Картинка к сочинению человек и среда в рассказах чехова
Мир чеховских рассказов
The author lists names of researchers of a prose genre in Tajik-Persian literature, naming Sirussi Shamiso, Husaini Razmju , Husaini Habiby, Mansuri Rastagora, Hudoi Sharifova, Nosirjona Salimova noticing also, that their estimations and results of researches have been generalized by the known Tajik literary critic, professor A. Sajfullaev in his monographies «Gulnazar’s poetry », «Hakim Karim», etc.
Ходжаева Мубина Джалоловна,-к.п.н., доцент кафедры русского языка ТГУПБП
МИР ЧЕХОВСКИХ РАССКАЗОВ
Антон Павлович Чехов (1860-1904), русский писатель, величайший прозаик и драматург, живший и работавший на стыке двух веков, впитал в себя лучшие образцы классической русской литературы и дополнил их истинным пониманием человеческой души. Именно это обстоятельство позволило ему оставить огромное наследие, в числе которого пьесы, рассказы и повести.
Чехов Антон Павлович начинал свою литературную деятельность как автор фельетонов и коротких юмористических рассказов (псевдоним — Антоша Чехонте и др.). Основные темы творчества — идейные искания интеллигенции, недовольство обывательским существованием одних, душевная «смиренность» перед пошлостью жизни других («Скучная история», 1889; «Дуэль», 1891; «Дом с мезонином», 1896; «Ионыч», 1898; «Дама с собачкой», 1899). В рассказах «Бабье царство» (1894), «Мужики» (1897), «В овраге» (1900) писатель показал дикость и жестокость деревенской жизни. Большой силы социального и художественного обобщения Чехов достиг в рассказах «Палата №6» (1892), «Человек в футляре» (1898). В пьесах «Чайка» (1896), «Дядя Ваня» (1897), «Три сестры» (1901), «Вишневый сад» (1904), поставленных на сцене Московского Художественного театра, создал особую, тревожную эмоциональную атмосферу предчувствия грядущего. Главный герой Чехова — рядовой человек со своими каждодневными делами и заботами.
В многочисленных рассказах Чехов обращается к исследованию души современного человека, испытывающего влияние разнообразных социальных, научных и философских идей: пессимизма («Огни», 1888), социального дарвинизма («Дуэль», 1891), радикального народничества («Рассказ неизвестного человека», 1893); решает волновавшие общество вопросы семейных отношений («Три года», «Супруга», «Ариадна», все 1895), аномальных явлений психики («Черный монах», 1894) и др.
Основой сюжетов становится не столкновение человека с грубой социальной средой, но внутренний конфликт его духовного мира: герои Чехова — «хмурые», скучные, живущие «в сумерках» люди, оказываются жизненно несостоятельными в силу собственной неспособности к творческой реализации, неумения преодолевать душевное отчуждение от других людей;
их несчастья не имеют фатальной предопределенности и не обусловлены исторически — они страдают по причине собственных житейских ошибок, дурных поступков, нравственной и умственной апатии.
Одновременно Чехов продолжает работу в драматическом жанре, пишет небольшие пьесы, «шутки», водевили («Свадьба», 1890), комедию «Леший» (1890).
В конце 1890-х — начале 1900-х гг. Чехов — признанный и популярный мастер: журналы ищут его участия, появление новых
произведений расценивается критикой как событие литературной жизни, споры вокруг них перерастают в общественно-политические дискуссии — о будущем русской деревни, о роли интеллигенции в обществе и т. д. В его творчестве возникают новые темы. Верный принципам «художественной объективности», Чехов создает мрачные картины оторванного от культуры крестьянского быта («Моя жизнь», 1896; «Мужики», 1897; «В овраге», 1900). Тема нравственной деградации и духовной опустошенности русской интеллигенции, ее неспособности к социальному и личному жизнеустройству поднимается в рассказе «Дом с мезонином» (1896), «маленькой трилогии» «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви» (1898). В то же время многие герои его последних произведений все сильнее испытывают «тоску по идеалу», переживают стремление к новой, лучшей жизни («По делам службы», 1898; «Архиерей», 1902; «Невеста», 1903). Чуждый моральному учительству, религиозной проповеди и социальному утопизму, Чехов не прописывает рецептов нравственного совершенствования, общественного переустройства или духовного преображения, но в томлениях и муках своих героев, в их неудовлетворенности бессмысленностью своего существования видит доказательства принципиальной возможности для человека устроить свою жизнь правдиво, достойно и радостно.
Вот, к примеру, “Крыжовник” – здесь автор показал истинное счастье человеческое и то, что нередко за него принимают. Иногда стремление к счастью превращается в фанатизм, но что такое фанатизм? Фанатизм – это тоже идея. Чехов в таких рассказах, как “Крыжовник”, “Ионыч”, “Скрипка Ротшильда” дает жизненные примеры фанатизма и навязчивой идеи.
Яков Бронза из рассказа “Скрипка Ротшильда” имел свою навязчивую идею видеть во всем убытки: “Например, в воскресенья и праздники грешно было работать, понедельник – тяжелый день, и, таким образом, в году набиралось около двухсот дней, когда поневоле приходилось сидеть сложа руки. А ведь это какой убыток!”. То есть он возможные, но не полученные доходы причислял к убыткам. Он так привык к своей ограниченной жизни, наполненной лишь накопительством и подсчетом убытков, что даже не замечал своей жены, с которой прожил более пятидесяти лет. Бронза не видел ничего вокруг, кроме того, что сулило ему прибыль. Он не помнил своей жизни, не помнил своей жены и событий, происходивших в их жизни, не помнил о том, что у них когда – то была дочка…Всё в его жизни затмила собой навязчивая идея. Он даже в самой жизни видел убыток:
“…от смерти будет только одна польза: не надо ни есть, ни пить, ни платить податей, ни обижать людей, а так как человек лежит в могилке не один год, а сотни, тысячи лет, то, если сосчитать, польза окажется громадная. От жизни человеку – убыток, а от смерти -польза”.(14)
В “Крыжовнике” показан уже просто откровенный фанатизм, где поселившаяся в человеке навязчивая идея убивает в нем все человеческое. Она полностью занимает его мысли, и жертва идеи уже ни о чем другом не может думать. Для такого одержимого уже нет никаких ценностей, кроме этой идеи. Так Николай Иванович, ограниченный в своей навязчивой идее, “жил скупо: недоедал,
недопивал, одевался Бог знает как, словно нищий, и всё копил и клал в банк. Страшно жадничал…” И всё это ради какого-то мнимого счастья! Потом этот герой женился всё с той же целью выгоды, женился без какого бы то ни было чувства, а только из-за денег. И как можно уже догадаться, женившись, он идеи своей не оставил и образа жизни своего не изменил. Жена в этом отношении на него не повлияла. “Он и с ней тоже жил скупо, держал впроголодь, а деньги её положил в банк на своё имя”.
Вот уже два рассказа А. П. Чехова проникнуты одной идеей, показывают одну страсть – страсть накопительства и жадности. И в то же время в “Крыжовнике” автор показывает неудержимое стремление человека к своей мечте, к своему счастью, к своей идее. Здесь низменные инстинкты перемешиваются с высокими чувствами, пусть даже эти “высокие чувства” направлены на материальные блага… Но вот что интересно: А. П. Чехов гениально проследил и подчеркнул в своих произведениях – и не только в “Крыжовнике” и “Ионыче” -обратную строну счастья, то, чем оно становится, когда цель оказывается достигнутой. Человек, достигший своего счастья, завершивший свою идею, опускается, или, в лучшем (для него) случае, умирает, так как стремиться ему больше некуда и не к чему, да и ни к чему. Так Николай Иванович, получив от жизни все, о чем мечтал, “постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, того и гляди, хрюкнет в одеяло”. Также и Старцев в рассказе “Ионыч” “пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову”.
Зато Яков Бронза, у которого всю жизнь не было никакой цели, кроме максимальной экономии и подсчета убытков, под конец своей жизни начал задумываться о прожитом. Для него наступила переоценка ценностей, он вспоминал прошедшую жизнь и “подсчитывал убытки”. Да, он не оставил своего мировоззрения и ко всем жизненным вопросам подходил с позиции подсчета убытков. И здесь он видит, что за своей скупостью он не разглядел жизни, он пропустил всю жизнь мимо себя: “жизнь прошла без пользы, без всякого удовольствия, пропала зря, ни за понюшку табаку; впереди уже ничего не осталось, а посмотреть назад – там ничего, кроме убытков, и таких страшных, что даже озноб берет”.
И сейчас, переосмысливая свою жизнь, он приходит к мысли о “невыгодности” плохих отношений, о невыгодности ссор и взаимных обид: “Зачем вообще люди мешают жить друг другу? Ведь от этого какие убытки! Какие страшные убытки! Если бы не было ненависти и злобы, люди имели бы друг от друга громадную пользу”.
Антон Павлович Чехов – величайший русский писатель, творчество которого и проблемы, которые поднимает он в своих произведениях, являются актуальными и в наши дни.
Бытие чеховских героев изначально материалистично: этот
материализм предопределен не убеждениями, а самой реальной жизнью.
А какой видел Чехов реальную жизнь конца века? Он пытался рассказывать маленькие непритязательные истории – и в его выборе был заложен своеобразный художественный принцип. Он описывал частную жизнь – именно это стало художественным открытием. Под его пером литература стала зеркалом минуты, имеющей значение лишь в жизни и судьбе одного конкретного человека. Чехов уходит от обобщений, видя в них неправду и неточность, обобщения претят его творческому методу. Жизнь каждого из персонажей самому автору представляется тайной, которую предстоит разгадывать не только ему, постороннему наблюдателю, повествователю, но и самому герою.
Жанр короткого рассказа позволил ему создать мозаичную картину современного мира. Персонажи Чехова образуют пеструю толпу, это люди разных судеб и разных профессий, их занимают различные проблемы- от мелких бытовых забот до серьезных философских вопросов. И жизнь каждого героя- особая, отдельная черточка русской жизни, в сумме же эти черты обозначают все глобальные проблемы России конца XIX века.
Итак, мы подходим к одному из определяющих свойств поэтики Чехова: об авторской позиции, а тем более о целостной концепции авторского мировоззрения нельзя судить по отдельным произведениям. И хотя Чехов так и не создал романа, о котором мечтал, и рассказы его практически не складываются в циклы, все его творческое наследие предстает перед нами органическим целым. И в этой целостности- ключ к пониманию Чехова. Лишь в контексте всего его творчества возможно глубоко осмыслить каждое конкретное произведение.
Какая же сила движет героем по этой цепи событий? Что является причиной того, что именно эти события образуют рисунок его жизни, а не какие-либо другие?
Прежде всего следует отказаться от идеи рока, принуждающего героя жить так, а не иначе; герой Чехова ни в коем случае не является гонимым какой бы то ни было внешней силой; иными словами, в судьбе героя Чехова нет ничего сентиментального.
В то же время эта судьба не является воплощением самоценной, самобытной идеи героя; он не является идеологом и протагонистом идеи, а его жизненный путь не является осуществлением прообраза правды жизни с
торжеством или трагедией в его исходе. Иными словами, в судьбе героя нет ничего романтического.
Итак, проработав ряд произведений, мы смогли составить достаточно чёткое представление о личности А.П.Чехова, его творчестве. Рассмотрев наиболее значимые, по нашему мнению, рассказы писателя, мы убедились в их гениальности и, безусловно, блестящем таланте самого автора. На отдельных примерах мы попытались очертить путь писателя, показать, как, глядя прямо в лицо жизни, Чехов утверждал веру в человека, в народ.
«Чехов!.. – говорил Л.Н.Толстой, – это Пушкин в прозе». Однако он считал при этом, что Чехову удалось создать «новые, совершенно новые (…) для всего мира формы писания…».
Чехов прожил сорок четыре года. В наше время сорокалетние числятся едва ли не в молодых и все ещё что-то обещают. Чехов же оставил огромное литературное наследие – множество рассказов и повестей, несколько больших пьес, несколько водевилей, научную книгу “Остров Сахалин”, несколько тысяч писем. Он оставил непрерывно растущую славу, множество мифов и опыт существования личности, прикоснувшись к которой, каждый из нас имеет возможность лучше понять смысл и цену собственных жизненных устремлений.
Прошло уже более века со дня смерти Чехова, а его произведения продолжают доставлять читателям художественное наслаждение; они вызывают смех и грусть, заставляют думать и чувствовать глубоко и правдиво, они учат, воспитывают. По многим рассказам Чехова созданы кинофильмы: «Злоумышленник», «Налим», «Человек в футляре», «Анна на шее», «Свадьба», «Дама с собачкой» и другие. Его пьесы не сходят со сцен театров многих стран, его книги издаются почти на всех языках мира. Чехов оказал большое влияние на дальнейшее развитие русской литературы. Освоение чеховских традиций сказалось в прозе И.А.Бунина и А.И.Куприна, в драматургии М.Горького. С именем Чехова связано новаторство Московского Художественного театра. Его творчество оказало большое влияние на многих писателей Европы, Америки, Азии.
Ключевые слова: Антон Павлович Чехов, исследование души, общественно-политические дискуссии, тема нравственной деградации, духовной опустошенности, мозаичная картина современного мира, вера в человека.
Key words: Anton Pavlovich Chekhov, soul research, political discussions, a theme of moral degradation, spiritual bankruptcy, a mosaic picture of the modern world, belief in the person. Список использованной литературы:
1. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. -М., 1979.
2. Бердников И. Чехов. -М.: ЖЗЛ, 1978.
3. Громов М.П. Книга о Чехове. -М., 1989.
4. Громов М. П. Чехов. -М., 1993.
5. Камянов В.И. Время против безвременья. Чехов и современность. -М., 1989.
6. Камчатский А.И., Смирнов А.А. А.П. Чехов: Проблемы поэтики.// www.textology.ru.
7. Куприн А.И. Памяти Чехова. / Чехов в воспоминаниях современников. -М., 1954.
8. Лакшин В.Я. Толстой и Чехов.- М.: Советский писатель, 1975.
9. Монахова О.П., Малхазова М.В. Русская литература XIX века. – М, 1955.
10. Русские писатели. Библиогр. слов. в 2 ч. Ч. 2. М – Я/Под ред. П.А.Николаева. -М., 1990., 446 с.
11. Скафтымов А. П. Нравственные искания русских писателей. М., 1972.
12. Собенников А.С. Чехов и христианство.// Вестник факультета филологии и журналистики ИГУ, 2001.
13. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. -М, 1977.
14. Чехов А.П.Рассказы. Повести. -М., 2002. – 480 с.
15. Чудаков А. П. Мир Чехова: возникновение и утверждение. -М., 1986.
Ходжаева М.Д.
Мир чеховских рассказов
Прошло уже более века со дня смерти Чехова, а его произведения продолжают доставлять читателям художественное наслаждение. Антон Павлович Чехов – величайший русский писатель, творчество которого и проблемы, которые поднимает он в своих произведениях, являются актуальными и в наши дни. Жанр короткого рассказа позволил ему создать мозаичную картину современного писателю мира. Автор статьи на основании анализа творческого наследия Чехова раскрывает многообразие тематики его рассказов, рассматривает целостную концепцию его мировоззрения, влияние чеховского наследия на дальнейшее развитие русской литературы.
Khodjaeva M.D.
The world of Chehov’s stories
The author emphasizes that though it has passed more than century after A. Chekov’s death, the readers still enjoy his works. Anton Pavlovich Chekhov is a greatest Russian literaturewhose creation and problems raised in his works are actual in our days.
The genre of the short stories have allowed him to create a modern mosaic picture of writer’s contemporary world. The author of article on the basis of the analysis of Chekhov’s creative heritage reveals variety of subjects of his stories, considers complete concept of his outlook, influence of Chekhov’s heritage to further promotion of Russian literature.
Каримбаева Ханифа Кахоровна,-
ст. преподаватель кафедры иностранных языков ПИТУТим. академикаМ.С. Осими
ОБЩЕУПОТРЕБИТЕЛЬНЫЕ СЛОВА В СОСТАВЕ ЛЕКСИКИ ТЕКСТОВ ПО ТЕХНОЛОГИИ ПРОИЗВОДСТВА КОНДИТЕРСКИХ ИЗДЕЛИЙ В РУССКОМ И ТАДЖИКСКОМ ЯЗЫКАХ
Основные требования, которые предъявляют к научному стилю -логичность, точность, объективность. Данный стиль обнаруживает универсальные стилевые черты, проявляющиеся в выборе лексических
Образы «футлярных» людей в рассказах а. чехова
В своем творчестве А. П. Чехов отображал все стороны современной ему действительности.
Чехов — общепризнанный мастер «малой формы». Его рассказы — подлинные шедевры. Их отличает небольшой объем, внешне незатейливый сюжет и глубина содержания.
Особое место в творчестве Чехова занимает «маленькая трилогия». Для рассказов, входящих в ее состав, характерна общность героев, внутренняя связь частей, особенная внутренняя философия.
В — некий гимназический учитель Беликов. Он весьма странен: даже в очень хорошую погоду ходит в галошах и с зонтиком, в теплом пальто на вате, носит темные очки, лицо прячет в поднятый воротник, уши закладывает ватой, ездит на извозчике с поднятым верхом.
Зонтик у него в чехле, часы и перочинный ножик тоже. Беликов преподает в гимназии греческий язык, древний и мало кому нужный. Это тоже для него своеобразный футляр, в котором он чувствует себя комфортно. А вот всего живого Беликов боится. Он весь находится во власти циркуляров и особенно почитает те, которые что-либо запрещают.
Дома Беликов не менее странен, чем вне его. Он носит халат и колпак, закрывает на окнах ставни, задвигает на них задвижки, строго соблюдает все посты и даже опасается заводить женскую прислугу — во избежание в отношении себя дурных подозрений. Его спальня — тоже своего рода футляр. У него кровать с пологом. Ложась в нее, Беликов укрывается с головой.
Всего, что нарушает устройство его жизни, Беликов боится. «Футлярный» образ мыслей расстраивает его едва не состоявшуюся женитьбу. Беликова смущает «странный образ мыслей» возможной невесты, Вареньки, и ее брата, Коваленко. Он много гуляет с Варенькой, часто заходит к ним в гости, но с предложением не торопится.
Однажды Беликов видит ее с братом, катающимися на велосипедах, что приводит его в оторопь: «…эта забава совершенно неприлична для воспитателя юношества», «женщина или девушка на велосипеде — это ужасно!». Он идет к Коваленко, ненавидящему его, между ними происходит неприятный разговор, в результате которого Коваленко спускает Беликова с лестницы.
Герой рассказа «Человек в футляре» — персонаж не только комичный, он ужасен. Ведь, руководствуясь девизом «как бы чего не вышло», он «держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет!». Весь город опасался Беликова.
«Футлярным» человеком в рассказе оказывается не только его главный герой, но и те, кто, боясь его, живет по его правилам. Да и рассказчик, Буркин,— тоже «человек в футляре». Он также трепещет перед Беликовым. Беликов умер, но «сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!».
Мечта героя рассказа «Крыжовник», Николая Ивановича, овладевшая им всецело, тоже своеобразный «футляр. Он покинул государственную службу, переселился из города в деревню, посвятив себя своей усадьбе, которая, «украшенная» крыжовником, и составляет предел его жизненных мечтаний и интересов.
Он долго не женится, все копит деньги. А когда наконец женится, то опять же преследует единственную цель — приобрести усадьбу с крыжовником. Ему неважно, что рядом с ним старая, некрасивая женщина, которую он совершенно не любит и единственное достоинство которой для него — наличие денег.
Безусловно, никакого счастья в их совместной жизни быть не могло. Николай Иваныч постоянно отказывает себе и жене во всем, экономя каждую копейку. Когда его жена умирает, он ничуть не горюет, главное — теперь у него достает денег на покупку заветной усадьбы.
Всецело посвятив свою жизнь выращиванию крыжовника, герой меняется внешне, он «постарел, располнел, обрюзг». Собрав первую тарелку крыжовника, кислого и невкусного, Николай Иваныч уже не может оценить его адекватно: он весь в своем «футляре» и глупо радуется тому, чему отдал всего себя. Так и не обретя в жизни подлинного смысла, Николай Иваныч умирает.
Герой рассказа «О любви», Алехин, подобно Николаю Иванычу, тоже ограничил свою жизнь усадьбой и заботами о ней. Алехин — человек интеллигентный, и «футляр» у него особенный. Герой неожиданно влюбляется. С первого взгляда и навсегда. С первой же встречи Анна Алексеевна производит на него неизгладимое впечатление, которое взаимно.
Идет время, Анна Алексеевна мучительно переживает свое положение. Она становится раздражительной, нервной, а нерешительность Алехина душит любовь. Его чувства по-настоящему раскрываются только тогда, когда становится совсем поздно. Алехин ничего не предпринял ни до того, как героиня решила уехать, ни после. И его поведение — своеобразная форма выражения идеи «футлярности».
Чехов утверждал, что «в человеке все должно быть прекрасно», что человек в любой жизненной ситуации должен оставаться человеком, не опутывать себя узами пошлости и духовной убогости, не ограничивать ими собственное существование. Об этом размышляет писатель и в «маленькой трилогии».
Реферат: мир чеховского рассказа – – банк рефератов, сочинений, докладов, курсовых и дипломных работ
Чехов
вышел на дорогу
творчества
в 80-е годы XIX
века; его предшественниками
и старшими
современниками
были Тургенев,
Гончаров,
Достоевский,
Толстой. С их
именами связан
быстрый рост
русской прозы,
расцвет русского
романа. Высоты,
достигнутые
Писателями-романистами,
служили тогда
мерой достижений
всей литературы.
Чехов
тоже писал
прозу; его талант
развивался
в русле ведущей
литературной
тенденции. Но
среди написанного
Чеховым нет
романов, нет
крупных по
объему произведений.
Область его
деятельности
— нероманные
жанры: повесть,
рассказ. Автор
«Палаты № 6» и
«Дамы с собачкой»
настойчиво
стремился к
краткости, к
сжатому, плотному
повествованию.
Конечно, краткость
сама по себе
отнюдь не безусловное
достоинство
и не всегда
«сестра таланта»;
похвала краткости
предполагает
умение немногими
словами сказать
о многом, насытить
скупую речь
богатым внутренним
содержанием.
Вот этим умением
как раз и обладал
Чехов. Потому
его малая проза
и встала в один
ряд с большими
романами,
ознаменовала
собой этап в
истории повествовательного
искусства.
Пробой
сил для Чехова
явилась юмористика;
он дебютировал
на страницах
тогдашних
юмористических
журналов (от
которых ведут
свою родословную
современные
издания типа
«Крокодила»).
Таким журналам
требовались,
в первую очередь,
рассказы-миниатюры,
рассказы-«сценки»,
рассчитанные
на мгновенный
комический
эффект. Чехов
учится извлекать
смех из хорошо
знакомых вещей,
ищет смешное
в обыденном,
в примелькавшемся.
Его юморески
подобны зарисовкам
с натуры, его
«сценки», говоря
сегодняшним
языком, будто
сняты скрытой
камерой. Случай
в театре («Смерть
чиновника»),
встреча на
вокзале («Толстый
и тонкий»), беседа
в вагоне поезда
(«Загадочная
натура»), разговор
за обеденным
столом («Торжество
победителя»)
— вот типичные
для Чехова-юмориста
ситуации. А
типичный чеховский
персонаж — это
человек из
толпы, один из
многих. Смех
он вызывает
не какими-то
странностями
или причудами,
а, наоборот,
своими в общем-то
заурядными
поступками.
Смешно, но, как
правило, не
анекдотично,
заставляет
смеяться, но
не изумляет,
не поражает.
Тем существеннее
вопрос: над чем
смеемся?
Бывает
так, что повод
для смеха дает
забавное
происшествие,
невинное
недоразумение,
как в рассказах
«Налим», «Лошадиная
фамилия»,
«Заблудшие».
Юмор здесь
близок к шутке,
к веселому
розыгрышу. Но
подобное у
Чехова наблюдается
не слишком
часто. Ядро
юмористики
образуют рассказы
другого рода
— не веселые,
а насмешливые,
и насмешка в
них — колючая,
ядовитая. Ей
присуща острота
злободневности.
Чехов
жил в обществе,
где существовала
лестница чинов
и званий, где
повсеместно
действовало
правило «чин
чина почитай»;
на том – держались
и общественный
порядок, и
общественные
отношения, не
только служебные,
но и зачастую
бытовые, семейные.
Идея социального
неравенства
формировала
обывательскую
мораль: российскому
обывателю с
детства внушали
необходимость
слушаться,
подчиняться,
заискивать,
льстить. В жилах
обывателя
текла, по словам
Чехова, «рабская
кровь». Это и
служило едва
ли не основным
объектом чеховского
смеха.
Чехов
исходил из
представления
об абсолютной
ценности
человеческого
достоинства,
и ничто в его
глазах не оправдывало
«отклонения
от нормы», т.
е. нравственно
ущербного,
недостойного
поведения.
Ничто — значит,
ни положение
человека, ни
уровень его
развития, ни
давление
обстоятельств.
В мире Чехова
ни для кого не
делается исключений:
со всех одинаковый
спрос.
Герой
многих рассказов
писателя —
неприметный,
«тонкий» чиновник,
принадлежащий,
по своему образу
жизни, к социальным
низам. Его удел
— быть в зависимости,
в вечном подчинении.
Чехов об этом
помнит, но не
об этом ведет
речь. При встрече
нижестоящего
с вышестоящим,
подчиненного
с начальником
(«Смерть чиновника»,
«Толстый и
тонкий», «Либерал»)
второй ведь
не принуждает
первого сгибать
спину — первый
сгибается
добровольно.
Вот главное:
добровольно.
Истоки самоунижения
остаются в
стороне, мы
видим только
сам факт, сам
поступок,
заслуживающий
осмеяния. И
Чехов нисколько
не смягчает
своего смеха
— не допускает
скидки на положение
«маленького
человека».
Или:
барин и гувернантка
(«Дочь Альбиона»).
Социальная
дистанция
между ними
бесспорна. Нет,
однако, нравственной
разницы: он
обнаруживает
первобытное
бесстыдство,
она — чопорную
терпимость,
и в результате
оба — одинаково
смехотворны.
Не
просто бесстыден,
а откровенно
агрессивен,
власть имущий
в рассказе
«Маска»: он без
стеснения хамит
и оскорбляет.
Но тем непригляднее
оскорбленные,
отвечающие
на хамство
лакейским
угодничеством,
опять же добровольным.
Не ослабевает
насмешка и
тогда, когда
хам пускает
в ход кулаки
— ибо его жертва
не страдает,
а блаженствует
(«Капитанский
мундир»). Портной,
получивший
затрещину от
заказчика, от
«его благородия»,
удовлетворенно
заключает:
«Сейчас видать
настоящих
господ!» Здесь
смех уже на
грани издевки…
Привычка
прислуживаться,
доведенная
до крайности,
может принять
и опасную форму;
так возникает
фигура добровольного
надзирателя
и доносчика
(«Унтер Пришибеев»).
Унтер действует
вопреки здравому
смыслу, он выглядит
посмешищем,
ходячей карикатурой,
но от его тупого
усердия исходит
реальное зло.
В Пришибееве,
как в кривом
зеркале, уродливо
отразилась
самая суть
полицейско-бюрократического
режима.
Явным
порокам, дурным
привычкам
сопутствуют,
как водится,
мелкие грешки,
и это тоже пища
для чеховского
юмора. Галерею
комических
лиц пополняют
учитель гимназии,
украсивший,
по случаю званого
обеда, свою
грудь чужой
наградой («Орден»)
и писарь, компенсирующий
свою униженность
посещением
сомнительного
заведения
(«Ворона»), и
еще компания
канцеляристов,
заменивших
игральные карты
фотографиями
сослуживцев
и согласовавших
правила игры
с табелью о
рангах («Винт»).
Убогие проделки
вполне удовлетворяют
амбиции расхрабрившегося
обывателя.
Кстати, учителю
дана значащая
фамилия — Пустяков.
Для своей эпохи
пустяковы были
не менее симптоматичны,
чем пришибеевы.
Чехов
вновь и вновь
возвращается
к занимающему
его предмету,
и каждый раз
находит в нем
новые черты
и черточки.
Писатель верен
себе, но не
повторяется;
различное в
едином — признак
подлинного
искусства.
Персонажи
чеховских
юморесок прочно
запоминаются,
а иные, вроде
Червякова или
Пришибеева,
вошли в основной
фонд нашего
духовного
опыта. При осмыслении
жизни, жизненных
процессов на
«сценки» Чехова
ссылаются не
менее охотно,
чем на романы
Достоевского,
Толстого. И не
случайно: в
«сценке» перед
нами — полнокровный
характер, завершенный
образ. Внешне
— зарисовка
с натуры, а по
сути — глубокое
художественное
обобщение. Тем,
собственно,
Чехов и отличается
от своих многочисленных
собратьев по
перу — от тех,
с кем он вместе
выступал на
страницах
юмористических
изданий. Имена
Лейкина, Билибина,
Мясницкого
сегодня известны
только узким
специалистам,
а ведь они были
писателями
небесталанными
и некогда
пользовались
популярностью.
Но, умея смешить,
они не умели
обобщать, не
умели говорить
с читателем
на языке
образов-характеров,
и потому их
сочинения не
выдержали
самого главного
испытания —
испытания
временем.
Чехов
начинал с юмора
и вместе с тем
не только с
юмора. В состав
его раннего
творчества
(1880—1887) входят и
рассказы
драматического
плана, причем
удельный вес
этих рассказов
год от года
возрастает.
Правда, резкой
черты между
драматическими
и юмористическими
произведениями
провести нельзя,
поскольку
первые норой
не свободны
от комизма, от
комических
моментов. И все
же черта ощущается,
и она существенна.
Быт
и будни для
Чехова не одноцветны,
и будничные
лица не однотипны.
Смешна надменно-равнодушная
«дочь Альбиона»,
но совсем другими
глазами мы
смотрим на
гувернантку
из рассказа
«Переполох»—
потому другими,
что она остро
реагирует на
нанесенное
ей оскорбление,
что она способна
обидеться и
возмутиться.
О ней сказано:
«чувствительная
девица», и ее
чувствительность
несколько
комична, однако
преобладает
в изображении
«девизы»
драматическое
начало. Это
тоже «маленький
человек», только
уже не. с «рабской
кровью».
Рядом
— рассказ о
«хористке»,
стоящей на
социальной
лестнице еще
ниже гувернантки.
И впечатление
она производит
жалкое: в присутствии
«благородно
одетой» дамы
—робеет, краснеет.
Знакомый нам
по юмору тип
поведения. Но
есть разница:
в минуту, когда
жалкую Пашу
хотят унизить,
она распрямляется
— она совершает
поступок, возвышающий
униженную над
ее унижением.
Пусть на одну
минуту, но возвышает.
И это дает Чехову
право писать
о ней в драматическом
тоне.
У
дамы «из порядочных»
свое горе: муж
растратил
казенные деньги,
семье угрожает
«позор и нищета».
Состояние ее
можно понять.
Но для Чехова
понять — не
значит простить.
По отношению
к «хористке»
дама допускает
бестактность,
бесцеремонность,
и это «отклонение»
от нормы поведения
так же нельзя
извинить ее
состоянием,
как угодничество
«тонкого»
чиновника —
его положением.
Чехов определенно
внушает нам
неприязнь к
человеку, достойному,
казалось бы,
сочувствия.
Еще
сложнее ситуация
в рассказе
«Враги». Перед
нами — двое
мужчин, каждый
из которых
по-своему несчастен:
у одного умер
единственный
сын, у другого
жена сбежала
с любовником.
Несчастья,
разные, и различны
сами мужчины,
различен их
облик, их манеры.
Один приятнее,
симпатичнее
другого. Но
суть не в этом,
а в том, что свое
горе заслоняет
для каждого
из них чужую
беду, и где, по
мысли Чехова,
должно было
возникнуть
взаимосближение,
там. вспыхивает
вражда. «Эгоизм
несчастных»—
все равно эгоизм,
и сколь бы тяжелым
ни было, это
зрелище, авторская
оценка его
недвусмысленно
отрицательна.
Вырабатывая
свои ценностные
ориентиры,
Чехов на одно
из главных мест
поставил понятие
воспитанности’.
Понятие это
вмещало в себя
многое. Одно
из писем молодого
Чехова, адресованное
брату (Николаю),
содержит развернутую
характеристику
«воспитанных
людей»: «Воспитанные
люди… уважают
человеческую
личность»,
«боятся лжи,
как огня», «не
суетны», «болеют
душой и от того,
чего не увидишь
простым глазом»,
они небезразличны
к мелочам —
«не могут уснуть
в одежде», «дышать
дрянным воздухом,
шагать по оплеванному
полу». Малое
тут неотделимо
от большого,
этика — от гигиены,
принципиальность
— от щепетильности.
В письме-декларации,
в котором Чехов
со всей очевидностью
формулирует
нравственную
норму, отчетливо
вырисовывается
и его автопортрет.
Из биографии
Чехова явствует,
что у него школе
писательства,
развитию
художественного
дара предшествует
и сопутствует
школа самовоспитания,
процесс внутреннего,
духовного
самоопределения.
Чеховская
требовательность
сполна оплачена
его личными
испытаниями
и обретениями.
Строгий суд
над своими
героями молодой
писатель вершил
в опоре на
собственный
жизненный,
человеческий
опыт. Он требовал
того, чего добился
сам.
Чехов
рос в семье
лавочника, где
царили грубые
нравы, где душу
ребенка отравляли
пошлыми, ханжескими
поучениями,
и для него воспитать
себя означало
преодолеть
воздействие
среды, уже
сделавшейся
регулятором
повседневного
поведения.
Нелегкая задача!
Понадобились
неимоверные
усилия, чтобы
«выдавить из
себя раба»,
чтобы всемерно
и ежечасно
поощряемое
«сознание
своего ничтожества»
вытеснить —
и бесповоротно
— «уважением
к человеческой
личности».
Именно эта
победа над
самим собой
явилась для
Чехова налогом
становления
и роста его
творческой
индивидуальности
и в немалой
степени предопределила
силу его смеха,
весомость
драматического
повествования.
Художественная деталь в рассказах а.п.чехова
Реферат
Тема
«Художественная
деталь в рассказах
А.П.Чехова»
Содержание:
I. Введение.
II. Основная часть:
1) Предметный
мир персонажа;
2) Деталь в
диалогах;
3) Деталь в
мыслях героев;
4) Деталь в
пейзаже.
III. Заключение.
IV. Список используемой
литературы.
I.Введение
А.П.Чехов не
только великий русский писатель
конца 19 века, но и тонкий психолог,
мастер подтекста, своеобразно сочетавший
юмор и лиризм. За два месяца до смерти
Чехова В. Э. Мейерхольд писал ему: «Вы
несравнимы в вашем великом творчестве.
Когда читаешь пьесы иностранных
авторов, вы стоите оригинальностью
своей особняком. И в драме
Западу придется учиться у вас»
1.
Так и вышло.
Театральный язык Чехова был нов,
непривычен; его критиковали, ему
сопротивлялись. Но остановить его
воздействие на драматургию, на мировую
сцену было нельзя — он неуклонно
ее завоевывал. Теперь влияние это
общепризнанно; Чехова называют Шекспиром
двадцатого века.
Антон Павлович
умел выделить существенную деталь, важную
для характеристики персонажа или
предмета. Деталь, в том числе
и повторяющуюся, используют почти
все писатели. Ведь это служит безотказным
и целенаправленным средством характеристики
человека. Все без исключения подробности
имеют характерологическую и
социальную значимость.
Этот принцип
изображения внешнего окружения
человека лучше всего можно охарактеризовать
словами И. Тэна: «Под внешним человеком
скрывается внутренний, и первый проявляет
лишь второго. Вы рассматриваете его
дом, его мебель, его платье — все
это для того,
чтобы найти
следы его привычек, вкусов, его
глупости или ума <…>
Все эти внешние
признаки являются дорогами, пересекающимися
в
______________________________
1«Литературное
наследство», т. 68. «Чехов». М., Изд-во АН
СССР,
1960, стр. 448.
одном центре, и
вы направляетесь по ним только для
того, чтобы достигнуть до этого
центра». 1
Данный метод
присущ литературе самых разных направлений.
Однако у Чехова он встречается значительно
чаще, чем у кого-либо, многие рассказы
на деталях и построены. Одной
деталью Чехов может наметить
фон повествования, раскрыть сущность
человеческого характера, передать
индивидуальность речи героя, добиться
художественной конкретизации.
Меня заинтересовало
своеобразие чеховского стиля, поэтому
я решила более подробно изучить
художественные детали его рассказов.
Цель работы:
познакомиться с творчеством писателя,
выделить в его произведениях наиболее
яркие художественные детали. Для этого
необходимо решение следующих задач:
ѕ перечитать
рассказы А.П. Чехова;
ѕ
определить детали, которые играют наиболее
важную роль в данных рассказах;
ѕ определить смысл
деталей;
ѕ указать их
роль в произведении.
___________________________________
1И. Тэн. «
О методе критики и об истории литературы».
СПб., 1896, стр. 9.
II.1) Предметный
мир персонажа
В годы литературной
работы Чехова освоение способа обращения
с деталями стало обязательным этапом
литературной учебы всякого начинающего
писателя. Этот способ казался неотъемлемым
свойством «литературности». Он уже
спустился в малую литературу,
стал достоянием газетных романов с
продолжениями, бытовых очерков, сценок
и прочих жанров юмористических и
иллюстрированных журналов 70–80-х годов.
Ранний Чехов
частично усвоил этот урок, преподанный
литературной традицией целого века;
особенно это проявилось в его
больших вещах начала 80-х годов
— таких, как «Цветы запоздалые», «Живой
товар», «Ненужная победа», «Драма на
охоте». Сохранился он в какой-то степени
и в более поздних повестях
— «Степь», «Скучная история», «Палата
№ 6».
Но в этих
зрелых вещах Чехова, как и в
других его произведениях конца
80-х — начала 90-х годов, традиционный
способ использования предмета уже
сочетается со способами совершенно
иными.
В «Палате №
6» дана развернутая характеристика
Ивана Дмитрича Громова. Она занимает
целую главу.
«Он никогда, даже
в молодые студенческие годы не производил
впечатления здорового. Всегда он был
бледен, худ, подвержен простуде, мало
ел, дурно спал. <…> Говорил он
тенором, громко, горячо и не иначе,
как негодуя и возмущаясь, или
с восторгом и с удивлением,
и всегда искренно».
Далее сообщается
о содержании его речей, его образованности,
об отношении к нему в городе.
Заканчивается глава так: «Читал
он очень много. Бывало, все сидит
в клубе, нервно теребит бородку
и перелистывает журналы и
книги, и по лицу его видно, что
он не читает, а глотает, едва успев
разжевать. Надо думать, что чтение
было одною из его болезненных
привычек, так как он с одинаковою
жадностью набрасывался на все, что
попадало ему под руки, даже на прошлогодние
газеты и календари. Дома
у себя читал он всегда
лежа».1
Каждая новая
фраза, каждая новая подробность
проясняет перед читателем личность
героя. За исключением последней
фразы.
Что, действительно,
добавляет она к представлению
о духовном облике героя? На какую
сторону его характера указывает?
Что за звено вплетается ею в обдуманно
связанную цепочку характерологических
подробностей?
Эта деталь будто
бы необязательна, и кажется, что
убери ее — и фабульно-характеристическая
цепь останется невредимой, наше представление
о герое не изменится, хотя явно нарушится
некое, еще не уясненное, непривычное
для литературной традиции равновесие.
Но, на самом деле, она играет немаловажную
роль, указывая на лень героя.
______________________
1 Чехов А.П.
«Повести и рассказы», куйбышевское изд.
1984г., рассказ
«Палата № 6»
Еще один пример
из этой же повести. Речь идет о другом
герое — Андрее Ефимыче Рагине.
«Жизнь его
проходит так. Обыкновенно он встает
утром, часов в восемь, одевается
и пьет чай. Потом садится у
себя в кабинете читать или идет
в больницу <…> Андрей Ефимыч, придя
домой, немедленно садится в кабинете
за стол и начинает читать <…> Чтение
всякий раз продолжается без перерыва
по нескольку часов и его не
утомляет. Читает он не так быстро и
порывисто, как когда-то читал Иван
Дмитрич, а медленно, с проникновением,
часто останавливаясь на местах, которые
ему нравятся или непонятны. Около
книги всегда стоит графинчик
с водкой и лежит соленый огурец
или моченое яблоко прямо
на сукне, без тарелки».
Какая художественная
надобность вызвала к жизни эту
неожиданную подробность, непомерно
разрастающуюся — благодаря своей
живописной единственности — на общем
фоне чисто логических рассуждений,
фоне, лишенном до сей поры всякой картинности?
При внимательном
подходе ясно, что эта деталь призвана
символизировать некую черту
личности героя — его неряшливость,
например.
Другой пример.
«Ветеринар уехал вместе с полком,
уехал навсегда, так как полк перевели
куда-то очень далеко, чуть ли не в
Сибирь. И Оленька осталась одна.
Теперь она
была уже совершенно одна. Отец давно
уже умер, и кресло его валялось
на чердаке, запыленное, без
одной ножки».1
Ветеринар уехал,
отец умер. Все сведения существенны,
все нужны для того, чтобы полнее
воспроизвести одиночество Оленьки.
И даже кресло отца, которое теперь
валяется на чердаке, в известном
смысле служит тем же целям. Повествование
о том, что оно без одной
ножки усиливает ощущения о состоянии
Оленьки.
Неожиданная живописность
этой детали, несомненно, сродни сообщению
об огурце и моченом яблоке «на
сукне, без тарелки» в «Палате
№ 6».
И постоянно
мы встречаем у Чехова такие — как
правило, очень мелкие — детали обстановки,
черты внешности, цель и смысл
которых усиливают понимание
содержания рассказа.
В рассказе Чехова
«Неприятность» тяжелые мысли доктора,
после того как он ударил фельдшера,
сопровождаются такими предметными
картинами:
«…думал он,
садясь у открытого окна и глядя
на уток с утятами. <…> Один утенок
подобрал на дороге какую-то кишку, подавился
и поднял
тревожный писк;
другой подбежал к нему, вытащил
у него изо рта кишку и тоже
подавился. <…> Далеко около забора
бродила кухарка Дарья…»1
____________________________
1 Чехов А.П.
«Повести и рассказы», куйбышевское изд.
1984г., рассказ «Душечка».
С точки зрения
целенаправленного изображения
такие «перебивы» не нужны. Мало того,
они — с этой точки зрения — только
мешают, отвлекают в сторону. Игривая
сценка с утятами, разросшаяся до размеров
внефабульного эпизода, как будто явно
разрушает общее, отнюдь не шутливое, настроение
рассказа. В повествовании Чехова она
полноправна.
II.2) Деталь
в диалогах
Диалоги у Чехова
гораздо обильнее снабжаются предметными
подробностями. Его герои не могут
воспарить над вещностью и
вести диалог поверх барьеров. Повествователь
Чехова непременно обратит внимание
и на скатерть в трактире, и на
физиономию полового, и на то, как
топорщатся воротнички у одного из
собеседников. Человек Чехова не может
быть отъединен от собственной телесной
оболочки и вещного окружения
ни во время бытового разговора, ни
в момент философского спора.
В дочеховской
литературной традиции описание тяготеет
к возможно большей целесообразности
любой мелочи. Каждая такая мелочь
стремится одновременно и сигнализировать
о виде ситуации и охарактеризовать
героя. Знак ситуации тяготеет к характеристичности.
У Чехова он тяготеет
к обратному полюсу — случайной,
нехарактеристической детали, не имеющей
прямого отношения к герою
или сцене.
После натуральной
школы роль бытового фона в коммуникативной
сцене возросла чрезвычайно. И все
же это именно фон, придающий действию
локальный колорит и подчеркивающий
нужные смысловые акценты. Это плоский
театральный задник, который не может
быть «вдвинут» в диалог и участвовать
в нем на равных правах с персонажами.’
У Чехова мир
вещей — не фон, не периферия сцены.
Он уравнен в правах с персонажами,
на него так же направлен свет авторского
внимания. Разговор двух людей не освобожден
от окружающих предметов, даже когда
он — на гребне фабулы.
Так, это неизбежное
«присутствие» вещей формирует,
например, поэтику любовных сцен — ситуаций,
несомненно, фабульно острых у каждого
писателя.
______________________________
1 Чехов А.П.
«Рассказы. Сценки. Повести», изд. «Советская
Россия» 1978г., рассказ «Неприятность».
Придя для решительного
объяснения, герой «Учителя словесности»
застает свою Манюсю с куском синей
материи в руках. Объясняясь в
любви, он «одною рукой держал ее за
руку, а другою — за синюю материю».
Сцена с поцелуем
в «Ионыче» не освобождена от «неподходящих»
сопутствующих подробностей — например,
от городового, который «около освещенного
подъезда клуба» кричит «отвратительным
голосом» на кучера: «Чего стал, ворона?
Проезжай дальше!»
Когда Полознев
в первый раз поцеловал Машу Должикову
1 , он «при этом оцарапал себе щеку
до крови булавкой, которою была приколота
ее шапка».
Сцена, фабульно
существенная, у многих писателей
знает, может быть, еще более мелкие
подробности. Но они мотивированы. В
прозе Чехова их присутствие не «оправдано»
задачами ситуации — они не движут к результату
диалог или сцену; они даже не усиливают
и не ослабляют тех смыслов, которые заложены
в слове героя.
II.3) Деталь
в мыслях героев
Диалог, массовая
сцена — коммуникация вообще — часть
текста, по самому своему содержанию наиболее
детализированная, больше всего связанная
с миром вещей.
Но какова роль
предметов в частях текста, непосредственно
с миром вещей не связанных? Таковым
является текст, изображающий мысль, то
есть жизнь духа в ее чистом виде.
У Чехова внимание
повествователя равно распределяется
между жизнью духа и той вещной
обстановкой, в которой она протекает.
В «Палате №
6» седьмая глава целиком посвящена
философским размышлениям доктора.
«О, зачем человек не. бессмертен?
— думает он. — Зачем мозговые центры
и извилины, зачем зрение, речь, самочувствие,
гений, если всему этому суждено
уйти в почву <…>? Обмен веществ!
Но какая трусость утешать себя этим
суррогатом бессмертия! Бессознательные
процессы, происходящие в природе…
» и тому подобное. Глава эта —
центральная в смысловой структуре
повести. Здесь нет других событий.
«Тишина вечера и потом ночи не
нарушается ни одним звуком и
