детьми на руках, старших сыновей, Федора и Михаила, решает отдать в специальное
военно-инженерное училище в Петербурге – чтобы обеспечить им будущность. Так
заканчивается довольно спокойный и безмятежный период жизни Достоевского и
происходит первый перелом в его судьбе: московское детство, родители, братья,
сестры, родной дом – все это осталось по одну сторону жизни; незнакомый город,
нежеланная учеба, скитальческая жизнь – по другую.

Как-то
Достоевский заметил, что во встрече с городом очень важно первое впечатление.
Он увидел Петербург весной, в мае, в преддверии белых ночей – самой поэтической
поры города. Юный Достоевский в это время увлекался «возвышенным и прекрасным»
– запоем читал Шиллера, любил Гофмана, рыцарские романы. Он и сам уже пробовал
сочинить роман «из венецианской жизни». Первый друг его в Петербурге –
поэт-романтик Иван Шидловский. Вместе с ним, а может быть, и его глазами,
воспринимал юноша Петербург. Из письма к отцу: «К нам придет Шидловский, и мы
пойдем странствовать с ним по Петербургу и оглядывать его знаменитости».*
Достоевский не просто знакомится с городом, он странствует по нему, читая
стихи, вспоминая историю. Описывая потом состояние одного своего героя,
Достоевский скажет как будто про себя: «Он читал в ярко раскрывшейся перед ним
картине, как в книге между строк. Все поражало его; он не терял ни одного
впечатления…»*

Петербург
предстает перед Достоевским прекрасным, романтическим городом: «Есть
неизъяснимо трогательное в нашей петербургской природе, когда она, с наступлением
весны, вдруг выкажет всю мощь свою, все дарованные ей весной силы, опушится,
разрядится, упестрится цветами».* Но, как все романтики, Достоевский чувствует
в нем и оборотную, трагическую суть. Он никогда не забывает об истоках
Петербурга, об истории его возникновения. Город на костях, родившийся
страданиями тысяч людей, никогда не будет для него счастливым. Страшный в своей
безжалостной красоте, высокомерный к судьбе отдельного человека – таким его
будет воспринимать писатель. «В белую ночь мгновенно озарил душу Достоевского
скорбный облик Петербурга», – писал известный исследователь темы «Петербург
Достоевского» Н. А. Анциферов. Белые ночи добавляли к мистическому образу
Петербурга дополнительные фантастические краски. Ощущение Петербурга как города-фантома,
города-призрака сохранится у Достоевского на всю жизнь. С января 1838 года,
после поступления в Инженерное училище, Достоевский три года проживает в
Михайловском замке, самом, может быть, угрюмом и мрачном из всех петербургских
зданий. Построенный для Павла I, этот замок
стал местом гвардейского заговора: на 40-й день после переезда в него Павел I был убит. После замок передали инженерному ведомству,
стали называть его Инженерным. А учащиеся в этом заведении полюбили зловещие
рассказы о призраке императора, который поселился в замке. Так таинственность и
неразгаданность сразу же окружили Достоевского. В эти годы он пишет брату: «Мне
кажется, что мир принял значение отрицательное…» Или: «У меня есть прожект:
сделаться сумашедшим…»*

2. Адреса Ф. М. Достоевского.

Итак,
первым «домом» Достоевского стал Инженерный замок.

Сменивший
на троне Екатерину II ее сын Павел боялся жить в Зимнем дворце,
где многое напоминало ему о дворцовых заговорах и переворотах. И в 1797 – 1800
годах по его приказу возвели замок на территории Второго Летнего сада, который
располагался чуть южнее Первого Летнего сада, примыкая к нему. Третий летний
сад – это нынешний Михайловский сад.

Этот
замок-крепость повелением Павла был назван Михайловским–в честь архистратига
(ангела высшего чина) Михаила. Как сообщается в древних христианских сказаниях,
он первым поразил восставшего против Бога сатану – дьявола Люцифера.

Авторство
здания, как принято считать, принадлежит зодчему В. И. Баженову, при активном
участии В. Бренны. Потайные ходы внутри замка, окружавшие его земляные валы и
каналы с подъемными мостами казались Павлу надежной защитой от возможных
покушений на его особу.

В
свою новую резиденцию император Павел въехал 1 февраля 1801 года. Но здесь ему
довелось прожить лишь около сорока дней…

Это
здание вошло и в биографию А. С. Пушкина, причем не только потому, что поэт
написал о нем свое стихотворение. Пушкин в июле 1818 года был избран
действительным членом Санкт-Петербургского Вольного общества любителей
словесности, наук и художеств. И 8 августа того же 1818 года поэт посетил
Михайловский замок, где в одном из залов состоялось заседание Вольного
общества.

Вскоре
в замке разместилось Военно-инженерное училище, и с 1823 года он стал
именоваться Инженерным. В училище обучались будущие писатели Ф. М. Достоевский,
Д. В. Григорович, выдающийся русский электротехник Н. Н. Яблочков, физиолог И.
М. Сеченов, композитор Ц. А. Кюи.

Это
здание – великолепный памятник зодчества, одно из красивейших в
Санкт-Петербурге.

В
начале 1990-х годов Михайловский (Инженерный) замок стал филиалом Русского
музея.

Перед
главным (южным) входом в Михайловский замок по приказу императора Павла
установлен памятник Петру I работы
скульптора Б.-К. Растрелли (отца великого зодчего).

Владимирский
пр., дом К. Я. Пряничникова (Владимирский пр., 11). Здесь Достоевский жил с
февраля или марта 1842 года до зимы 1845 –1846 годов. Он поселился в этом доме,
еще не закончив Инженерное училище, и занимал квартиру во втором этаже. Три
окна ее выходили на графский переулок, где находились ворота. Некоторое время с
ним проживал Д. В. Григорович. В этом доме были написаны «Бедные люди».

 «С
начала 1842 года брат Ф. М. Достоевский начал подыскивать другую квартиру,
находя прежнюю неудобною; после долгих поисков он остановился на квартире в
Графском переулке, что близ Владимирской церкви, в доме Пряничникова, куда мы и
перебрались в феврале или марте месяце. Квартира эта была очень светленькая и
веселенькая; она состояла из трех комнат, передней и кухни; первая комната была
общей, вроде приемной, по одну ее сторону была комната брата, и по другую –
очень маленькая, но совершенно отдельная комнатка для меня».*

В
начале октября 1878 года Ф. М. Достоевский писал младшему брату Николаю: «Мы
уже с неделю как приехали из Старой Руссы. Квартиру наняли на углу Ямской и
Кузнечного переулка (близ Владимирской церкви) дом 2-й и 5-й, квартира № 10».

Переезд
Достоевских со старой квартиры на Греческом проспекте, 5, связан с трагедией в
семье. Весна 1878 года. Достоевские собираются на дачу в Старую Руссу. Но «16
мая 1878 года, – пишет жена писателя Анна Григорьевна Достоевская, – нашу семью
поразило страшное несчастье: скончался наш младший сын Леша». Смерть
трехлетнего мальчика была внезапной и оттого еще более трагической. В квартире
на Греческом все напоминало умершего сына, и 5 октября 1878 года после
возвращения из Старой Руссы Достоевские въезжают в новую квартиру. Анна
Григорьевна Достоевская вспоминала: «Квартира наша состояла из шести комнат,
громадной кладовой для книг, передней и кухни и находилась во втором этаже.
Семь окон выходили на Кузнечный переулок…»

Сейчас
эта квартира является мемориальной частью музея Ф. М. Достоевского. На входной
двери – медная табличка с надписью: «Ф. М. Достоевский» – и старинный
звонок-колокольчик. В передней, у двери при входе, сундук, подставка для
зонтов, вешалки. На круглом столике у зеркала – шляпа Федора Михайловича
Достоевского.

Детская
занимала помещение, куда изредка заглядывало солнце, когда оно вообще
появлялось на сером петербургском небе. Здесь игрушки, фотографии детей Феди и
Любы. На стене – географические карты, на письменном столе – детские книги на
русском и французском языках, чернильница, записка сына Федору Михайловичу
Достоевскому.

В
доме много фотографий. На столике в столовой – фотографии сестер и братьев
Достоевского. В гостиной представлены фотографии некоторых современников
писателя, с которыми он встречался в 1878 – 1881 годах. На столе – бронзовые
подсвечники, альбомы для фотографий. На овальном столике – картонная коробочка
из-под табака фирмы «Лаферм», В ней папиросы Ф. М. Достоевского. На обратной
стороне коробочки рукой его дочери Любы написано: «28-го января 1881-го года.
Сегодня умер папа».

Часы
в кабинете всегда показывают 8 часов 38 минут вечера. С этой минуты
остановилась жизнь в кабинете, оборвалась работа над Дневником писателя. С тех
пор по-прежнему на столе книги, роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин», раскрытый
на восьмой главе, последнее письмо, написанное в ночь на 26 января, ручка с
пером фирмы Рудольфи, рецепт, выписанный в день смерти, записка дочери: «Милый
папочка, я тебя люблю. Люба».

13
ноября 1971 года, к 150-летию со дня рождения Ф. М. Достоевского, в Кузнечном
переулке, 5/2, открыт литературно-мемориальный музей. На фасаде дома в 1956
году установлена мемориальная доска (архитектор М. Е. Егоров, скульптор Н. А.
Соколов). Под барельефным портретом Ф. М. Достоевского читаем: «В этом доме в
1846 году и с 1878 года по день смерти 9 февраля 1881 года жил Федор Михайлович
Достоевский. Здесь им был написан роман ,,Братья Карамазовы“».

В
статье Б. Л. Сучкова «Великий русский писатель», посвященной 150-летию со дня
рождения Ф. М. Достоевского, сказано: «Страстное, иступленное искание истины,
продиктованное любовью к людям и человечеству, было суть и содержанием
творчества великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского. И
сейчас, приобщаясь к раскаленному беспокойству его произведений, мы сполна
ощущаем обнаженную искренность и мучительность борений мысли великого
художника, подавленного безмерностью людских страданий и жаждущего освободить
людей от этих страданий, стремящегося постичь смысл и назначение жизни человека
на земле».

Часть II. Литературный Петербург Достоевского.

Глава 3. Вслед за Раскольниковым.

Давайте
же пройдемся по тем же улицам вслед за Достоевским. Но не для того, чтобы
отсчитать 730 шагов от дома Раскольникова до дома Алены Ивановны или 13
ступенек, ведущих в каморку бывшего студента. Отправляясь по следам героев
романа «Преступление и наказание», мы сможем проникнуть в творческую
лабораторию Достоевского, ощутить его город.

Действие
романа сконцентрировано не только в определенном районе Петербурга, но и в
конкретно определенном, предельно сжатом времени: с того момента, как мы
застаем Раскольникова в начале романа, и до его признания в убийстве проходит
всего около двух недель.

Начинается
роман в самом начале июля. Убийство совершается на третий день, через день
после преступления Раскольников заболевает, 3 – 4 дня лежит «в беспамятстве».
Выпадают из романа действия еще 2 – 3 дней – после смерти Катерины Ивановны и
до ее похорон. То есть практически в романе описано 7 – 8 дней. Но за это время
происходит очень многое. Перед нами просто мелькают события, люди, уличные
сцены: встреча с Мармеладовым, история его семьи, Сонечки, смерть Мармеладова,
приезд матери и сестры Раскольникова, появление Лужина, Свидригайлова, общение
с Порфирием Петровичем, поминки по Мармеладову, сумашествие и смерть Катерины
Ивановны… и, конечно же, прогулки Раскольникова по Петербургу.

Чаще
всего Раскольников выходит из дома вечером. В тексте есть точные упоминания
времени – седьмой час, восемь вечера, девять, но на самом деле время в романе
очень условно и символично. Это время «заходящего солнца». Причем закаты солнца
у Достоевского начинаются в разное время и очень растянуты. Как опытный
режиссер, Достоевский не только удивительно точно выстраивает мизансцены в
своих романах, легко соединяет «случайности», неожиданно («вдруг») знакомит
своих героев, ставит их в конфликтные ситуации. Достоевский любит использовать
и «технику света». Герои его произведений всегда восприимчивы, нервны, и их
настроение очень зависит от окружения. Достоевский дает картины закатов солнца
для усиления эмоционального воздействия на состояние героя. Когда он записал
свое известное «мир красотой спасется», он и имел в виду сильное эстетическое
воздействие красоты на душу человека, на пробуждение в нем нравственных начал.

Лучшее
время для экскурсий по городу Достоевского, как советовал автор книги
«Петербург Достоевского» Н. Анциферов, «когда день клонится к вечеру перед
закатом, с расчетом, чтобы закат пришелся на середину экскурсии. Наступающие
медленно сумерки лучше всего помогут восприятию души города Достоевского…»

Вспомним
некоторые упоминания закатов в романе:

«Небольшая
комната… была в эту минуту ярко освещена заходящим солнцем…»

«Проходя
через мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного
солнца».

«Было
часов восемь, солнце заходило».

«Склонившись
над водою, машинально смотрел он на последний, розовый отблеск заката, на ряд
домов, темневших в сгущавшихся сумерках, на отдельное окошко, где-то в
мансарде, по левой набережной, блиставшее, точно от пламени, от последнего
солнечного луча, ударившего в него на мгновение».

«Он
бродил без цели. Солнце заходило. Какая-то особенная тоска начала сказываться
ему в последнее время. В ней не было чего-нибудь особенно едкого, жгучего; но
от нее веяло чем-то постоянным, вечным,  предчувствовались безысходные годы
этой холодной, мертвящей тоски… В вечерний час это ощущение обыкновенно еще
сильнее начинало его мучить. «Вот с этакими-то глупейшими, чисто физическими
немощами, зависящими от какого-нибудь заката солнца, и удержись сделать
глупость!» – пробормотал он ненавистно».

«Вечер
был свежий, теплый и ясный… Раскольников шел в свою квартиру, он спешил. Ему
хотелось кончить все до заката солнца…»*

Солнце
появится только в самом конце романа, в эпилоге. «Там, в необозримой солнцем
степи», Раскольников освободится от кошмара убийства. Там станет восход солнца,
возрождение… Это произойдет в Сибири. В Петербурге же Раскольников все время
будет чувствовать себя «приговоренным к казни». Он пошел на преступление, чтобы
освободиться, а оказалось, что сам загнал себя в угол. Его угнетает теперь не
только собственная каморка, но и психологическое состояние тупика. Он бежит на
улицу, но выхода ему не найти. Вот так он ходит по городу: «Он шел по тротуару
как пьяный, не замечая прохожих и сталкиваясь с ними»; «Трудно было более
опуститься и обнеряшиться, но Раскольникову это было даже приятно в его теперешнем
состоянии духа. Он решитель ушел от всех, как черепаха в свою скорлупу»; «…по
обыкновению своему, шел, не замечая дороги, шепча про себя и даже говоря вслух
с собою, чем очень удивлял прохожих. Многие принимали его за пьяного…»; «Одно
новое, непреодолимое ощущение овладевало им все более и более почти с каждой
минутой: это было какое-то бесконечное, почти физическое отвращение ко всему
встречавшемуся и окружающему, упорное, злое, ненавистное. Ему гадки были все
встречные, – гадки были их лица, походка, движения. Просто наплевал бы на
кого-нибудь, укусил бы, кажется, если бы кто-нибудь с ним заговорил…»*

Раскольников
мучается не только наяву. Ужасы преследуют его и в снах. Фантастический
Петербург в сновидениях Раскольникова приобретает сюрреалистические черты.
Вспомним, например, сон Раскольникова со смеющейся старухой: «Был уже поздний
вечер. Сумерки сгущались, полная луна светила все ярче и ярче; но как-то
особенно было в воздухе… вся комната была ярко облита лунным светом; …Огромный,
круглый, медно-красный месяц глядел прямо в окна. «Это от месяца такая тишина,
– подумал Раскольников, – он, верно, теперь загадку загадывает». Он стоял и
ждал, долго ждал, и чем тише был месяц, тем сильнее стукало его сердце, даже
больно становилось. И все тишина. Вдруг послышался мгновенный сухой треск, как
будто сломали лучинку, и все опять замерло. Проснувшаяся муха вдруг с налета
ударилась об стекло и жалобно  зажужжала…»*

Отправляясь
по следам Раскольникова, можно вспомнить также и о том, что происходят события романа
летом, причем летом особенным, очень жарким и душным: «На улице жара стояла
страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та
особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему
возможность нанять дачу…»; «На улице опять жара стояла невыносимая; хоть бы
капля дождя за все эти дни. Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из
лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные…»; «Духота стояла прежняя; но с
жадностью дохнул он этого вонючего, пыльного, зараженного городом воздуха…»*

Эта
жара и духота угнетают Раскольникова, ему не хватает воздуха в Петербурге,
солнце слепит его. В последнем разговоре Порфирий Петрович заметит
Раскольникову: «Вам… давно уже воздух переменить надо…» И еще он скажет:
«Станьте солнцем, вас все и увидят. Солнцу прежде всего надо быть солнцем…»

Теперь,
когда мы вспомнили, как тесно переплетены у Достоевского город и его герои, как
точно он описывает нам все их состояния и настроения, погоду и место действия,
попробуем пройти по этим фантастически реальным улицам романа, выйти вслед за
Раскольниковым на Сенную, побродить по «канаве».

Открываем
роман и читаем: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один
молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м
переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К-ну мосту».*

Комментируя
некоторые места романа, можно раскрыть все буквенные обозначения. С-й переулок
– это Столярный, К-н мост – Кокушкин мост, В-ий проспект – Вознесенский
проспект. От Сенной площади к Екатерининскому каналу, перейдем Кокушкин мост и
окажемся в Столярном переулке. В «Петербургском листке» в 1865 году о Столярном
переулке находится шестнадцать домов (по восемь с каждой стороны). В этих
шестнадцати домах помещается восемнадцать питейных заведений, так что желающие
насладиться подкрепляющей и увеселяющей влагой, придя в Столярный переулок, не
имеют никакой необходимости смотреть на вывески: входи себе в любой дом, даже
на любое крыльцо, – везде найдешь вино».

В
доме Алонкина, на углу Столярного и М. Мещанской, где жил Достоевский, купец
Ефимов содержал питейный погреб и трактир. Федор Михайлович обычно работал
ночами, когда наступала тишина. Но в этом районе и ночью было шумно. Живя с
Раскольниковым на одной улице, он запишет в романе: «До него резко доносились
страшные, отчаянные вопли с улицы, которые, впрочем, он каждую ночь выслушивал
под своим окном, в 3-м часу». В какой же из этих 16-ти домов Достоевский
поселил Раскольникова? Раскольников сообщает: «А я живу в доме Шиля, здесь в
переулке, отсюда недалеко, в квартире номер четырнадцать». В Петербурге было
несколько домов Шиля. В одном из них жил два года сам Достоевский (с февраля
1847 по апрель 1849 на Вознесенском пр., у Исаакиевского собора). Когда-то Шилю
принадлежал и дом № 9 по Столярному переулку. В этом доме очень колоритный
внутренний дворик, низкая подворотня, дверь в дворницкую с двумя ступеньками
вниз, – все это очень похоже на описанный Достоевским дом Раскольникова. Но
этот дом не угловой, а Достоевский, как мы помним, предпочитал угловые дома.

Условно
принято считать «домом Раскольникова» дом № 5 – это угловой дом (угол
Гражданской ул. и ул. Пржевальского, 19/5). В середине XIX века этот дом принадлежал одному из наследников каретного мастера
Иоахима, был пятиэтажным (сейчас, после капитального ремонта, он
четырехэтажный). Из подворотни нужно повернуть сразу направо, в углу будет
дверь на лестницу, описанную в романе. Правда, с середины XIX века доходные дома были похожи друг на
друга, похожи были одна на другую и винтообразные темные лестницы; в
подворотнях, как правило, была дверь в дворницкую и т. д. Так, домом
Раскольникова можно считать и дом, в котором жил и сам Достоевский.

Раскольников
часто проходил через Сенную. Теперешняя Сенная выглядит совсем не так, как при
Достоевском. Не уцелели дома – нынешние в основном построены после войны, в
50-е годы нашего столетия. Единственное сохранившееся здание – гауптвахта –
одноэтажная постройка со стройным четырехколонным портиком. Это здание было
построено в 1818 – 1820 гг. архитектором В. И. Беретти в стиле классицизма.
Гауптвахта непосредственно связана с именем Достоевского: здесь в июне 1873 г.
он был два дня под арестом (за нарушение принятого тогда порядка публикаций).
Он не выбирал себе здания под арест, но напротив его вынужденного пристанища,
как он и любил, была замечательная церковь – Успенская, или, как ее чаще
называли, Спас на Сенной. Построенная по проекту В. Растрелли, эта церковь была
архитектурным центром площади. В начале 1960-х годов это уникальное здание
заменили станцией метро «Сенная площадь».

Сенная
всегда была многолюдна, грязна, славилась низкопробными заведениями,
трактирами, кабаками. Весь этот район (Сенная и прилегающие к ней улицы)
считался самым злачным местом Петербурга, его «чревом». Здесь было
сосредоточено множество публичных домов, ночлежек, «номеров» с дурной
репутацией. Сенная входила в маршруты прогулок Достоевского. «Живо интересуясь
текущей действительностью», он наблюдал здесь многие сцены, творчески используя
их потом в своих произведениях.

Для
Раскольникова Сенная имела какую-то особенную притягательную силу. Его
постоянно тянуло сюда: «Было около 9-ти часов, когда он проходил по Сенной. Все
торговцы на столах, на лотках, в лавках и в лавочках запирали свои заведения или
снимали и прибирали свой товар и расходились по домам, равно как и их
покупатели. Около харчевен в нижних этажах, на грязных и вонючих дворах домов
Сенной площади, а наиболее у распивосных, толпилось много разного и всякого
сорта промышленников и лохмотников…»*

Представим
себе суетящуюся толпу, бесконечные ряды, мешки, телеги, грязь, шум, толкотню.
Раскольников бессмысленно оглядывает все это. И вдруг (как всегда у
Достоевского – «неслучайная» случайность): «У самого К-ного переулка, на углу»
он услышал разговор, из которого узнал, «что завтра, ровно в семь часов вечера,
Лизавете, старухиной сестры и единственной ее сожительницы, дома не будет и
что, стало быть, старуха, ровно в семь часов вечера, останется дома одна». «До
его квартиры оставалось всего несколько шагов. Он вошел к себе, как
приговоренный к смерти».*

Раскольников
снова придет на то же место, после убийства: «По старой привычке, обыкновенным
путем своих прежних прогулок, он направился прямо на Сенную… и вышел к тому
углу на Сенной, где торговали мещанин и баба, разговаривавшие тогда с
Лизаветой; но их теперь не было…»*

Недалеко
от дома процентщицы, там, где канал огибает петлей Подьяческие улицы, у крутого
поворота перекинут пешеходный цепной Львиный мост – это один из немногих
сохранившихся мостов через Екатерининский канал. И чуть далее Вознесенский,
перестроенный в 1957 году. Вознесенский мост часто упоминался Достоевским
(«Униженные и оскорбленные», «Вечный муж», «Преступление и наказание»). Пройдем
на этот мост и встанем у перил, в середине моста, со стононы, которая ближе к
дому Алены Ивановны. Именно здесь не один раз подолгу стоял Раскольников:
«Раскольников прошел прямо на –ский мост, стал на середине, у перил,
облокотился на них обоими локтями и принялся глядеть вдоль… Склонившись над
водою, машинально смотрел он на последний, розовый отблеск заката… Наконец, в
глазах его завертелись какие-то красные круги, дома заходили, прохожие,
набережные, экипажи – все это завертелось и заплясало кругом…»*

Возможно
он думал здесь о самоубийстве. Но «дикое и безобразное видение» спасло его от
этого: «Он почувствовал, что кто-то встал подле него, справа, рядом; он
взглянул – и увидел женщину, высокую, с платком на голове, с желтым,
продолговатым, испитым лицом и с красноватыми, впавшими глазами. Она глядела на
него прямо, но, очевидно, ничего не видала и никого не различала. Вдруг она
облокотилась правою рукой о перила, подняла правую ногу и замахнула ее за
решетку, затем левую, и бросилась в канаву. Грязная вода раздалась, поглотила
на мгновение жертву, но через минуту утопленница всплыла, и ее тихо понесло
вниз по течению, головой и ногами в воде, спиной поверх, со сбившеюся и
вспухшей над водой, как подушка, юбкой…»*

Этот
эпизод так зримо описан, что, кажется, Достоевский видел эту сцену. Справа от моста
и сейчас есть спуск к каналу, вот там-то и выловили несчастную Афросиньюшку.

На
обратном пути Раскольников опять останавливается на Вознесенском мосту: «Был
час одинадцатый, когда он вышел на улицу. Через пять минут он стоял на мосту, с
которого давеча сбросилась женщина».*

Упоминаний
мостов у Достоевского вообще довольно много: «…по обыкновению своему, он,
оставшись один, с двадцати шагов впал в глубокую задумчивость. Взойдя на мост,
он остановился у перил и стал смотреть в воду»; «Он шел по набережной канавы, и
недалеко уж оставалось ему. Но, дойдя до моста, он приостановился и вдруг
повернул на мост…»*

Он
люби стоять на Николаевском мосту (теперь – мост Лейтенанта Шмидта)):
Раскольников «оборотился лицом к Неве, по направлению дворца. Небо было без малейшего
облачка, а вода почти голубая, что на Неве так редко бывает. Купол собора,
который ни с какой точки не обрисовывается лучше, как смотря на него отсюда, с
моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух
можно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение… Когда он ходил  в
университет, то обыкновенно, – чаще всего, возвращаясь домой, – случалось ему,
может быть, раз сто, останавливаться именно на этом же месте, пристально
вглядываться в эту действительно великолепную панораму…»*

Слева
от Вознесенского моста раньше была Вознесенская церковь (архитектор А.
Ринальди). В одном из его мучительных сновидений Раскольникову вспомнится
колокольня этой церкви: «Он ни о чем не думал. Так, были какие-то мысли или
обрывки мыслей, какие-то представления, без порядка и связи, лица людей,
виденных им еще в детстве или встреченных где-нибудь только раз и об которых он
никогда бы и не вспомнил; колокольня В-ий церкви; биллиард в одном трактире и
какой-то офицер у биллиарда, запах сигар в какой-то подвальной табачной
лавочке, распивочная, черная лестница, совсем темная, вся залитая помоями и
засыпанная яичными скорлупами, а откуда-то доносился воскресный звон
колоколов…»*

Раскольников
пошел прямо к дому на канаве, где жила Соня. Дом ее был трехэтажный, старый и
зеленого цвета. И дом № 63, и дом № 73 сейчас желтые, но оба имеют «срезанный
угол»: «Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма
неправильного четырехугольника… Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала
комнату как-то вглубь; другой же угол был уже слишком безобразно тупой…»*

Двор
и лестница в доме № 63 больше подходят описанным в романе. «Отыскав в углу на
дворе вход на узкую и темную лестницу, он поднялся наконец во второй этаж и
вышел на галерею, обходившую его со стороны двора…»*

Дом
Сони был типичным доходным домом, жильцы которого, снимая квартиры у владельца,
сдавали в свою очередь комнаты другим. Так, Соня жила в «девятом нумере», на
дверях которого было написано мелом: Капернаумов портной. А «шагах в шести» от
ее двери находилась дверь в комнаты, которые сдавала «мадам Ресслих, Гертруда
Карловна». В них поселяется еще один герой, который, впрочем, по своему
состоянию вполне мог бы снять что-нибудь поприличнее. Но Достоевский позволяет
себе некоторые «условные допущения», и Свидригайлов оказывается соседом
Сонечки.

Дома
героев, как и сами герои, могут иметь несколько прототипов. Наверное, и не
стоит одновременно отыскивать тот или иной конкретный дои как единственный и
безусловный. Но в романе существуют и реальные адреса. Это полицейская контора,
куда вызывают Раскольникова («о делу о взыскании денег») и куда он идет
сознаваться в убийстве. В «Справочном указателе по Петербургу», изданном в 1865
году, указывался этот адрес, а Достоевский и сам хорошо знал адрес полицейской
конторы на канале: ему не раз проходилось бывать там «по случаю неплатежа по
векселям». Позже Достоевский писал своему старому другу, Апполону Майкову:
«Стелловский грозился… засадить меня в тюрьму, так что уж и помощник квартального
приходил ко мне для исполнения. Но я с помощником квартального тогда
подружился, и он мне много тогда способствовал разными сведениями, которые
потом пригодились для «Преступления и наказания».

На
Фонарном, 9 находилось отделение пристава следственных дел. Здесь во второй раз
встретились Раскольников и Порфирий Петрович (первая их встреча произошла на
частной квартире Порфирия Петровича, где-то поблизости, «в сером доме»).
Несколько лет назад здание бывшей Казанской части было снесено.

Закончилась
наша экскурсия по городу «Преступления и наказания». Внимательно читая другие
петербургские произведения Достоевского («Двойник», «Белые ночи», «Униженные и
оскорбленные», «Идиот», «Подросток»), вы сможете совершить самостоятельные
прогулки. И где бы вы ни оказались с героями этих произведений: на Фонтанке или
на Гороховой, на Сенной или на Васильевском острове – вы, несомненно,
почувствуете, как дорог был Достоевскому этот странный «умышленный» город, как
тесно он был с ним связан…

Глава 4. Петербург реальный и  вымышленный

Достоевский
написал чуть больше 30 произведений, в 20 из низ присутствует Петербург. Иногда
как фон, чаще как действующее лицо. С большей или меньшей приблизительностью
можно найти места, связанные с каждым петербургским произведением. Петербург –
лучшая иллюстрация к его романам. У Достоевского в Петербурге есть свои любимые
места, любимое время, любимый сезон. Больше всего в Петербурге он не любит
лето. Это всегда пыль, вонь, духота. Хорошее время – весна, пробуждение
природы. Но – «самое интересное во всех отношениях время – осень, особенно если
не очень ненастна. Осенью закипает новая жизнь на весь год, начинаются новые
предприятия, приезжают новые люди, являются новые литературные произведения…»

Наиболее
часто встречающееся время в его описаниях Петербурга – закаты солнца. «Косые
лучи заходящего солнца» – этот образ существует почти во всех его романах. «Я
люблю мартовские солнца в Петербурге, особенно закат, разумеется, в ясный
морозный вечер. Вся улица вдруг блеснет, облитая ярким светом. Все дома как
будто вдруг засверкают. Серые, желтые и грязно-зеленые цвета их потеряют на миг
всю угрюмость; как будто на душе просияет…»* Чистые цвета в петербургской
палитре Достоевского появляются только тогда, когда их озаряет солнце. В пасмурные
дни город мрачен, бесцветен, уныл: преобладают желто-коричневые и серо-зеленые
тона. Город, залитый лучами солнца, – любимый образ Достоевского, но это именно
«озарения» Петербурга: «солнце у нас такой редкий гость». Более свойственны ему
«снег, дождь и все то, чему даже имени не бывает, когда разыграется вьюга и
хмара под петербургским небом…» Героям Достоевского как-то ближе больной и
холодный вид Петербурга. Раскольников, например, любил, «как поют под шарманку,
в холодный, темный и сырой вечер, непременно сырой, когда у всех прохожих
бледно-зеленые, больные лица; или еще лучше, когда снег мокрый падает совсем
прямо, без ветру… а сквозь него фонари с газом блистают…»* Слякоть, грязь,
туман, морось – обычные состояния петербургской природы – придают городу
соответственное настроение. Достоевский «разгадывает» его, пытается понять,
всматриваясь в город, как в случайного прохожего. У Достоевского город живет
человеческой жизнью: просыпается, хмурится, улыбается, злится, мерзнет, болеет…
«Было сырое туманное утро. Петербург встал злой и сердитый, как раздраженная
светская дева, пожелтевшая со злости на вчерашний бал. Он был сердит с ног до
головы. Дурно ль он выспался, разлилась ли в нем желчь в несоразмерном
количестве, простудился ль он и захватил себе насморк, проигрался ль он вчера
как мальчишка в картишки… но только он сердился так, что грустно было смотреть
на его сырые, огромные стены, на его мраморы, барельефы, статуи, колонны,
которые как будто тоже сердились на дурную погоду, дрожали и едва сводили зуб
об зуб от сырости, на обнаженный мокрый гранит тротуаров, как будто со зла
растрескавшийся под ногами прохожих… Весь горизонт петербургский смотрел так
кисло, так кисло… Петербург дулся. Видно было, что ему страх как хотелось…
куда-нибудь убежать с места и ни за что не стоять более в Ингерманландском
суровом болоте…»*

У
Достоевского нет ничего кроме человека, нет природы, нет мира вещей, нет в
самом человеке того, что связывает его с природным миром, с миром вещей, с
бытом, с объективным строем жизни. Существует только дух человеческий и только
он интересен, он исследуется. Все внимание Достоевского было устремлено на
людей, и он охватывал только их природу и характер. Его интересовали люди,
исключительно люди, с их душевным складом, и образом их жизни, их чувств и
мысли.

Петербург
со своей ирреальностью, миражностью может стать последней точкой в безумии
человека. Именно в этом городе происходят фантастические в своей прозрачности
события многих произведений Достоевского, зреют безумные идеи, совершаются
преступления – «все это до того пошло и прозаично, что граничит почти с
фантастическим…» Особенно таинственны набережные Петербурга – Екатерининский
канал, Фонтанка, Нева… Водная стихия Петербурга как бы усиливает его мрачный
колорот, доводя ситуацию порой до абсурда. Рисуя свои картины взаимодействия
человека и города, Достоевский описывает все в мельчайших подробностях, следя
за тончайшими изменениями в их «общении». В показе города и его влияния на
человека он похож на режиссера с камерой в руках: он любит крупные планы, любит
смену этих планов, часто представляет нам героя с разных сторон, в различных
ракурсах, неожиданно дает возможность увидеть ситуацию глазами самого героя:
«…господин Голядкин, вне себя, выбежал на набережную Фонтанки, близ самого Измайловского
моста… Ночь была ужасная, ноябрьская, мокрая, туманная, дождливая, снежливая,
чреватая флюсами, насморками, лихорадками, жабами, горячками всех возможных
родов и сортов – одним словом, всеми дарами петербургского ноября. Ветер выл в
опустелых улицах, вздымая выше колец черную воду Фонтанки и задорно потрагивая
тощие фонари набережной, которые в свою очередь вторили его завываниям
тоненьким, пронзительным скрипом, что составляло бесконечный, пискливый,
дребезжащий концерт, весьма знакомый каждому петербургскому жителю. Шел дождь и
снег разом. Порываемые ветром струи дождевой воды прыскали чуть-чуть не
горизонтально, словно из пожарной трубы, и кололи и секли лицо несчастного
господина Голядкина, как тысячи булавок и шпилек. Среди ночного безмолвия,
прерываемого лишь отдаленным гулом карет, воем ветра и скрипом фонарей, уныло
слышались хлест и журчание воды, стекавшей со всех крыш, крылечек, желобов и
карнизов на гранитный помост тротуара. Ни души не было ни вблизи, ни вдали, да,
казалось, что и быть не могло в такую пору и в такую погоду… Вдруг… вдруг он
вздрогнул всем телом и невольно отскочил шага на два в сторону. С неизъяснимым
беспокойством начал он озираться кругом; но никого не было, ничего не случилось
особенного, – а между тем… между тем ему показалось, что кто-то сейчас, сию
минуту, стоял здесь, около него, рядом с ним, тоже облокотясь на перила
набережной…» – так начинается раздвоение Голядкина.

 «Кинематографический»
прием использует Достоевский и в типографии своих романов – он не очень вольно
строит свои декорации к ним. Сбивая читателя точностью поворотов влево, вправо,
количеством шагов, он свободно переносит дома, меняет владельцев, смещает
улицы, добавляет этажи и т. д. Ему нужна не топографическая точность, а емкий
образ, характер дома или места действия.

В
Достоевском присутствует постоянное ощущение зыбкости Петербурга, его
фантасмагоричности. Ему кажется, что искусственно созданный город может
исчезнуть так же внезапно, как и появился: «…подойдя к Неве, он остановился на
минуту и бросил пронзительный взгляд вдоль реки в дымную, морозно-мутную даль,
вдруг заалевшую последним пурпуром кровавой зари, догоравшей в мгляном
небосклоне. Ночь ложилась над городом, и вся необъятная, вспухшая от замерзшего
снега поляна Невы, с последним отблеском солнца, осыпалась бесконечными
мириадами искр иглистого инея. Становился мороз в двадцать градусов. Мерзлый
пар валил с загнанных насмерть лошадей, с бегущих людей. Сжатый воздух дрожал
от малейшего звука, и, словно великаны, со всех кровель обеих набережных
подымались и неслись вверх по холодному небу столпы дыма, сплетаясь и
расплетаясь в дороге, так что, казалось, новые здания встали над старыми, новый
город складывался в воздухе… Казалось, наконец, что весь мир, со всеми жильцами
его, сильными и слабыми, со всеми жилищами их, приютами нищих или
раззолоченными палатами… в этот сумеречный час походил на фантастическую,
волшебную грезу, на сон, который в свою очередь тотчас исчезнет и искурится
паром к темно-синему небу…»*

Впервые
это видение на Неве Достоевский описал в 1848 году в «Слабом сердце». А в 1861
году он повторяет эту же картину в «Петербургских сновидениях в стихах и в
прозе», только уже от автора.

В
странном и угрюмом городе необычно все: памятники, которые вдруг могут ожить,
здания, давящие своей массой, маленькие домишки с глазами-окнами.

Прозаическое
у Достоевского всегда граничит с фантастическим. Разрыв двух планов у него идет
во всех аспектах. Он открыл характернейшие для Петербурга черты – мечтательство
и двойничество. Мечтатель всегда живет двойной жизнью – жизнь-греза и
жизнь-явь. Двойничество же уже как бы следующая стадия мечтательства, когда
жизнь, возникающая в сознании, становится реальностью.

Герои,
населяющие Петербург Достоевского, часто проживают в этом городе как бы параллельно,
даже и не соприкасаясь с ним.

Заключение

Каждая
эпоха в истории русского общества знает свой образ Петербурга. Каждая отдельная
личность, творчески переживающая его, преломляет этот образ по-своему.

Существует
и у Ф. М. Достоевского свой образ Петербурга, глубокий и значительный.
Раскрытие его чрезвычайно существенно для понимания Достоевского. Но этот образ
не есть продукт его творчества. Он рожден, а не сотворен. Все впечатления
Петербургской жизни, порожденные пейзажем города, его белыми ночами и туманными
утрами, его водами и редкими садами, великой суетой сует северной столицы, –
все эти впечатления наслаивались одно на другое, перерабатывались в рожденном
гением образе.

Значительная
часть жизни Ф. М. Достоевского протекла в северной столице. Различные уголки
нашего города были свидетелями ее внешних и внутренних событий.

Те,
кто знали Достоевского, вспоминали, что он останавливается, неожиданно
пораженный взглядом, улыбкой незнакомца, которые запечатлеваются в его мозгу, а
также резкими чертами городского пейзажа, образом отдельного выразительного
дома или же изгибом канала. Да и сам Достоевский в своих свидетельствах не раз
упоминал о влиянии Петербурга на его психику. В прогулках писателя зарождалась
та связь с городом, что создала образ Петербурга, который можно назвать
пророческим.

Долгая
жизнь в Петербурге отразилась на творчестве Достоевского, и северная столица
получила в нем цельное и многообразное отображение.

Из
богатого литературного наследия (около 30 романов, повестей и рассказов) мы
можем выделить до 20 произведений, в которых Петербург выступает как фон для
развития сюжета.

Через
всю творческую жизнь Ф. М. Достоевского проходит мотив северной столицы. Даже в
далекой Флоренции, где создает он своего «Идиота», образы Петербурга переданы с
удивительной конкретностью.

Во
всех этих произведениях наш город – это не только место совершающегося
действия. Обычно Достоевский дает точные топографические указания. Он любил
отмечать отдельные места разнообразного в своих частях и цельного в своем
единстве города.

Названия
его рек, каналов, его площадей, улиц, церквей, его островов и окрестностей
пестрят на страницах его произведений. Для всякого жителя Петербурга
чрезвычайно ценны эти мимолетные указания: они вызывают за собой конкретные
образы города, ряд разнообразных воспоминаний. Читателю просто интересно
увидеть Петербург глазами великого мастера, понять как можно глубже образ
«самого умышленного города в мире».

Приложение.

Экскурсионный
маршрут.

Можно
начать экскурсию по городу Достоевского – городу «Преступления и наказания». И
лучше, если в руках у нас окажется томик этого романа. Мы начнем нашу экскурсию
с Сенной площади. Но, для начала, необходимо вспомнить значение города в жизни
писателя. Достоевский не мог представить свою жизнь без этого города. И хотя
ему приходилось на долгое время покидать город, он всей душой всегда стремился
вернуться в него. Ведь Петербург – это вдохновитель Достоевского, его муза и
жизнь.

Итак,
экскурсия начинается с Сенной площади. Значение ее в романе объясняет выбор
нашей первой остановки. Так как экскурсия наша связана в первую очередь с
романом «Преступление и наказание», то и рассматривать мы ее будем, опираясь на
имя его главного героя.

Сенная
площадь имела какую-то особенную притягательную силу для Раскольникова. Его
постоянно что-то тянуло сюда.

«По
старой привычке, обыкновенным путем своих прежних прогулок, он прямо направился
на Сенную».

«В
последнее время его даже тянуло шляться по всем этим местам, когда тошно
становилось, чтоб еще тошней было».

Достоевский
несколько раз возвращается к описанию Сенной.

«Близость
Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное
население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках,
пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и
удивляться при встрече с иной фигурой».

В
другом месте мы находим описание вечернего часа, когда замирает торговая жизнь
рынка и пробуждается другая, жуткая.

«Было
около девяти часов, когда он проходил по Сенной. Все торговцы на столах, на
лотках, в лавках и лавочках запирали свои заведения или снимали и прибирали
свой товар и расходились по домам, равно как и их покупатели. Около харчевен в
нижних этажах, на грязных и вонючих дворах домов Сенной площади, и наиболее у
распивочных толпилось много разного и всякого сорта промышленников и
лохмотников».

Долгое
время район Сенной площади оставался запущенным и неблагоустроенным. Обилие
кабаков и ночлежных домов, соседство с печально знаменитой «Вяземской лаврой» –
приютом обездоленных и опустившихся людей – превращало его в «петербургские
трущобы».

За
покупками на Сенную приходил в основном трудовой люд. Тогда Сенная являлась не
только торжищем, но и биржей труда – здесь  предлагали себя оброчные крестьяне
– каменщики, плотники. Здесь же подвергались телесным наказаниям крепостные
дворовые люди.

Более
века Сенная площадь была одним из самых антисанитарных мест Петербурга. Даже
городская управа вынуждена была признать, что «Сенная площадь и переулки, ее
окружающие… издают такую страшную вонь, которая буквально может довести
человека до обморока».

Реконструкция
площади началась в 1930-х годах и продолжалась в послевоенные годы. Рыночные
корпуса были разобраны, дома надстроены, а фасады их оформлены в
неоклассических формах. В 1963 году открылась станция метро «Площадь Мира»
(«Сенная площадь»).

К
Сенной примыкает двумя своими концами Таиров переулок. Здесь стоял дом Таирова,
превращенный в холерную больницу во время эпидемии 1831 года, где пострадали во
время холерных беспорядков доктора (летом 1831 года была разгромлена больница в
Таировом переулке, современный адрес: Садовая улица, 44). Причиной бунта
послужили слухи об отравлении врачами-немцами больных холерой. Этот переулок с
одной стороны сохранил и поныне черты старого Петербурга. Яркое описание его
жизни находим в «Преступлении и наказании».

«Он
и прежде проходил часто этим коротеньким переулком, делающим колено и ведущим к
площади в Садовую…

Тут
есть большой дом, весь под распивочными и прочими съестно-выпивательными
заведениями; из них поминутно выбегали женщины, одетые, как ходят «по
соседству» – простоволосые и в одних платьях».

По
Содовой мы вышли к каналу имени Грибоедова с его двумя мостами – Кокушкиным и
Вознесенским (они, наряду с Сенной площадью, являются действующими лицами в
романе).

Родион
Раскольников, в своих лихорадочных блужданиях по городу, любил останавливаться
на мостах и глядеть в воду. У него даже были излюбленные места.

«По
обыкновению своему, он, оставшись один, с двадцати шагов впал в глубокую
задумчивость. Взойдя на мост (Кокушкин), он остановился у перил и стал смотреть
на воду. А между тем над ним стояла Авдотья Романовна».

Современный
же Кокушкин мост сооружен в 1946 году по проекту инженера Б. Б. Левина и
архитектора Л. А. Носкова.

На
канал выходит окно безобразной комнаты Сони Мармеладовой, к которому подходил
Раскольников, взволнованный своим земным поклоном. И окна того дома, где было
совершено убийство, также выходили прямо на канал.

Дом,
в котором жила тихая Соня, был «трехэтажный, старый и зеленого цвета», фасад
его выходил прямо на канал.

На
углу Казначейской улицы, выходя своим фасадом на канал, поместился старый
каменный дом зеленого цвета, построенный, вероятно, в начале XIX века, таким образом, он и в эпоху
Достоевского был уже старый. Впечатление несколько портит казенных характер
здания – здесь долгое время находилось казначейство. Современный адрес «дома
Сони»: набережная канала имени Грибоедова (бывшего Екатерининского), 73.

Сравнительно
недалеко мы сможем найти и тот дом, который занимает такое значительное место в
романе, который Достоевский называет просто ТОТ ДОМ; я имею в виду дом, где
жила процентщица. Он находился, по вычислению Раскольникова, в 730-ти шагах от
его квартиры.

«С
замиранием сердца и нервной дрожью подошел он к преогромнейшему дому, и
выходившему одной стеной на канаву, а другою в –ю улицу».

С-й
переулок и К-н мост лежали на пути Раскольникова к дому старухи-процентщицы.
Сокращенные и зашифрованные топонимы открывают простор для версий и догадок.
Большинство исследователей сходятся на том, что дом Алены Ивановны мог стоять
на углу Средней Подьяческой и набережной Екатерининского канала. Этот массивный
дом действительно имеет два двора и две подворотни. Помните, Раскольников
приближается к дому старой процентщицы. «Идти ему было немного; он даже знал,
сколько шагов от его дома: ровно семьсот тридцать». И действительно, от дома
Раскольникова до дома старухи примерно 730 шагов, если идти кратчайшим путем:
Гражданская – Вознесенский мост – набережная канала Грибоедова – Средняя Подьяческая.

Следующий
наш маршрут: Столярный переулок. Раскольников жил в доме Шиля, в квартире № 14,
в С-м переулке, близ К-на моста, рядом с Сенной. Расшифровать эти инициалы
нетрудно: Столярный переулок, Кокушкин мост, тем более что мы имеем и
подтверждения в примечаниях А. Г. Достоевской.

Дом
Шиля действительно существовал. В нам жил сам Достоевский перед ссылкой. Дом
находится на углу Вознесенского проспекта и Малой Морской улицы. Он стоит там и
теперь. Это большой доходный дом в четыре этажа, если не считать подвального.
Он окрашен в бурый цвет. Почти лишен украшений. В подобном доме жил и
Раскольников, но Достоевский приурочил этот дом к другому месту. Подобных
домов, возникших в середине XIX века, в
Петербурге сохранилось много в таких небойких местах, как Столярный переулок
(ул. Пржевальского); у нас может окрепнуть надежда найти его.

Постараемся
теперь более точно определить положение искомого дома в переулке. Столярный
недлинен, и это облегчает задачу. Дом нужно искать сравнительно недалеко от
канала. Когда Раскольников повернул к Сенной, «до его квартиры оставалось всего
несколько шагов».

Если
перечесть маленькие намеки на местоположение дома в романе, то можно ответить
на поставленный вопрос. Дом, где жил Раскольников, находился с левой стороны
Столярного переулка, пройдя Казначейскую улицу. На углу Мещанской, по ту
сторону улицы, высится  старый пятиэтажный дом. Дом по типу очень напоминает
описанный дом Шиля. Единственным его украшением служат редкие скученные
наличники в третьем этаже. Двор – колодец, тесанный и давящий. У одной из
«черных лестниц» подобие стеклянной галереи; внизу под аркой – дворницкая.
Ворота дома, крыльцо, лестница – все это напоминает фигуру Раскольникова,
стремившегося вырваться отсюда в новую жизнь.

Именно
этот дом и принято считать домом Раскольникова, хотя неосновательно даже само
предположение, существовал ли этот дом на самом деле. Но только все его приметы
имеют удивительное сходство с домом, описанным в романе.

Знакомство
с этим домом лучше начать с текста «Преступления и наказания».

На
этом наша прогулка-экскурсия заканчивается, для того, чтобы взять в руки
какое-либо произведение Достоевского и вновь совершить маленькую экскурсию по
литературному Петербургу.

Петербургские адреса Ф. М. Достоевского.

Список литературы.

Анциферов
Н. П. Непостижимый город. СПб: Лениздат, 1991.

Бирон
В. С. Петербург Достоевского. Л.: товарищество «Свеча», 1990.

Васильева
И. М., Попова Н. И., Рыбалко Б. Н., Щукинская Р. С. Литературные музеи
Ленинграда. Л.: Лениздат, 1987.

Витязева
В. А., Кириков Б. М. Ленинград. Л.: Лениздат, 1986.

Канн
П. Я. Прогулки по Петербургу, СПб: «Палитра», 1994.

Раков
Ю. А. Петербург – город литературных героев. СПб: Химиздат, 2000.

Саруханян
Е. П. Достоевский в Петербурге. Л.: Лениздат, 1972.

Исследовательская работа по литературному
краеведению ученицы 11 Б класса Сутыриной Ирины

Ученическое научное общество гимназии №
343

г. Санкт-Петербург

2002 г.

Вступление.

Федор
Михайлович Достоевский – один из самых интересных для