Органы правосудия и юстиции в годы Великой Отечественной войны – Особенности формирования и функционирования органов правосудия и юстиции в СССР в годы Великой отечественной Войны

История суда военного времени по своей исторической тематике раскрывает два сюжета, говорящих о военном суде на фронте и советском народном суде в тылу. Каждый из этих двух сюжетов показывает наличие двух периодов, касающихся истории Советского государства и права, суда и процесса. Первый период датируется 1941-1942 гг., а второй период — 1943-1945 гг. В обозначенных периодах выявляются историко-правовые сюжеты о судебных делах, касающихся не столько гражданских тяжб, сколько преступлений, совершенных в условиях военного времени.

Суд и процесс с начала войны в 1941-1942 гг. С началом войны, уже в 1941-1942 гг., произошли значительные изменения в судоустройстве, в материальном и процессуальном праве. Кардинальность данных изменений была вызвана чрезвычайными условиями, с которыми неожиданно столкнулась наша страна, мирная жизнь которой была прервана вероломным фашистским вторжением. Советский суд, как народный, так и военный (при всем сказанном о нем в предыдущем разделе), также подчинялся законам мирного времени, и внезапность войны коснулась его не в меньшей степени, чем других звеньев государственного механизма и общественных отношений.

В первый же день войны в соответствии с Указами Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г. «О военном положении» и «Об утверждении Положения о военных трибуналах в местностях, объявленных на военном положении в районах военных действий» учреждались военные трибуналы в местностях, объявленных на военном положении, и в районах военных действий. В период войны действовали военные трибуналы Красной армии и ВМФ, войск НКВД, железнодорожного и водного транспорта. Суды общей юрисдикции на прифронтовых территориях преобразовывались в военные трибуналы, так же как и в городах (например, в Москве) в период нахождения на осадном положении. По постановлению Военного совета Западного фронта с 25 октября 1941 г.

Почти все судебные органы Москвы были преобразованы в военные трибуналы. На основе структуры Московского городского суда и народных судов был создан единый Московский военный трибунал с постоянными выездными судебными сессиями в районах из трех судей, которые могли оперативно рассматривать дела в сложившихся чрезвычайных условиях. Надзор за выездными сессиями был возложен на военный трибунал Московского военного округа. Но наряду с военными трибуналами сохраняли по одному участку народного суда. Практика преобразования судов в трибуналы сохранялась до 1942-1943 гг. и в других прифронтовых территориях по приведенному здесь примеру.

Военные трибуналы получали широкие полномочия. В их компетенции находились преступления, совершенные не только военнослужащими, но и гражданским населением в прифронтовых районах, если в составе преступлений фигурировали нарушение общественного порядка, хищения, уклонение от воинской службы, повинностей и др. Штаты судов комплектовались как из военно-юридического состава армии, так и из военнообязанных народных судей.

В 1941-1942 гг. дела рассматривались тремя военными судьями, а с 1942 г. и до конца войны в состав трибуналов были введены и два народных заседателя, выделявшихся политическими партийными органами и военным командованием фронта.

В случае объявления осадного положения в местности или в городе гражданские суды и органы прокуратуры переводились на положение военных судов и трибуналов в соответствии с решением Государственного комитета обороны СССР от 20 октября 1941 г. в связи с объявлением в Москве осадного положения. Повсеместно суды на транспорте переводились в военные трибуналы на транспорте, а 9 мая 1943 г. на железнодорожном транспорте было введено военное положение, и трибуналы стали судить по законам военного времени. Постепенно в 1943 г. аналогичные меры распространились на весь водный транспорт.

Значительно расширилась подсудность дел военным трибуналам. Они рассматривали дела, наиболее опасные для общества и государства в условиях войны, в том числе о государственных преступлениях, таких как разглашение военной и государственной тайны, о преступлениях против социалистической собственности, о преступлениях, совершенных военнослужащими, об уклонении от службы, о разбое, об убийствах, о хранении, ношении, хищении оружия, о сопротивлении или неподчинении властям, в некоторых случаях даже о хулиганстве и других менее общественно опасных деяниях. Кроме уголовных дел, военные трибуналы рассматривали в ходе уголовного судопроизводства и гражданские иски.

В связи с военным положением к подсудности военного суда были отнесены и дела о правонарушениях за паникерство, распространение лживых слухов, преступлениях, совершенных лицами, находившимися в ополчении, в истребительных батальонах, а также партийными, советскими и хозяйственными руководителями за нарушение мобилизационных планов и эвакуации, всеми трудящимися за нарушения трудовой дисциплины, отнесенные теперь к преступлению, что видно, например, из актов от 6 июля, 14 августа и 20 октября 1941 г. В частности, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1941 г. устанавливалась ответственность в виде тюремного заключения на срок от двух до пяти лет за распространение слухов, возбуждающих тревогу и панику среди мирного населения. В общем, названный Указ, как и ряд подобных актов, исходил из того, что слухи, возбуждающие у населения тревогу и панику, равнозначны по опасности антисоветской агитации и пропаганде, поэтому при их применении в судах исходили из особой общественной опасности подобных деяний. При принятии судебных решений нужно было исходить из того, что данное преступление, совершенное из-за злого умысла или предательства, требует более тяжкого наказания, нежели пятилетний срок лишения свободы.

В соответствии с Положением о военных трибуналах от 22 июня 1941 г. должность обвиняемого была подсудна различным звеньям военного суда. Рядовой и низший командный состав был подсуден дивизионным военным трибуналам, средний командный состав — военным трибуналам при корпусах, а высший командный состав соответственно занимаемой должности — военным трибуналам при армиях и фронтах. В качестве надзорной инстанции над трибуналами определялись Военная коллегия, Военно-железнодорожная, Военно-воднотранспортная коллегии Верховного Суда СССР. Надзор над нижестоящими трибуналами осуществляли вышестоящие трибуналы корпусов, армий, округов, фронтов. Высшими надзорными функциями обладал Верховный Суд СССР. Организационное руководство всей системой было возложено на Народный комиссариат юстиции СССР, ускоренно создавались и военные прокуратуры. Таким образом, в советской судебной системе военного времени выделяются военные трибуналы Красной армии, Военно-Морского флота, войск НКВД, трибуналы на железнодорожном и водном транспорте, а также трибуналы на прифронтовых территориях. Во главе судебной иерархии оставался Верховный Суд СССР, который выступал в качестве первой инстанции по наиболее важным уголовным делам, а также в качестве кассационной инстанции по делам трибуналов, выносивших смертные приговоры, либо надзорной инстанции по делам трибуналов, действовавших в частях действующей армии, флота и на прифронтовых территориях.

Военные трибуналы по аналогии с советской судебной системой и в соответствии с Конституцией 1936 г., как видно из приведенного обзора, обладали трехзвенной системой, состоявшей из военных трибуналов армий, корпусов, иных воинских соединений и военных учреждений, военных трибуналов фронта, округа, флота, Военной коллегии Верховного Суда СССР.

Судебное управление военными комиссариатами осуществлялось Управлением военными трибуналами при Народном комиссариате юстиции СССР. В самом Комиссариате юстиции в 1944 г. стали действовать специальные управления военными трибуналами в действующей армии и на флоте, на железнодорожном и водном транспорте, в НКВД.

Деятельность управлений при Наркомюсте СССР была разнообразна, они осуществляли ревизии, ведали организацией и комплектацией трибуналов, решали иные кадровые вопросы, занимались законотворчеством, принимали меры, направленные на улучшение деятельности военного суда. Наркомюст СССР совместно с Прокурором СССР, Верховным Судом СССР выступали с разъяснениями по вопросам применения судебной практики, например с разъяснениями в 1943 г. об организации работы транспортных судов и особой ответственности должностных лиц за преступления, совершенные на транспорте.

По Положению о военных трибуналах от 22 июня 1941 г. и Указу Верховного Совета СССР от 13 июля 1941 г. «О предоставлении военным советам и командирам права утверждения приговоров трибуналов к высшей мере наказания» в военных трибуналах устанавливался ускоренный и упрощенный порядок рассмотрения дел с ограничением процессуальных гарантий подсудимого. Большинство дел рассматривалось в закрытом судебном заседании, что было связано с охраной военной тайны. По прошествии 24 часов после вручения обвинительного заключения дело подлежало рассмотрению военным трибуналом в составе трех военных судей, а с 27 июня 1942 г. (в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР) народными заседателями из состава политорганов и командования.

Следует отметить, что в годы войны существовала и получала все более широкое распространение практика отсрочки исполнения наказаний. Многие осужденные получали возможность искупить свою вину в бою, на фронте. Данная практика отсрочки исполнения наказания применялась не только в практике военных судов, где с 1941 по 1942 г. указанная судебная практика стала распространяться, а с 1943 г. и до конца войны стала практически повсеместна, если речь шла о малозначительных преступлениях или нарушениях устава. Названная практика получила широкое распространение и в тылу, где с начала войны осужденные за малозначимые преступления просились на фронт. Их заявления, рассматривались, как правило, положительно. Практика отсрочки исполнения приговоров суда и снятие судимости за доблесть и героизм, проявленные в бою, основывались не столько на военной редакции соответствующей статьи УК РСФСР 1926 г., сколько на Приказе Народного комиссара обороны от 4 октября 1941 г. № 0391 «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями». Данный Приказ напоминал судам, что советский уголовный закон нацелен на воспитание, а не на репрессии, поэтому предоставление возможности человеку проявить себя в бою рассматривалось как гуманный подход советского правосудия, как воспитательная мера. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 11 августа 1941 г. «О предоставлении военным прокурорам и председателям военных трибуналов фронтов и флотов права опротестования приговоров и определений военных трибуналов» показывает развитие данной практики отсрочки исполнения наказания и предоставления возможности снятия судимости. Используя названный Приказ, а затем Указ, прокуроры и председатели трибуналов высшей инстанции пересматривали до трети решений и определений судов низшей инстанции, не только исправляя ошибки, но и заменяя репрессивные меры воспитательными. Согласно статистике отсрочка военными трибуналами исполнения наказания касалась каждого второго случая осуждения военнослужащих, снижение смертной казни прослеживается от 35% в 1941 г. до 5% в 1945 г., что к уже показанным 30% пересмотра дел в надзорном порядке говорит об общей тенденции перехода от репрессий к воспитанию через отправку на фронт или перевод из обычных частей в штрафные батальоны. Тема 14. Суд и процесс в СССР в годы Великой Отечественной войны

Аналогичной экстраординарной и крайне чрезвычайной мерой является Приказ Народного комиссара обороны (НКО) И. В. Сталина от 28 июля 1942 г. №227. В истории военного суда его комментируют либо с точки зрения военной необходимости, либо с позиции неадекватной сталинской ярости на вынужденное отступление Красной армии летом 1942 г. Впрочем, нужно отметить, что и до выхода данного приказа применялись чрезвычайные меры, которые основывались на циркуляре Главного военного прокурора от 6 января 1942 г., где требовалось, чтобы в сложной оперативной обстановке время от момента обнаружения преступления до вынесения приговора исчислялось несколькими часами, а не сутками, что видно из вышеприведенных примеров. 11 октября 1942 г. Государственный комитет обороны принял постановление, также носившее чрезвычайный характер. В нем устанавливалась ответственность за дезертирство и сопутствующие ему преступления, такие как бандитизм, повстанческая деятельность. В отношении лиц, привлекавшихся за совершение данных (и аналогичных) преступлений, а также за укрывательство дезертиров (т.е. пособничество им), в соответствии со ст. 58 УК РСФСР допускалось даже заочное рассмотрение дела и вынесение приговора.

На основании названных циркуляра и Приказа действия командиров и комиссаров, самовольно отступивших или давших приказ к отступлению, квалифицировались военными трибуналами по ст. 58 УК РСФСР — измена Родине. Данный Приказ должен был на практике исполняться без применения сложных процессуальных норм, а военные трибуналы должны были провести расследование по соответствующим делам в течение 48 часов (как говорилось ранее, если в течение 72 часов из вышестоящей инстанции не поступало иного распоряжения, приговор приводился в исполнение). Таким образом, Приказ должен был применяться по решению суда, хотя и в упрощенном порядке, а приводиться в исполнение сообразно военным реалиям, т.е. немедленно, с соблюдением указанных выше процессуальных мер. На практике, исходя из фронтовых реалий, командованием применялись заградительные батальоны, которые даже без упрощенного следствия и суда расстреливали отступавших красноармейцев. Следует отметить, что данные процессуальные меры касались только случаев, когда выносился смертный приговор.

В соответствии с названными Положением и Указом 1941 г. приговоры, вынесенные на прифронтовых территориях или в местностях, объявленных на военном положении, обжалованию в кассационном порядке не подлежали и могли быть отменены лишь в надзорном порядке Военной коллегией Верховного Суда СССР, военными трибуналами округов, фронтов, флотов. Во избежание судебных ошибок, особенно при вынесении смертного приговора, соответствующий трибунал сообщал о приговоре в высшую инстанцию. Кроме того, военные советы или командующие флотами, армиями, фронтами могли приостановить приговор соответствующего трибунала и сообщить собственное мнение по данному делу в высшую инстанцию — Военную коллегию Верховного Суда СССР, а также Главному военному прокурору Красной армии или Главному прокурору Военно-Морского флота СССР. Если по истечении 72 часов после получения телеграммы высшей инстанцией от нее не поступал ответ, смертный приговор приводился в исполнение. В исключительных случаях на прифронтовых территориях допускалось и немедленное приведение приговора в действие. Но такие исключения становились правилом, и 14 января 1943 г. специальная директива Наркомюста и Прокурора СССР обратила внимание трибуналов на недопустимость такой практики исполнения судебных решений. Остальные приговоры трибунала, не связанные с вынесением смертных приговоров, приводились в исполнение немедленно на основании действующего законодательства 1941-1943 гг. и вступали в законную силу немедленно, с момента вынесения приговора, и тотчас приводились в исполнение.

В чрезвычайных условиях войны мера наказания за многие преступления ужесточалась. Так, за призывы к нарушению общественного порядка вводилась смертная казнь на месте преступления. При этом следственные и судебные действия упрощались. В 1941 г. практика упрощенного применения наказания, вплоть до расстрела на месте преступления не только на фронте, но и в тылу, применялась за паникерство, умышленное распространение лживых слухов, а также по отношению к диверсантам, шпионам, пойманным на месте преступления, за мародерство военнослужащими и разбой, совершенный штатскими лицами, и другие преступления в прифронтовых областях, в городах, бывших на осадном положении. По мере того как ухудшалось положение с продовольственным обеспечением, в 1942 г. усилилась борьба с такими преступлениями, как кража продуктов и спекуляция. На фронте, особенно в тяжелое время оборонительных боев в начальный период войны, практика наказаний без суда и следствия применялась чаще. Решения на свой риск и под свою ответственность принимали оказавшиеся в окружении или в котле офицеры, в соответствии с уставом. Часто показательные наказания совершались в назидание другим лицам. Судам дозволялось самостоятельно налагать наказание на срок свыше двух лет или даже до десяти лет лишения свободы, если «действие по своему характеру не влечет за собой по закону более тяжкого наказания», как видно из рассмотренных выше актов от 6 июля 1941 г. и от 15 ноября 1943 г., за распространение лживых слухов, возбуждавших тревогу и панику среди мирного населения, а также за разглашение военной тайны и утрату секретных документов. Уместно напомнить, что еще на основании первых актов военного времени, датированных 22 июня 1941 г., судам надлежало «вести активную борьбу с дезорганизаторами фронта, нарушителями дисциплины, с разгильдяйством и халатностью». Таким образом, суды, особенно трибуналы, должны были способствовать поддержанию порядка и дисциплины. В общем, особенностью трибуналов в годы войны была их широкая подсудность, они рассматривали и дела, которые должны были рассматривать по роду своей деятельности, т. е. связанные с преступлениями военнослужащих, но вынуждены были рассматривать и другие дела, если правонарушение произошло на прифронтовой территории, например о хулиганстве, нарушении трудовой дисциплины и т.д.

Как видно из исторического обзора уголовного законодательства 1941-1942 гг., наибольшее изменение претерпели статьи о контрреволюционных, военных преступлениях, преступлениях против порядка управления, должностных преступлениях, а также совершенных из посягательства на советскую собственность. Преступления против личности и имущества граждан в меньшей степени заботили власть, поэтому в уголовном законе наказания за них почти не претерпели изменения (за исключением преступлений против детства и материнства). В отношении личной собственности граждан государство без решения суда вынужденно производило временное изъятие некоторых объектов права. Например, Красная армия остро нуждалась в конной тяге, подводах, средствах наведения переправ, поэтому государство вынуждено было проводить реквизиции. Население в общем с пониманием относилось к подобным мерам. Более того, в условиях всеобщего патриотического подъема граждане и организации добровольно и безвозмездно сдавали в Фонд обороны денежные средства, материальные ценности, личный транспорт, вещи, необходимые Красной армии для защиты страны от агрессора. В общем же, советское трудовое, гражданское, семейное право претерпело менее значительные изменения, чем уголовное право.

Следует также отметить, что нормы советского права распространялись и на территорию, временно оккупированную врагом. В этой части страны сделки гражданско-правового характера, противоречащие отечественным законам, не признавались, за уголовные преступления после изгнания захватчиков предусматривались санкции в соответствии с советскими законами. Советскому правосудию еще недоступны были предатели-полицаи, палачи, перешедшие на сторону оккупантов, участвовавшие в массовых расправах над населением. Но в отношении немецко-фашистских оккупантов и их пособников уже прозвучало грозное предупреждение в заявлении Советского правительства 14 октября 1942 г. Заявление напоминало, что виновные будут подвергнуты суровому наказанию, а главные немецко-фашистские преступники во главе с Гитлером ответят перед лицом международного трибунала, который предлагалось учредить в том же заявлении. Нужно также отметить, что Советское государство тогда находилось в крайне критическом положении, враг был у Сталинграда, Красная армия терпела поражения и была обескровлена, многие смалодушничали, потеряли веру в победу. Заявление Советского правительства поэтому было весьма своевременным, поскольку, по крайней мере, предостерегло многих граждан от сотрудничества с оккупантами, вовлечения в преступления и заставило задуматься о своей последующей судьбе тех, кто уже оказался втянутым оккупантами в осуществление преступных планов фашистов.

Затем, вслед за названным заявлением 2 ноября 1942 г. была учреждена Чрезвычайная государственная комиссия уже по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР. Комиссия состояла из партийных руководителей, высокопоставленных государственных служащих, известных деятелей науки, искусства, священников. Она получила самые широкие полномочия, необходимые для проведения следственных действий как самостоятельно, так и поручала производить должные следственные мероприятия соответствующим правоохранительным органам. По отношению к осужденным за предательство и аналогичные преступления предусматривались и более жестокие наказания, чем применялись прежде. Так, по отношению к предателям, полицаям, членам националистических группировок применялась публичная смертная казнь через повешение, а не расстрел, как по отношению к лицам, приговоренным к смертной казни за иные тяжкие преступления. В продолжение названной меры вышли Указы Верховного Совета СССР 1943 г., они ужесточали уголовную ответственность за преступления, совершенные немецко-фашистскими преступниками и их пособниками. Указ от 19 апреля 1943 г. предусматривал публичную смертную казнь через повешение, а тела преступников оставались висеть несколько дней, «для того, чтобы все видели и знали, как караются и какое возмездие постигнет каждого, кто совершит насилие и расправу над гражданским населением». Указ предусматривал не только наказание через повешение, но и ссылку на каторжные работы сроком на 15-20 лет. В общем, в уголовном законодательстве СССР не были прежде предусмотрены подобные меры наказания. Официально повешение, да и каторга не были характерны для советского уголовного права. Теперь же преступники, запятнавшие себя преступным сотрудничеством с оккупантами, подлежали ссылке в Сибирь, где их ожидали тяжелые трудовые будни с повышенной нормой выработки, для их содержания предусматривались бараки, где на каждого заключенного не полагалось более 1 кв. м площади при скудном пайке.

Дела о преступлениях лиц, обвиняемых в предательстве, в соответствии с названными актами рассматривались публично, чтобы показать перед народом весь позор содеянного преступления предателей Родины. Дела о подобных преступлениях рассматривали особые, специально для этого созданные военно-полевые суды в составе председателя военного трибунала дивизии, который был председателем военно-полевого суда, а также его членов в составе начальника контрразведки (особого отдела) дивизии и заместителя командира дивизии с обязательным участием прокурора. На заседании также присутствовали члены Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию преступлений лиц, сотрудничавших с оккупационным режимом. Советское правительство, исходя из письма начальника Главного управления военных трибуналов Народного комиссариата юстиции СССР от 16 ноября 1943 г., придавало большое значение практике военно-полевых судов, отмечало их позитивную роль в осуществлении советского правосудия, поддержания правопорядка и назидания предателям.

Дела военно-полевыми судами по названным преступлениям тоже рассматривались оперативно, т.е. в течение тех же 48 часов с момента поступления в суд, в упрощенном порядке, но уже публично, в присутствии местных жителей, граждан, пострадавших от предательства подсудимых, и приводились в исполнение (через повешение) по истечении 72 часов, при отсутствии иного распоряжения от вышестоящей инстанции публично, в присутствии соседей-горожан или односельчан. На суде, в некоторое изменение процессуальных норм, без ограничений давали возможность высказаться представителям общественности. Суд, как показывают документы и кинохроника, не прерывал выступлений представителей общественности и давал возможность высказать все, что хотел сказать человек. В городах и селах стояли виселицы, сохранилось много фото- и кинодокументов о приведении в исполнение наказания. Говорить об этичности данной меры, в условиях войны принявшей народный характер, не приходится. Вообще же, практика публичной смертной казни была тогда широко применима. Публично казнили многих военных преступников — фашистов и их подручных, например, в Италии, во Франции и т.д. Аналогичные меры, как видно, были и в СССР, но их ни в коем случае нельзя ставить в один ряд с репрессиями против невинных жертв сталинского режима.

Первоначально ссылка и каторга по решению военно-полевых судов, на основании материалов расследования Чрезвычайных комиссий применялись по отношению к лицам, не совершавшим тяжких преступлений, но все же сотрудничавших с немецко-фашистскими оккупантами. Таковых насчитывалось, по разным оценкам, от одного до полутора миллионов человек. Среди них были как полицаи, бурмистры, иные предатели, виновные в гибели мирного населения, так и люди, запуганные немецкой властью, ошибавшиеся в оценке ситуации. Некоторые из них работали на оккупационные власти добровольно, так как у них не было иных источников к существованию в годы оккупации, среди таковых были обычные рабочие и служащие предприятий и учреждений вермахта или военных комендатур, префектур и других органов власти оккупационного режима. В анкетах военного времени и послевоенных лет (по учету кадров, например) появилась поэтому соответствующая графа о нахождении анкетируемого на территории, временно оккупированной врагом, или о наличии там родственников, совершивших какие-либо преступления либо сотрудничавших с оккупантами. Очевидно, что участились факты привлечения к уголовной ответственности за сотрудничество с фашистами и лиц, невиновных в совершении данного преступления, или же эти пункты ставили крест на карьере человека при поступлении в вуз или при трудоустройстве. Данные ограничения, указанные в анкетах, нередко сказывались на судьбах простых советских людей, часто невиновных, или бывших членов даже спустя полвека после окончания войны.

Первые процессы над фашистскими сообщниками были проведены в 1943 г. военным трибуналом Северо-Кавказского фронта, а затем, по мере освобождения советской земли от захватчиков, и в других регионах России, на Украине, в других республиках. Многие военные преступники понесли заслуженное наказание, а скрывшиеся от правосудия в страхе ожидали заслуженного возмездия.

Иное дело, что меры, правомерно предусмотренные в наказание предателей Родины в годы Великой Отечественной войны, стали распространяться достаточно широко, что закономерно в условиях тоталитарного государства. И вот уже стали обвинять в предательстве целые народы. В 1941 г. депортации подверглись сначала немцы, жившие в Москве и в западных регионах страны, была ликвидирована автономия немцев Поволжья. Данная мера публично не объяснялась, но власти опасались возможного сотрудничества советских немцев с фашистами, исходя из их патриотизма, из единого немецкого происхождения, национальной идентичности. Сохранились приказы и распоряжения НКВД об арестах немцев в Москве (1941 г.) и другие похожие документы 1941 -1945 гг. Речь идет о внесудебных преследованиях, распространенных в то время.

Затем, после освобождения Крыма, репрессии с депортацией коснулись крымских татар, обвиненных в массовом сотрудничестве с фашистами. В 1944 г. настал черед северокавказских народов. 23 февраля 1944 г. начались массовые репрессии против ингушей. Территория компактного проживания ингушей, например, была оцеплена войсками НКВД, всех жителей, от мала до велика, согнали на пересылочные пункты, погрузили в железнодорожные составы и отправили в товарных вагонах в ссылку в Казахстан по обвинению в массовом предательстве и сотрудничестве с оккупантами. При этом нужно уточнить, что территории, где жили, например, ингуши, даже не были оккупированы немцами и фашистов там не было. До сих пор в учебной литературе можно встретить оправдание тех мер с точки зрения их чрезвычайности, дескать, Германия имела здесь агентурную террористическую сеть, активно действовавшую против советской власти.

История суда в 1943-1945 гг. Второй период истории суда в годы войны характеризуется чрезвычайными мерами военного времени, но с усилением репрессивной сущности сталинской политики. С этой точки зрения в 1944 г. репрессии, коснувшиеся целых народов, логично рассматривать в ракурсе внесудебных расправ.

По сути, исходя из приказа Сталина, насильственной депортации подверглись ингуши, чеченцы, балкарцы, карачаевцы, калмыки, а национальные автономии этих народов упразднялись, опустевшие земли и имущество передавались в соседние области, края, республики. При этом представители репрессированных народов продолжали воевать на фронте, честно служили Родине.

Право и суд СССР в 1943-1945 гг. претерпевали уже не столь существенные изменения, поскольку не требовалось принятия и реализации столь кардинальных мер, как в период принятия мер чрезвычайного характера в условиях трансформации страны в единый военный лагерь 1941-1945 гг. После того как в ноябре

1942 г. – феврале 1943 г. немецко-фашистские войска были разгромлены под Сталинградом, в Великой Отечественной войне наступил коренной перелом, закрепленный победой Красной армии на Курской дуге летом 1943 г.

В 1944-1945 гг. было осуществлено полное освобождение СССР от захватчиков и разгром немецких войск на ее территории. В этот период Великой Отечественной войны задачи государства изменились. Следовательно, в 1943-1945 гг. отличается и характер дел, рассмотренных военными судами, т.е. преступления, совершенные на фронте, объясняются победами Красной армии, а не ее поражениями, как прежде. Так, в соответствии с Указом от 2 мая

1943 г. вводилось уголовное наказание военачальников за незаконные награждения. Указ от 15 ноября 1943 г. устанавливал уголовную ответственность за разглашение государственной тайны или утрату документов, хранящих государственную тайну. Дела о таких преступлениях рассматривались часто, поскольку командиры представляли к наградам, судя по документам, лиц, к себе приближенных, исходили субъективно, а неугодных красноармейцев и краснофлотцев, наоборот, к наградам не представляли.

В тылу в эти военные годы уже предпринимались меры, направленные на восстановление, улучшение количественных и качественных показателей экономики и социальной сферы, совершенствовалась финансовая система, реорганизация звеньев народнохозяйственного механизма осуществлялась в соответствии с несколькими актами, начиная от оценки ущерба, восстановления и заканчивая конверсией в конце войны. Названные меры были обобщены в комплексном постановлении СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 21 августа 1943 г. «О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации». При СНК СССР создавался Комитет по восстановлению разрушенного войной хозяйства. В 1943 г. железной дороге и транспорту придавалось огромное значение как связующему звену между успехами на фронтах и в тылу. Поэтому Указами 11резидиума Верховного Совета СССР от 15 апреля 1943 г. и от 9 мая 1943 г. вводилось соответственно военное положение на железнодорожном, затем на морском и речном транспорте. Транспортники объявлялись мобилизованными до конца войны, они приравнивались к военнослужащим.

Пленум Верховного Суда СССР 18 февраля 1943 г. квалифицировал как преступления против установленного порядка несения службы правонарушения гражданского персонала (уклонение от трудовой повинности), находившегося на территории частей противовоздушной обороны, следовательно, в местности, приравненной к находившейся на военном положении. Данное постановление продолжило практику передачи в ведение военных трибуналов правонарушений, совершенных на прифронтовой территории, равно как и на объявленной на военном положении. Сюда относились стратегически важные объекты (железные дороги, иные коммуникации, узлы связи, вокзалы, водный или воздушный транспорт и т.д.).

Уже в конце войны, 30 декабря 1944 г., некоторые изменения коснулись системы военного суда, когда учреждались специальные лагерные суды. В их компетенции были дела о преступлениях, совершенных осужденными во время их нахождения в исправительных учреждениях. Для рассмотрения подобных дел в кассационном порядке и их пересмотра в порядке надзора была создана Судебная коллегия по делам лагерных судов. Она действовала в составе Верховного Суда СССР.

В 1944 г. были осуществлены изменения в управлении специальными судами. Структура Наркомюста СССР по управлению судами включала в себя Главное управление военных трибуналов на железнодорожном и водном транспорте, Главное управление военных трибуналов Красной армии и Красного флота, Управление военных трибуналов НКВД. Существенную помощь юстиции должен был оказывать Верховный Суд СССР. В годы войны в нем продолжали функционировать судебные коллегии по уголовным делам, по гражданским делам, военная коллегия, военные коллегии железнодорожного и водного транспорта.

Надо отметить, что он в реальности оказывал судам качественное практическое содействие. Верховный Суд не только рассматривал дела в первой и второй инстанциях, но также и обобщал судебную практику и давал соответствующие рекомендации судам, вносил свои предложения Наркомату юстиции по организационным вопросам, осуществлял ревизионную деятельность.

Судебные коллегии, Пленум Верховного Суда СССР в годы войны реально помогали судам в устранении ошибок, в их предупреждении. Пленум давал руководство по вопросам судебной практики, что наглядно видно из постановлений 1941 -1942 гг., т. е. первого периода войны, когда Верховный Суд в сложившихся чрезвычайных условиях вынес около 90 постановлений, касающихся широкого круга вопросов, не разрешенных законодательством. В соотвствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 августа 1941 г. «О предоставлении военным прокурорам и председателям военных трибуналов права опротестования решений приговоров и определений военных трибуналов» около 30% приговоров только в начальный период войны опротестовывалось в надзорном порядке, а известные разъяснения Верховного Суда помогали в ряде случаев исправить или предотвратить судебные ошибки.

Часто Верховный Суд направлял своих членов в освобожденные от врага районы, где вместе с представителями наркоматов юстиции СССР, РСФСР они вновь организовывали работу народных судов. Понятно, что в таких условиях судьи назначались, а не избирались, как того требовал закон, низкой была и квалификация судей. Стали поэтому проводить курсы повышения квалификации судей. Рассматривая дела во второй инстанции, проверяя работу народных суд, Верховный Суд не только отменял судебные решения, но и оказывал реальную помощь в исправлении, недопущении ошибок, в преодолении иных негативных последствий работы судов в условиях войны. Одной из мер, причем вынужденной, была практика назначения на должность судьи, но она была отменена после войны, когда в 1946 г. была восстановлена выборность советского суда, с большей требовательностью стали подходить к качеству подготовка судьи, т. е. работа судов приведена была в соответствие с Конституцией 1936 г.