История православия адыгов – православное христианство – медиаплатформа миртесен
История православия на Юге России содержит достаточно богатую страницу, связанную с историей адыгского этноса. Несмотря на то, что исторических источников, дающих исчерпывающий материал о христианстве среди адыгов, очень мало, мы все же можем представить достаточно полную картину.
О времени и путях распространения христианства у адыгов среди исследователей нет единого мнения. Существует несколько гипотез (“византийская”, “тмутараканская” и “грузинская”), а, кроме того, рассуждения по данной проблеме встречаются и в текстах представителей Русской Православной Церкви.
Так, архиепископ Харьковский Макарий, ссылаясь на свидетельства монаха Епифания (VIII в.), писал: “Первые семена христианства были занесены сюда еще в I в., благодаря апостольской деятельности святых Андрея Первозванного и Симона Канонита в причерноморских греческих колониях Кавказа. Отсюда христианство проникло и в среду заселявших Северный Кавказ адыгов (черкесов). По церковному преданию, св. апостол Андрей в 40-м г. н. э. проповедовал христианское вероучение среди горских народов: алан, абазгов и зикхов” (1. В кратком “Житии святых”, составленном в XI в. Георгием Мтацмидели, также утверждается этот факт (2. О таком пути проникновения христианства к адыгам пишет и Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский (3. Оставим эту версию, как труднодоказуемую, и рассмотрим другие, наиболее предпочтительной из которых является так называемая “византийская”.
В начале Средневековья Византия предпринимает большие усилия для насаждения христианства в Северном Причерноморье и на Кавказе. Уже в начале IV в. христианство проникает на Боспор: в 1898 г. в Керчи было найдено христианское надгробие с именем Евтропия и датой 304 г.; на Вселенском соборе в Константинополе в 325 г. присутствовал епископ Боспора Кадм (4. Как пишет митрополит Гедеон, “…территория, занятая адыгами, в духовном отношении подчинялась четырем епархиям, епископы которых назначались Византией. В Зихии эти епархиальные центры находились в Фанагории, Метрахе (Таматархе), Зикополисе и Никополисе. Имеются сведения об участии епископов Фанагорийского и Зихийского в церковных соборах в начале VI в. В документах Цареградского собора 519 г. стоит подпись епископа Фанагорийского Иоанна, а в материалах Константинопольского собора 526 г. встречается имя Зихийского епископа Дамиана” (5.
Распространение христианства среди адыгов также связано с именем греческого императора Юстиниана, правившего Византией в VI в. Об этом сообщает Ш. Ногмов, называя Юстиниана “союзником адыхейского народа” и “адыхейским витязем” (6. Отмечая, что “в древности наш народ никогда не клялся именем всевышнего существа, но произносил для подтверждения истины имя уважаемого человека”, Ш. Ногмов также подчеркивает, что адыги так уважали Юстиниана, что даже клялись юстиниановым столом и юстиниановым троном (7. Может показаться сомнительным предположение, что успех христианства среди адыгов связан с именем этого греческого императора, но, учитывая, какое большое значение для них имел авторитет конкретной личности, это предположение нельзя полностью игнорировать. Хотя, видимо, религиозный фактор способствовал укреплению политического союза с Византией.
На рубеже VII-VIII вв. центром христианства на Северо – Западном Кавказе являлась Никопсия. Вместе с Боспорской эта епархия называлась Зихской и упоминается в епископском списке, составленном в 807-815 гг. В исследовании Л.И. Лаврова мы находим сообщение автора того времени монаха Епифания, который характеризует зихов (приморских адыгов) как “народ жестокий и варварский и доныне наполовину неверующий”, а о касогах (закубанской части адыгов) пишет: “Это люди кроткие и доступные вере; они с радостью приняли слово проповеди” (8. Из этого можно сделать вывод, что на рубеже VIII-IX вв. христианство значительно распространилось среди касогов, в то время как зихи еще мало поддались проповеди новой для них религии.
В X-XII вв. адыги продолжали поддерживать церковные связи с Византией. Это подтверждают и церкви, построенные и функционировавшие в то время. Кроме того, несомненно, культурно-религиозное влияние на соседние адыгские племена оказывала и Тмутаракань, являвшаяся в X-XI вв. крупным очагом христианства на Кавказе. Успешному распространению этой религии у адыгов способствовала также Абхазия, что было связано с этнической и культурной близостью адыгского и абхазского народов. Видимо, через Абхазию свое влияние на адыгов оказала и Грузия (как известно, в Х в. было образовано Грузино-Абхазское государство): “Грузинская царица Тамара (1184-1212 гг.) и ее дочь Русудана (1212-1227 гг.) пытались упрочить свое влияние среди адыгов распространением христианства. Имя царицы Тамары было необычайно популярно среди всех горцев” (9.
С XIV в. на Северном Кавказе стало распространяться католичество, что было связано с Генуэзскими и Венецианскими факториями на побережье Черного и Азовского морей. Известно, что в 1349 г. адыг Жан де Зики был посвящен Папой римским в архиепископы; католиком, очевидно, был и адыгейский князь Миллен (или Верзахт), с которым Папа римский сообщался в 1329 и 1333 гг. (10.
Е.П. Алексеева, исследуя этот вопрос, сделала вывод, что успехи католических миссионеров были незначительны, и католичество принимали лишь отдельные черкесские князья (11. Оно не смогло пустить на Северо – Западном Кавказе глубокие корни, поскольку ему противостояло достаточно укрепившееся здесь православие, а с захватом Генуэзских факторий османами в 1475 г. и вовсе прекратилась деятельность в этом крае католических проповедников.
В середине XVI в., как сообщает Дж. Интериано, “черкесы исповедовали христианскую веру и священников имели по греческому обряду… Попы служат по-своему словами и письменами греческими, которых сами не понимают” (12.
В период экспансии России на Кавказе наблюдается также целенаправленная тенденция к распространению христианства среди адыгов, которая получила некоторые положительные результаты.
В ряду тех усилий, которые предпринимались российскими властями, было крещение беглых адыгов (в основном из Черкессии и Кабарды). А.Т. Керашев выделяет несколько этапов в этом процессе (13. Первый (начало XVIII в. – 1771 г.) соответствует принципу невыдачи беглых рабов и крепостных крестьян, принявших христианство, что было официально подтверждено указом Сената от 23 декабря 1759 г. Важнейшим условием было предоставление свободы за “восприятие греко-российского вероисповедания”, а официальный указ 1743 г. усилил волну беженцев. Так в 1764 г. в Моздоке насчитывалось более 200 новокрещенных поселенцев (14.
Второй этап (1771 – 1792 гг.) связан с изменением статуса Кабарды, вошедшей в состав Российской империи. В 1777 г. по указу Екатерины в Моздоке была учреждена духовная комиссия, созданная с целью крещения осетин и черкесов (15.
Третий этап (1792 – 1882 гг.) закончился переходом незначительного числа кабардинцев Кизляра и Моздока в христианство.
“Попытки царского правительства ограничить и систематизировать порядок обращения беглых мусульман в православие, – пишет А.Т. Керашев, – не имели существенных последствий. Политические интересы России на Кавказе обусловливали потребность активного использования мер идеологического воздействия на горцев. Не случайно власти стремились расширить возможности мусульман в восприятии христианства, чему соответствовало содержание дарованной кавказской шотландской колонии грамоты 25 декабря 1806 г. В ней определялось: “Всякому кабардинцу, черкесу или другому магометанину или язычнику из людей свободных дозволяется принять вероисповедание колоний и сделаться членом оной с согласия управы”. Лично зависимым мусульманам разрешалось обращение в “шотландскую веру” (пресвитерианство) при условии согласия их владельцев” (16.
Дальнейшие попытки крещения адыгов не получили широкого распространения. Обострившееся политическое противостояние в период Русско-Кавказской войны усилило позиции ислама, прочно закрепив “психологическую оппозицию и этнические стереотипы” на Западном Кавказе (17. Однако, как справедливо отмечает Э.Х. Панеш, адыги – христиане сыграли нейтрализующую роль в конфессиональном противостоянии (18. Исторические, культурные и генетические связи с абхазами, большая часть которых исповедует христианство, а также ряд факторов (особенности географического положения Западных адыгов, переселение большей части населения за пределы Кавказа и т.д.) не перевели конфессиональную принадлежность в конфликтное русло. И адыги всегда оставались лояльными к русскому этносу.
Вполне очевидно, что не став господствующей формой религиозного сознания в слабоконсолидированном адыгском обществе, христианство было приспособлено к местным условиям и получило своеобразное развитие, будучи включенным в рамки первобытных верований. Не вступая в конфликт с политеизмом адыгов, христианские догмы были восприняты как естественное продолжение традиционных народных верований. Христианство укрепилось здесь не на уровне догматического учения, а на уровне обрядности. Внешняя сторона богослужения действовала на воображение адыгов, но это совершенно не коснулось их нравственных понятий и внутренней жизни, основанных на принципах адыгагъэ. Например, не подверглись никаким изменениям под воздействием соответствующих церковных положений супружеские отношения адыгов.
В особенностях национального характера адыгов имеет, вероятно, свою основу традиция, идущая с давних времен, о которой пишет Дж. Интериано. Он отмечает, что адыги крестились не ранее 8-ми лет простым кроплением и благословением духовного лица. Горцы-воины вовсе не входили в храм для молитвы лет до 60-ти, считая, что, занимаясь разбоями и наездничеством, они не достойны участвовать в богослужении, и, пока не оставляли наездничества, стояли во время молитвы возле храма верхом на лошадях (19.
Здесь, видимо, можно говорить о благоговейном отношении адыгов к таинственному, сакральному, божественному, к тому, к чему они обращались на склоне лет, как бы подводя итог жизни, задумываясь о наказании или прощении в потустороннем мире и, следовательно, испрашивая у Бога милости. Уместно, на наш взгляд, провести параллели с современностью. И сейчас среди адыгов наблюдается такая картина: особенно серьезно к вопросам веры начинают относиться люди, достигшие преклонного возраста; они читают Коран, добросовестно совершают намаз, собираются небольшими группами для обсуждения религиозных вопросов и т.д.
Конечно, подобные факты можно объяснить с точки зрения человеческой психологии: чем ближе человек к смерти, тем больше он начинает думать о Боге. Но, например, у таких кавказских народов как чеченцы, ингуши, лезгины серьезное приобщение к религии и исполнение ее обязательных требований начинается, в основном, с раннего возраста, точнее, с 7 лет.
Интересен, по нашему мнению, еще один момент. В жизнь адыгов очень легко вошло соблюдение некоторых христианских постов. Так, М. Селезнев сообщает, что адыги “…в начале года постились целую неделю, питаясь одними бобами, праздновали также масленицу, соблюдали 48 дней Великого Поста. В продолжение Поста собирали яйца, не употребляя их даже по надобности, разбить яйцо считалось преступлением. Накануне Пасхи красили яйца, сперва разговлялись ими, потом уже другими яствами. Говорят, что даже теперь… во многих местах в горах соблюдают эти обряды” (20.
До XIX в. сохранялся и обычай “IутыIыж” (Пасха), а в названиях дней недели до сих пор сохранились следы Великого Поста и малого Поста: пятница – адыгская “бэрэскэшху” (большая параскева), среда – “бэрэскэжъый” (малая параскева). Н. Дубровин отмечает, что “…у черкесов нечто вроде мясопуста и сыропуста православной церкви – ллеумышхе и кояште – праздники, исполняемые ежегодно ранней весной, один за другим, с небольшими промежутками. Ллеумышхе в буквальном переводе означает – не есть мяса, а кояште – взятие сыра” (21.
Такое восприятие христианских постов адыгами лежит, видимо, в том, что адыги, за исключением особых случаев, и так были очень умеренны в пище, считая последнее необходимым качеством хорошего воина. Умеренность в пище, наряду с мужеством и почтительным отношением к женщине, всегда являлись характерными чертами адыгов.
Современные позиции православия в южнороссийском регионе достаточно прочны. Так, в Республике Адыгея зарегистрировано 21 религиозное объединение Русской Православной Церкви, относящееся к Майкопской и Адыгейской епархии. Во главе епархии стоит епископ Майкопский и Адыгейский Пантелеимон. Епархия принимает участие во всех значительных событиях в жизни Республики, в свою очередь, привлекая к сотрудничеству представителей различных структур государственной власти, конфессий и общественных организаций. В этническом составе православных доминирует, безусловно, русское население, однако среди них встречаются и адыги.
Комплексное изучение современного состояния христианства как на территории Республики Адыгея, так и на всем Юге России, является, на наш взгляд, важной задачей регионального религиоведения.
(1Макарий, архиепископ Харьковский. История христианства в России до равноапостольного князя Владимира. Спб., 1868, С. 11.
(2Джанашвили М. Известия грузинских летописей // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып.26. Тифлис, 1899, С. 25-26.
(3Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. М. – Пятигорск, 1992, С. 18.
(4История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. М.: Наука. 1988, С. 113.
(5Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. М. – Пятигорск, 1992, С. 19. Макарий, архиепископ Харьковский. История христианства в России до равноапостольного князя Владимира. Спб., 1868, С. 88.
(6Ногмов Ш. История адыхейского народа. Нальчик: Эльбрус. 1982, С. 76.
(7Ногмов Ш. История адыхейского народа. Нальчик: Эльбрус. 1982, С. 76.
(8Лавров Л.И. Доисламские верования адыгейцев и кабардинцев. С. 56.
(9Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. М. – Пятигорск, 1992, С. 26.
(10История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. М.: Наука. 1988, С. 235.
(11Алексеева Е.П. Очерки по истории черкесов в Х IV -Х V вв. // Труды КЧ НИИ. Вып. 3. Черкесск, 1959.
(12Интериано Дж. Быт и страна зихов, именуемых черкесами… // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII – XIX вв. Нальчик: Эльбрус. 1974, С. 47.
(13Керашев А.Т. Беглые адыги в России в XVIII – начале 60-х гг. XIX в. // Культура и быт адыгов. Майкоп, 1991, С. 227-245.
(14Акты, собранные кавказской археологической комиссией. Т. 1. Тифлис, 1866, С. 81.
(15Керашев А.Т. Беглые адыги в России в XVIII – начале 60-х гг. XIX в. // Культура и быт адыгов. Майкоп, 1991, С. 230.
(16Керашев А.Т. Беглые адыги в России в XVIII – начале 60-х гг. XIX в. // Культура и быт адыгов. Майкоп, 1991, С. 231.
(17Панеш Э.Х. Этническая психология и межнациональные отношения. Взаимодействие и особенности эволюции (на примере Западного Кавказа). СПб., 1998, С. 259.
(18Там же.
(19Интериано Дж. Быт и страна зихов, именуемых черкесами… // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII – XIX вв. Нальчик: Эльбрус. 1974, С. 47.
(20Селезнев М. Руководство к познанию Кавказа. Ч. 2. Спб., 1847, С. 250.
(21Дубровин Н. Черкесы (адыги). Нальчик: Эльбрус. 1990, С. 40.
С.А. Ляушева
http://www.ive1875.narod.ru/texts/Other/Adigi.htm
Реферат: распространение христианства на кавказе
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«КРАСНОДАРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВ»
КАФЕДРА КУЛЬТУРЫ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
Реферат
Распространение христианства на Кавказе
Выполнила: студентка 1 курса ОДО
Каплина А.В.
факультет РСКД, группа СКД – 13
Научный руководитель: Симонян М.С.
Краснодар 2021
1. Этапы распространения христианства
Ранние этапы распространения христианства и истории Церкви в Древней Руси не находят достаточного отражения на страницах письменных памятников, поэтому для научного воссоздания правдивой исторической картины необходимо полноценное привлечение археологических источников. Однако до сих пор в отечественной науке не существует монографических исследований, посвященных древностям Руси как источнику изучения ее христианизации, как не существует и полной сводки этих древностей. Авторы немногочисленных работ на эту тему в основном придерживаются мнения о позднем и длительном характере христианизации Древней Руси, которая сравнительно поздно проявляет себя в археологических материалах. При этом отрицается значение новой религии при переходе древнерусского общества от обряда трупосожжения к трупоположению на рубеже I-II тысячелетий, находки христианских символов в могилах рассматриваются вне связи с христианством, отрицается христианское содержание погребального обряда XI-XIII вв. на основании его отличия от погребальной практики XIX-XX вв., мало внимания уделяется сообщениям письменных источников о распространении христианства в Древней Руси до 988 г., исследования проводятся без учета европейской и византийской христианской традиции, причем данные церковного Предания, представленные каноническими памятниками и литургическими текстами, практически игнорируются. До недавнего времени исследования, посвященные христианству в Древней Руси, ограничивались определенными идеологическими рамками. Все это наложило свой отпечаток как на научную методологию, так и на выводы исследований. В настоящее время оказалось возможным не только обобщить имеющиеся археологические свидетельства распространения христианства на Руси и сопоставить их с данными письменных источников, но и предложить ряд конкретных решений культурно-исторических проблем, в том числе в области методологии историко-археологических исследований. Одной из главных задач нашего исследования была оценка надежности данных об эволюции погребального обряда в Древней Руси и о происходящих из погребений христианских древностей как свидетельств христианизации древнерусского общества.
Избранная методология предполагала параллельное исследование различных типов и видов источников с применением соответствующих методик и последующим сопоставлением результатов. Анализ археологических памятников предварялся изучением письменных источников и текстов церковной традиции. Это позволило выявить начало и этапы христианизации, ее специфику на исследуемой территории, особенности церковной организации и культуры изучаемой эпохи, которые могли найти отражение в вещественных древностях, а также нормы погребального обряда и обращения с христианскими святынями. Было необходимо выявить культурные инновации, представленные в вещественных древностях, установить их роль. Само же знакомство с христианскими древностями должно основываться на иконографическом подходе, который позволяет выделить наиболее существенные типологические черты изучаемого образа без учета его стилистических особенностей, что соответствует культурному восприятию человека средневековья. Применение указанных методологических принципов дало возможность создать следующую археологическую версию христианизации Древней Руси, в целом подтверждающую и существенно дополняющую информацию письменных памятников. Начиная со второй четверти IX в. существует ряд свидетельств о принятии русами христианства восточного обряда. Древнейшие из свидетельств определенно говорят о присутствии христиан среди русов уже в 20-60 гг. IX в. (жития святых Ансгария, Стефана Сурожского, Георгия Амастридского, сообщение ибн-Хордадбеха). О крещении русов в Константинополе и установлении у них церковной иерархии в 60-70 гг. IX в. свидетельствуют Окружное послание патриарха Фотия 867 г. и Константин Багрянородный; это событие отождествляется Хронографом 1512 г. и Никоновской летописью с походом Аскольда и Дира 860/866 г.. Известие ПВЛ 912 г., повествующее о “научении” русских послов в Константинополе при императоре Льве VI “вере” и “показании” им “истиной” веры, должно рассматриваться как свидетельство оглашения – катехизации части русов, что подтверждается независимым сообщением Ал-Марвази о крещении русов в 300 г. хиджры (912 г.). В середине – второй половине X в. (ПВЛ 944 г., 983 г.) русская летопись впервые твердо свидетельствует о русских христианах в Киеве, что непосредственно предшествует становлению канонической организации Русской Церкви в 988-996 гг.
Началу христианизации Руси соответствуют археологические комплексы, содержащие погребения по обряду ингумации, и первые находки христианских древностей. Древнейшими христианскими памятниками на территории Руси являются фризские кувшины, происходящие из Северной Европы и связываемые с миссией святого Ансгария, епископа Гамбургского (830-850 гг.). В Древней Руси они представлены двумя экземплярами из погребения по обряду кремации кургана № 7 в могильнике Плакун в Старой Ладоге, датируемого второй половиной IX в.. Сосуды специфической формы с орнаментом из серебряной фольги, включающим христианские символы, имели литургическое назначение. Происхождение христианских древностей из погребений по обряду кремации отражает ранние этапы христианизации, характеризующиеся неустоявшейся культурой христианской общины. Могильник предположительно связывается с дружиной Рюрика, пришедшей с ним на Русь в 862 г. Сам Рюрик, если верно его отождествление с Рориком Ютландским, был крещен в Майнце в 826 г., и в его окружении, как следует из жития святого Ансгария, были христиане . В кургане № 11 того же могильника обнаружено надежно датированное последней четвертью IX в. погребение в камере . Это не только древнейшее камерное погребение на Руси, но и самое раннее трупоположение древнерусской эпохи. Камерный обряд возник в Северной Европе вне связи с предшествующей погребальной традицией как реакция местной христианизируемой знати на культурное давление Каролингской империи и впоследствии был перенесен на Русь. Принципиально важно отметить, что появление обряда трупоположения происходило синхронно с распространением христианских древностей в пределах единого некрополя, представляющего погребения одного коллектива. Они вместе составляют культурную инновацию эпохи христианизации.
Следующими по времени христианскими древностями являются кресты и крестовидные накладки из листового серебра и бронзы. Среди 31 экземпляра таких крестов, происходящих из 12 пунктов на территории Древней Руси, можно выделить ряд типологических групп. Наиболее характерны кресты с расширяющимися концами, вписанные в круг; некоторые из них вырезаны из серебряных монет. Все они датируются серединой X – третьей четвертью XI в. и происходят из дружинных некрополей торгово-ремесленных поселений и могильников воинских гарнизонов на окраинах Древней Руси: Киева, Гнездова (Смоленская область), Шестовиц под Черниговым, Тимерева под Ярославлем, Удрая, Федово, Калихновщины , Озер (Новгородская земля), Болтинской (Вологодская область), Подгорцева (Львовская область) и из Владимирских курганов . Известны скандинавские аналогии X в. в Швеции, Дании, Южной Норвегии и на Готланде, которые связываются с миссией епископа Уно (930 г.). Прототипы подвесок определить затруднительно, однако можно привести ряд схожих декоративных мотивов в памятниках византийской архитектуры и прикладного искусства X в. Происхождение предметов почти исключительно из погребений подсказывает нам стадиальную аналогию исследуемым крестам: это погребения франкской и аллеманской знати эпохи Меровингов (VI-VII вв.), где обнаружены кресты из золотой и серебряной фольги, нашитые на саван. Религиозное сознание христианизируемого общества именно перед лицом смерти демонстрировало свою христианскую принадлежность. Рассмотрение особенностей христианизации Древней Руси выявляет стадиальность в становлении христианской культуры, что отражено в археологическом материале: первые определенные свидетельства христианизации средиземноморского общества эпохи поздней античности появляются и среди древностей, представляющих погребальный обряд (катакомбы христианской общины в Риме, надгробные надписи Малой Азии и т.д.).
В погребальном инвентаре серебряные кресты коррелируют с оружием, конской упряжью, деревянными чашами и ведрами, скандинавскими фибулами, арабскими монетами и весовыми принадлежностями. Это свидетельствует о высоком социальном уровне погребенных, а скандинавская культурная вуаль подтверждает летописную фразу: “мнози бо беша варязи христиане”. Сочетание оружия и креста в погребениях весьма характерно для ранних этапов христианизации народов Европы и свидетельствует о складывании психологии первых христиан как “дружины Господней”, известной по иконографическим и письменным источникам.
Появление рассмотренного типа крестов тесно связано с распространением нового обряда ингумации – погребения в камерах и могильных ямах. Все кресты происходят только из ингумаций, 11 из них найдены в ямных погребениях под курганами или без. Само возникновение ингумации синхронно ранним находкам серебряных крестов, датируется, очевидно, второй четвертью X в. и соотносится с появлением понятия “погребение” в летописном тексте ПВЛ, которое, как показывает смысловой анализ летописного словоупотребления, всегда связано исключительно с ингумацией. Рядовые ингумации киевского некрополя, совершенные в “кърстах” (деревянных гробах, вошедших в христианскую погребальную практику в X в.), представляются древнейшими на Руси и должны рассматриваться как инновации в культуре эпохи христианизации. Погребения имеют прямые аналогии на тех территориях, для которых уже характерна христианская или христианизируемая культура. Таким образом, ранние ингумации в Древней Руси безусловно являются следствием христианизации общества. Это подтверждается синхронностью их появления с известиями письменных памятников о распространении христианства на Руси, со встречаемостью обряда трупоположения и христианских древностей в одних комплексах, аналогиями с погребальным обрядом христианских или христианизируемых культур, наличием в погребальном инвентаре ранних ингумаций бытовых предметов, указывающих на связь погребенных с культурой христианских обществ. Механизм дальнейшего распространения обряда трупоположения в Древней Руси подлежит изучению, однако его возникновение под влиянием христианской культуры представляется очевидным. Возможно, его массовое распространение в древнерусском обществе вызвано как активной христианизацией, так и механизмом “социального подражания” самому обряду, престижному в среде древнерусской элиты.
Камерных погребений Древней Руси к настоящему времени выявлено более 70. Они определяются на основе ряда признаков (большие размеры, деревянные конструкции, ингумация, состав погребального инвентаря) или их сочетания. Кресты известны в 12 камерных погребениях (Киев, Гнездово, Тимерево, Удрай, Шестовицы, Подгорцево). Учитывая захоронения в камерах, в инвентаре которых присутствуют погребальные свечи (Гнездово, Тимерево, Шестовицы), можно утверждать, что до 20 % погребений по этому обряду являются материализацией христианской культуры. Это очень высокий процент: в погребениях XI-XIII вв. количество захоронений с крестами никогда не превышает 3 %. Очевидно, что обычай помещения крестов в могилу был характерным лишь для раннего этапа христианизации Руси, а с началом существования регулярной церковной организации он исчезает. Вопрос о причинах практического отсутствия христианских святынь в составе погребального инвентаря XI-XVI вв. должен объясняться не низкой степенью распространения христианства среди древнерусского населения, а соблюдением церковной нормы в отношении обращения с подобными предметами христианского культа. Непосредственное знакомство с немногочисленными памятниками канонического права в области погребального обряда и литургическими текстами дает определенное указание на этот счет. В XII в. существовал канонический запрет на помещение христианских святынь в могилу вместе с умершим, а обязательность надевания нательного креста при крещении появляется лишь в XVII в. после издания Требника патриарха Филарета 1621 г. Анализ письменных памятников XI-XV вв. определенно показывает, что на Руси вплоть до XIV в., когда основой повсеместной погребальной практики становится монашеский стереотип погребения, не существовало единых обязательных требований к погребальному обряду. Наблюдаемое археологами разнообразие форм погребения XI-XIII вв. отражает не низкую степень церковности общества, а реальное положение дел в области нормативов церковного погребального обряда. Что же касается видимых отступлений камерных погребений от общеизвестных норм христианского захоронения в виде богатого погребального инвентаря, парных погребений и захоронений с конем, то объяснения этому стоит искать в особенностях христианизации и миссионерской проповеди среди местной восточноевропейской знати на начальном этапе распространения христианства.
К особой группе предметов личного благочестия можно отнести византийские монеты-подвески с изображением креста и христианских правителей. Всего на территории Древней Руси учтено 49 монет в 43 погребениях из 26 некрополей. В силу малочисленности находок можно предположить, что эти монеты не участвовали активно в денежном обращении и могут рассматриваться как показатель христианизации. Ряд византийских источников свидетельствует о монетах как крестильных дарах, а их последующая судьба в культуре, повторяющая судьбу крестов из листового серебра, лишь подтверждает их религиозное значение.
К этому же кругу христианских древностей относится еще одна уникальная находка: бронзовая печатка с изображением Иисуса Христа с нимбом, Евангелием и надписью “IС ХС” из по-гребения № 1 кургана № 61 Шестовицкого могильника. Иконографический тип Спасителя, представленный на печатке, возникает после 945 г., а сам комплекс датируется 945-970 гг. В XI в. камерный обряд, кресты из серебра и византийские монеты-подвески вытесняются из важнейших торговых и политических центров на пути “из варяг в греки” на северную периферию Новгородской земли. Это свидетельствует о некотором запаздывании христианизации Новгородчины, а также о том, что функции дружинных коллективов, в среде которых началось распространение новой веры, в системе социально-политических связей Древней Руси существенно изменились: они оказались на периферии общественной жизни и ими была усвоена функция охраны новых границ набирающего силу Древнерусского государства. Изменились направление и культурные формы христианизации: то, что раньше было характерно для древнерусских городов, стало обычным для сельских регионов. На смену дружинно-общинному типу организации древнерусского духовенства приходят епархиально-приходские структуры, которые приносят с собой новое поколение христианских древностей – нательные кресты с Распятием.
К настоящему времени автору известны на территории Древней Руси 44 креста данного типа из 27 пунктов, в том числе: 22 экземпляра из 13 могильников (Глиникики, Гочево, Змейское, Жовнино, Киев, Колодезная, Шапчицы, Орехово, Посады, Рог, Савинские горки, Саки, Христово), 21 – из культурного слоя 13 поселений (Новгород, Псков, Заречье, Киев, Новогрудок, Пески, Пугино, Родень, Рязань, Тимерево, Череповец, Даугмале, Херсонес и Диногетия) и 1 – из клада (Тарту) . Время бытования крестов – конец X – XI в. Около 20 крестов, среди которых есть с двусторонними изображениями, происходят из Фенноскандии (клады, погребения), где они датируются по сопутствующим находкам преимущественно второй половиной XI – XII в. Кресты разделяются на два типа, различающиеся размерами и иконографией Распятия. Второй тип представлен значительным количеством экземпляров, имеет боўльшие размеры и характерную черту иконографии – крестовидную перевязь на груди Христа. Непосредственные прототипы Распятия с крестовидной перевязью присутствуют в сирийском искусстве конца VI в. (Евангелие Равулы), есть сведения о подобных изображениях в Шотландии, однако в целом иконография Распятия (фронтальность позы, трактовка лица и одежды) целиком вписывается в традиции ирландского и североевропейского искусства. Судьбу нательных крестов с Распятием можно представить следующим образом. Самые ранние в Европе нательные кресты с Распятием происходят из Великой Моравии и датируются концом IX в. [39]. Они вызвали ряд подражаний, изготовленных Баварской архиепископией в качестве так называемых “крестильных подарков”. После падения Великоморавской державы в начале X в. подобные кресты не известны, однако Распятие из погребения № 660 в Бирке (середина X в.), выполненное в восточной технике зерни и скани, может являться репликой моравских образцов. Возможно, что именно они породили традицию нательных крестов с Распятиями в Северной Европе, которая вызвала здесь ряд примитивных гравированных подражаний. Черты англосаксонского искусства в оформлении крестов могут быть связаны с английским духовенством в окружении норвежских конунгов Хакона, Олава Трюгвассона и Олава Святого второй половины X – XI в. Соблазнительно было бы объяснить появление этих крестов в Древней Руси “русскими эпизодами” в жизни обоих Олавов. Таким образом, при всем стилистическом разнообразии исследуемых крестов с Распятием они, несомненно, относятся к единому иконографическому типу, воплощение которого в разных ремесленных и художественных традициях служило проявлением религиозного творчества эпохи христианизации Восточной и Северной Европы.
География распространения находок крестов с Распятием на Руси характеризует прежде всего древнерусские городские центры и сельские некрополи, иногда связанные с воинскими гарнизонами, контролировавшими пути сообщения древнерусского государства. Находки их также отмечают и на маршрутах древнерусской колонизации чудских окраин. Это отражает изменение направления христианизации на Руси и становление церковной культуры в сельской местности.
Методы, примененные для изучения христианизации Древней Руси на ее раннем этапе, подтверждаются и результативностью исследования становления церковной организации и культуры на территории Новгородской земли. Анализ письменных памятников позволяет нарисовать следующую картину воцерковления Новгородской земли. В конце Х – первой половине XI в. факт существования церковной организации установлен для самого Новгорода (989-996 гг.) и для Пскова (1010-1036 гг.). В это же время, видимо, началась христианизация Ладоги, которая закончилась к 1105-1114 гг. В середине XII в. здесь происходит структурная перестройка церковной организации. Во второй половине XI – середине XII в., как следует из текста берестяных грамот № 220 и 640, упоминающих местное духовенство, происходит становление церковной организации в Полужье и Поплюсье. Несколько раньше (1130-1134 гг.) на южных и восточных окраинах Новгородской земли в непосредственных границах княжеского домена прочно утверждается церковная юрисдикция и христианская культура. Это заключение основывается на факте княжеских пожалований Юрьеву монастырю волостей Буйце и Ляховичи, как и на распространении здесь в это время памятных каменных крестов (Стерженский, Лопастицкий). О плотном освоении этой территории церковной организацией свидетельствуют уставная грамота князя Ростислава Смоленской кафедре (1136 г.) и ряд известий церковной традиции об основании здесь храмов и монастырей. В Заволочье церковные структуры утверждаются в период 1050-1136 гг., что явствует из уставной грамоты Святослава Ольговича, хотя первое упоминание храма в Матигорье относится к 1271 г. Очевидно, в Юго-Восточном и Восточном Приладожье церковная юрисдикция распространяется задолго до 1230 – 1260-х гг. (время составления Обонежского ряда), скорее всего из Ладоги, или же вместе с колонизационным потоком по водоразделу Балтийского и Волжского бассейнов. В это же время христианизируется и восток Новгородской земли, где во второй половине XII – XIII в. храмы и часовни фиксируются археологически, в частности по находкам фрагментов колокола (Крестец, Бор). Однако еще в середине XII в. канонические памятники знают в Новгородской земле некрещеных “чухонцев” и славян, для которых предусмотрен разный срок оглашения перед крещением.
В XII – первой половине XIII в. христианизация, заканчивающаяся становлением церковной культуры, осуществляется в Северо-Западном Приладожье. Первое знакомство карел с христианством происходит в рамках военно-политического союза с Новгородом, что и подготавливает крещение 1227 г. Примечательно, что христианизация ижоры в это время еще только началась (1240 г.). Завершающий этап становления церковной организации в Северном Приладожье связан с основанием Валаамского монастыря и упоминанием погостских церквей в середине – конце XIV в.
На Ижорском плато христианизация начинается вместе со славянской земледельческой колонизацией в начале XII в. Однако определенная автономия и политическая независимость финно-угорских племен в составе Новгородской земли, сопряженная с веротерпимостью, отмечаемой Ливонской хроникой, приводит к тому, что погостская система здесь устанавливается не ранее 1215-1240 гг. Пристальное внимание церковной иерархии к этому региону (архипастырская поездка митрополита Кирилла в Копорье в 1256 г.) связано с немецкой экспансией в регионе, сопровождаемой попытками утверждения юрисдикции Латинской Церкви в Водской земле (1241-1253 гг.). Характерно, что после 1268 г. подобные притязания прекращаются. Однако существование в Копорье каменного храма зафиксировано лишь в конце XIII в. (1296 г.). В целом процесс христианизации сопутствует феодализации Новгородской земли, а основными путями распространения новой религии становятся военно-торговые дороги и колонизационные маршруты. Отмеченным этапам воцерковления различных регионов Новгородской земли полностью соответствует картина распространения нового погребального обряда и христианских древностей в изучаемых регионах. Зафиксированная для этой территории выборка крестов и иконок немногочисленна (131 предмет личного благочестия из 112 погребений, раскопанных в 85 могильниках), но весьма разнообразна и представлена 17 типами крестов, 10 типами иконок и 3 типами змеевиков. Наиболее многочисленная группа – так называемые “кресты скандинавского типа”, которые происходят из погребений конца XI – первой половины XII в. (Алеховщина, Беседа, Деревяницы, Кеккомяки, Левоча, Корбола, Патреева гора, Тяглино, Челмужи). Они характерны в основном для финно-угорских окраин Новгородской земли. В трех погребениях встречены амулеты-змеевики XII-XIII вв. и их имитации (Лихарева горка, Сварец, Которск). Змеевики в погребениях вообще исключительно редки и подчеркивают связь погребенных с городской культурой. Точно так же редки в сельских погребениях находки энколпионов и зависящих от них типов крестов, которые датируются второй половиной XII – XIII в. (Косицкое, Которск, Ресола, Тверское Поволжье). Ряд предметов личного благочестия, найденных в Новгородской земле, связан своими истоками с религиозной жизнью Владимиро-Суздальской Руси. Прежде всего, это иконки с зеркальным изображением Успения (Которск, Раглицы) и с образом Спасителя (Которск), которые датируются второй половиной XII в. Выделить круг христианских древностей, характерных только для Новгородской земли, не представляется возможным.
Предметы личного благочестия древнерусских христиан, найденные в погребениях на территории Новгородской земли, – третье поколение христианских древностей после крестов из листового серебра и крестов с Распятием. Это соответствует новому этапу в развитии древнерусского общества, когда начинают складываться самобытные формы христианской культуры взамен инокультурных христианских влияний. Необходимо отметить, что наибольшая концентрация христианских древностей в погребениях приходится на пограничные регионы, где местному христианскому коллективу приходилось постоянно демонстрировать новый религиозный статус в соприкосновении с языческим иноэтничным миром .
Все предметы личного благочестия синхронизируются в захоронениях с характерными для исследуемых территорий типами курганных древностей. В этом смысле инвентарь в погребениях с христианскими древностями не отличается от состава вещей в захоронениях без таковых. Однако в целом погребения с предметами личного благочестия богаче по составу инвентаря, наличие монет и изделий городского ремесла в комплексах свидетельствует о более активных внешних контактах представителей оставившего погребение коллектива и раскрывает конкретные механизмы христианизации сельских общин. На данном этапе христианизации Древней Руси обычный для городских христианских погребений X в. курганный обряд в конце XI в. становится нормой для древнерусской деревни, тогда как в городах и боярских селах уже преобладают грунтовые погребения. Но основанием для вывода о длительном сохранении традиций язычества эти факты служить не могут. Тем более что с рубежа XII-XIII вв. фиксируется традиция каменных могильных крестов, которые ставились и на курганных некрополях (Старица, Плешковицы). Различные варианты ингумации (курган, жальники, грунтовое погребение) должны рассматриваться как равноценные проявления погребальной христианской культуры, различия между которыми объясняются местными традициями и природными факторами.
Археологические данные об эволюции погребального обряда надежно синхронизируются с письменными источниками и могут считаться обоснованным свидетельством христианизации и становления христианской культуры на ранних этапах распространения новой веры. Вещественные древности позволяют охарактеризовать древнерусскую культуру как цельную систему, соответствующую христианскому мировоззрению. Именно сельское сословие Древней Руси, которое обычно рассматривается как носитель языческих традиций в культуре, начинает называть себя “хрестиане”-крестьяне (берестяные грамоты Новгорода № 310, 540). Понятие “двоеверие” должно восприниматься как искусственное изобретение древнерусских книжников, не отражающее сущность происходящих на Руси духовных процессов. Христианизация предстает в истории России как феномен религиозного творчества, переосмысливающий архаичные культурные традиции и включающий их в новую христианскую культуру .
2. Влияние тмутараканского княжества на распространение христианства в западной части Северного Кавказа
В 965 году после крушения Хазарского каганата великий киевский князь Святослав двинулся со своими войсками на Северный Кавказ, где «ясов и касогов победил». Решив таким образом задачи внешней политики, направленной на расчистку торговых путей по Дону и Волге, киевский князь основал на Таманском полуострове военно-торговую факторию в Тмутаракани. Удачными военными действиями он как бы подытожил устремления своего отца – киевского князя Игоря Старого, направившего славянские дружины к берегам Каспийского моря, но не сумевшего достичь видимых политических успехов. Успешный поход Святослава Игоревича против северокавказских племен и основание военно-торговой фактории в самой Тмутаракани упрочили положение руссов на Таманском полуострове. Появление же Тмутараканского княжества связывается с 988 г., с захватом Владимиром Святославовичем ряда крымских городов. Владимир Святославович в 989 г. закрепил Тамань за Русью, и посадил там княжить своего сына Мстислава. Образование Тмутараканского княжества сыграло огромную роль в дальнейшем развитии русско-северокавказских контактов во всех сферах: торгово-экономической, культурной, военно-политической.
Тмутараканское княжество оказывало сильное влияние на развитие культуры народов Северного Кавказа. Город Тмутаракань был крупным культурным центром. Княжество сыграло видную роль в распространении христианства на Северо-Западном Кавказе. В Ч – XI вв. Тмутаракань была крупным очагом христианства на Кавказе, и, несомненно, оказывало культурно-религиозное влияние на соседние адыгские племена. В княжестве существовало два христианских храма, в начале XII века была построена церковь Богородицы. Под самой Тмутараканью учеником Феодосия Печорского, Никоном, был основан монастырь – филиал Киевско-Печорского. Никон здесь долго жил, и ему, главным образом, обязаны попавшими в летопись сведениями о Тмутаракани. Из этого следует, что в княжестве была развита письменность.
В Тмутаракани ремесленниками изготавливались красноглиняные, черно-смоляные кувшины, стеклянные браслеты, каменные иконки, металлические кресты. Из шкурок лисиц, белок, зайцев изготовляли украшения для интерьеров, помещений; рога, клыки, зубы шли на изготовление различных подвесок, оберегов, талисманов. Погребение совершалось по обряду кремации.
На противоположных концах Северного Кавказа расцветало два города, одинаково связанных с сухопутной и морской торговлей: Дербент на юго-востоке, Тмутаракань на северо-западе. Тмутаракань была крупным торговым перевалочным пунктом, игравшим значительную роль в развитии торговых связей населения Северо-Западного Кавказа с другими народами. О значении Тмутаракани как торгового пункта свидетельствует сообщение Идриса о том, что в этом городе «есть эмпорий и ярмарка», туда приходят со всех окружающих земель и даже отдельных краев. В княжестве была хорошо развита гавань. Сюда шли с востока и отправлялись на Русь шерсть, шелк, бумажные ткани, металлические изделия, стекло, фарфор, пряности. Из Тмутаракани в глубинные районы Северного Кавказа импортировались красноглиняные, черно-смоляные кувшины, стеклянные браслеты, каменные иконки, металлические кресты и другие вещи. Таким образом, порт связывал население Северо-Западного Кавказа с Русью, Византией и другими странами.
АЛАНИЯ
В Аланском царстве осуществлялась православная <#”justify”>Черкесы. Католичество
История Черкесии XIII – XV вв. в сравнении с предыдущим периодом известна значительно подробнее. Этой известностью мы обязаны в большей степени итальянским авторам этого периода. Среди большой группы итальянских авторов ХIII – XV вв., писавших о Черкесии, особенно многочисленную и хорошо информированную группу образуют авторы генуэзского и венецианского происхождения. Генуя и Венеция начиная с XII столетия представляли собой наиболее продвинутые в экономическом отношении европейские государства. Они имели демократическое республиканское устройство и управлялись выборными лицами. В деле морской торговли с ними не могло поспорить ни одно из государств средиземноморского региона. Генуя и Венеция контролировали и осуществляли большую часть рынка хлебопродуктов, пряностей, оружия, строительных материалов и работорговли.
В бассейн Черного моря генуэзцы и венецианцы, а вкупе с ними пизанцы, флорентийцы, тосканцы и прочие итальянские коммерсанты стали проникать еще в XII в.1 В 1169 г. генуэзцы первыми добились от императора Мануила I Комнина важнейшего для себя указа, по которому им разрешалось торговать в Черном море. В 1204 г. крестоносцы оккупировали византийский Константинополь и разграбили все торговые заведения и склады итальянцев. В период с 1204 г. по 1260 г., когда существовала так называемая Латинская империя – государство крестоносцев со столицей в Константинополе,- итальянские коммерсанты из-за огромных пошлин не имели возможности вести дела в Черноморье.
В 1260 г. византийцы, все это время отсиживавшиеся в Трапезунде, во главе с императором Михаилом Палеологом сумели изгнать крестоносцев из своей древней столицы и восстановили Византийскую империю 2. Успешная военная операция была осуществлена при поддержке генуэзского флота, и уже в 1261 г. между Генуей и Византией был заключен договор, которым Михаил Палеолог фактически подарил генуэзцам монопольное право на торговую деятельность в Черноморье 3. Этот договор, получивший название Нимфейского трактата (1261), оставил некоторые лазейки и для других торговых республик Италии – и этим не замедлили воспользоваться пизанцы, основавшие свое торговое поселение Porto Pisano в Азовском море 4. Затем, в 1265 г., опасаясь чрезмерного усиления Генуи, Михаил Палеолог допустил в Черное море и венецианцев 5. Тем не менее, лидирующие позиции в регионе Черноморья так и остались за представителями Генуи.
Свое основное торговое поселение генуэзцы разместили невдалеке от того места, где была античная Феодосия. Урочище, где расположились генуэзцы, называлось Каффа (Caffa). Это название было перенесено и на поселение генуэзцев 6. Можно предположить, особенно в связи со значительным черкесским присутствием в Крыму 7, вероятное адыгское происхождение топонима Caffa. Джеймс Белл, долгое время живший в Западной Черкесии, упоминает долину Квафф в районе Пшада 8. В топонимии исторической Черкесии содержится целый ряд примеров, по заданию весьма близких к Caffa 9. Большее число генуэзских историков относит основание Каффы к 1266 г. Одним из главных торгово-экономических партнеров Каффы с самого начала стала Зихия (Zichia). На территории между Таной (Азов) и Себастополисом (Сухум), заселенной в те времена черкесами, в XIII-XV вв. насчитывалось 39 торговых поселений генуэзцев. Все эти поселения, в большинстве случаев кварталы, размещались в приморских зихских (черкесских) населенных пунктах и городах. Генуэзцы в Зихии поселялись исключительно с согласия местных князей или вождей; их торговые поселения платили дань зихским предводителям и не обладали правом экстерриториальности (т.н. dominum directum) 10. Каффа была единственным генуэзским поселением, обладавшим правом экстерриториальности. Это право было определено спецификой ее месторасположения. Восточный Крым был уже вне пределов Черкесии, но еще как бы не являлся частью Татарии. И администрация Каффы имела исключительную возможность для политического маневра, опираясь на поддержку черкесов против татар, и на поддержку татар в случае недоразумений с черкесами. Несмотря на свою высокую экономическую значимость, генуэзские поселения имели довольно низкий политико-юридический статус и являлись, по сути, скромными сеттльментами на чужой территории.
В ряде генуэзских поселений не было даже официального представителя Каффы. Так, например, консул отсутствовал в Матреге (Matrega), хотя этот город и по месту своего расположения у Керченского пролива (Straits of Kertch), и по числу жителей был наиболее значимым пунктом Зихии. Филипп Брун объяснял отсутствие здесь генуэзского консула зависимостью Матреги от местного зихского князя 11. Следующие по значимости портовые города, в которых поселилось большое число генуэзцев, Мапа (Мара, совр. Анапа), Батияр (Batiar, совр. Новороссийск) и Копа (Сора, совр. Славянск-на-Кубани) также напрямую подчинялись зихским феодалам и в них отсутствовали каффские наместники-консулы 12.
Вся территория от Дона до Кубани с имевшимися там портами и поселениями, такими, как Иль Пеше (il Pesce), Копа (Сора, Locopa) или Копарио (Copario), Санта Круче (местн. название неизвестно), Бакинахи (Bacinachi) или Балзимахи (Balzimachi), Сан-Джорджио (San-Giorgio) и Лотар (Lotar), находилась во владении черкесских князей. Их имена фигурируют в итальянских источниках: Белзебук (Belzebuc), Парсабок (Parsabok), Биберд (Biberd), Кертибей (Kertibey), Петрезок (Petrezoc) и пр. В Матреге, и на Таманском полуострове в целом, в середине XV в. правили зихские князья Костомох (Costomoch) и Кадибелд (Cadibeld). Насколько их владения углу лись в Зихию, неизвестно. Более того, черкесские (зихские) князья владели территориями в восточном Крыму. Среди таковых фигурируют: Верзахт (Verzht), состоявший в переписке с папой Иоанном XXII и “усердный приверженец” католической веры, правитель Воспоро (Vospero, Черкио или Керчь) в 1320-х гг.; Миллен, правитель Воспоро в 1330-х гг., также принявший католичество 13. С 1379-го по 1386 г. золотоордынским наместником Крыма был еще один зихский князь, известный как Зихий-Геркесий, Джаркас (Jarkas), Черкес-бек (Cherkes-bek) или Жанкасиус-Зих (Jhancasius-Zich), чья резиденция располагалась в Солгате (Solhat). Он был сторонником Мамая и в 1379 г. вынудил администрацию Каффы провести мобилизацию ополчения в поддержку Мамая на Куликовом поле. В 1380 г. он разорил 18 селений из округа Каффы в наказание за отказ администрации этой колонии провести мобилизацию. Он сохранил свой пост и после смерти Мамая при Тохтамыше. Его подпись стоит под договором между Золотой Ордой и Каффой. Согласно 6-му пункту этого договора он обязывался возвратить ранее аннексированные им 18 селений. То обстоятельство, что Черкес-бек, или Жанкасиус-Зих, сохранял свое наместничество при столь враждебных друг другу правителях Золотой Орды, как Мамай и Тохтамыш, свидетельствует о значительной степени его самостоятельности 14. Помимо Черкес-бека (Жанкасиус-Зиха), Верзахта, Миллена, известен еще один черкесский князь, возвысившийся на сопредельной Черкесии территории. Под 1358 г. упоминается некий Сихабей (Зихабей), который являлся золотоордынским наместником в Тане. Итальянский документ именует его “egregius et potens vir Sichabey, dominus Tane”15.
Копа в 1440-х гг. управлялась князем Уздемороком (L’sdemoroch), который, по всей видимости, был старшим или верховным князем западных областей Зихии (L’sdemoroch Dominus Jeticorum). С таким же высшим титулом в 1471 г. фигурирует князь Петрезок. В Копарио на протяжении XV столетия фигурируют Берзебух (Dominus Coparii Berzebuch), его супруга Борунда (Domina Borunda), обладавшая большой властью, их сын Камбелот (Cambelot).
В Матреге XV в. сначала правит некий Берозок (Berozoch), отец могущественной Бика-Катон, власть от которой унаследовал ее сын от брака с Виккентием де Гизольфи, Заккария де Гизольфи (Zaccaria de Ghisolfi). Но над этим последним довлели его сюзерены и, вероятно, родственники по материнской линии – Кадибелд и Костомох. Кадибелд в 1457 г. изгнал Гизольфи из Матреги, но спустя некоторое время разрешил ему вернуться.
К 1333 г. относится письмо Папы Римского Иоанна XXII к черкесскому князю Верзахту, который был обращен в католичество падре Франческо ди Камерино, проповедовавшим в Воспоро (Керчи). Папа благодарил Верзахта за “усердие” в пользу католицизма16. Сообщают также о принятии католичества князем Милленом 17. Проповедь католицизма, по всей видимости, имела значительные успехи. В начале XV в. черкесы уже имели одного католического архиепископа с резиденцией в Матреге и две епископские кафедры. Францисканец Иоанн, первый католический епископ, появившийся в Черкесии в 1349 г., был по своему происхождению черкесским аристократом 18. В ранг епископа он был возведен во время своего пребывания в Риме папой Клементом VI в 1346 г.19
Взаимоотношения между черкесами и генуэзцами характеризует и то обстоятельство, что даже в Каффе, не говоря уже о поселениях в Зихии (Черкесии), единственное регулярное военное подразделение – так называемые оргузии (orgusii) – комплектовалось из черкесских наемников. Эти черкесы образовывали городскую конную полицию, имели солидное жалование, позволявшее даже вести скромные торговые операции. Филипп Брун считает этих оргузиев черкесами на том основании, что “в уставе они также называются казаками, тогда как под последними нельзя разуметь ни русских, ни татар”20. В этой связи представляет интерес замечание Эдмунда Спенсера: “Вероятно, черкесы, которые на протяжении веков вели полувоенный, полубандитский образ жизни и бывшие одновременно те ранителями султанов Египта, Турции и крымских ханов, были известны окружающим народам под этим названием (kassack), которое давалось каждому племени, ведшему такой образ жизни”. (“Perhaps the Circassians, who it appears in every age led a sort of roving half military, half bandit life, and were at one time the life guards of the Sultans of Egypt and Turkey, and of the Khans of the Krimea, were known to the surrounding nations by that appellation, who gave it to every tribe that led a similar life”). Период XIII-XV вв. характеризуется массовой миграцией черкесов в регион среднего Поднепровья (Запорожья), получивший в связи с этим наименование Черкасии.
За все 209 лет генуэзско-черкесских взаимоотношений не произошло ни единого вооруженного конфликта, инициаторами которого были бы князья Зихии (Черкесии), консулы Каффы или власти Генуи. Подобное “миролюбие” было продиктовано огромной заинтересованностью обеих сторон в торговле. И если черкесские князья в силу своей ментальности гнушались ремеслом коммерсанта, то для генуэзцев это занятие было делом всей жизни. Они органично заполнили ту социальную нишу Черкесии, которую всегда и до них, и после них заполняли иностранцы.
Одним из наиболее значимых аспектов генуэзского присутствия в Зихии являлась работорговля, а также посредничество для переправки солдат в армию мамлюкского султаната. Вывоз рабов из Северного Причерноморья и Черкесии в Египет приобрел широкий размах в эпоху поздних Аййубидов23. Затем, в 1262 г. султан Бибарс I (1261-1277) заключил договор с императором Михаилом VIII Палеологом (1259-1282), согласно которому мамлюки получили свободный доступ в Черное море 24. В 1262 г. аналогичный договор с Михаилом VIII заключил султан Калаун 25 (1280-1290). В Каффе было учреждено специальное бюро султанских агентов по закупке рабов – Tuggar al-khass. И если Византия не была в состоянии противиться генуэзско-мамлюкскому альянсу, то подобные попытки предпринимались со стороны римских пап и кипрских королей. Так, в 1311 г. в Вене папа Клемент V и король Кипра Генрих II де Лузиньян (1285-1324) заключили соглашение о совместных действиях с целью воспрепятствовать ввозу черноморских рабов в Египет. Как отмечает Шарль Верлинден, эта уния была направлена не столько против мамлюков, сколько против генуэзцев. Лузиньяны сумели помешать доставке рабов в Египет генуэзскими и вообще христианскими коммерсантами в 1317, 1323, 1329, 1338 и 1425 гг.
Но эффективность этих действий была крайне невелика. В итоге генуэзцы сохранили за собой значительную часть рынка черноморской работорговли.
В 1379 г. между Генуей и бахритским султаном Хаджжи [Hajji] II (реальным правителем при малолетнем Калауниде [Kalaunid] был черкесский эмир Баркук [Ваrquq]) было заключено очередное соглашение, регулировавшее перевозку мамлюкского пополнения. Эммануэль Пилоти (Emmanuel Piloti) сообщает, что только за год (1420) султан Каира получил из Каффы 2000 рабов. Пилоти возмущается поведением генуэзцев, жажда наживы которых усиливала военную мощь мамлюков. В качестве основных национальных групп черноморских рабов, которых перевозили генуэзцы, Эм. Пилоти называет черкесов (Cercassi), русских (Rossi) и татар (Taitres).
В 1431 г. султан Барсбай (Barsbay) заключил с администрацией Каффы соглашение, которое позволяло его агентам беспошлинно вывозить приобретенных в этом городе невольников 28. Бертрандон де ла Броквиер, бургундский аристократ, посетивший Палестину и Сирию в 1432 г., сообщает о представителе султана Барсбая в Каффе, генуэзце Джентиле Империале [Gentil Imperi-al], которого он встретил в Дамаске 29. Весьма характерно, что, как и в Черкесии, генуэзцы выполняли ту же роль коммерческих агентов у черкесских аристократов Египта.
На всем протяжении своего существования генуэзская Каффа (1266-1475) была тем перевалочным пунктом, через который осуществлялась беспрепятственная доставка пополнения для армии мамлюкского султаната.
Единственное обстоятельство, регулярно омрачавшее стратегическое партнерство Черкесии и Генуи – это морской разбой, учинявшийся представителями никому не подчинявшихся вольных обществ причерноморской Черкесии (Alba Zichia). Все те многочисленные соглашения, которые заключали консулы Каффы с князьями Черкесии, с обязательностью нарушались горцами. Горцы Западного Кавказа – зихи, керкеты, ахеи и гениохи – были знамениты своим пиратством уже в античную эпоху . Наибольшую активность зихские пираты проявляли как раз в районе пролива, столь стратегически важного для Каффы, перехватывая галеры каффян на их пути в Копу или Батияр. Причем разовая добыча могла составить сумму в 50 000 аспров. Неспособность Каффы наказать пиратов, которые, как и в античные времена, были связаны с князьями равнинной Зихии, временами приводила к почти полному параличу торговли. Известен лишь один случай, когда администрации Каффы удалось отобрать обратно награбленное пиратами имущество. В бумагах одного из нотариусов, практиковавших в Каффе, за апрель и май 1290 г. содержится контракт морского капитана Вивальдо Лаваджио (Vivaldo Lavaggio), командовавшего одной из галер Аргун-хана, монгольского правителя Ирана, чьи владения выходили через территорию Грузии и Мингрелии к Черному морю. И, как следствие, Аргун-хан был заинтересован в охране своего участка черноморского побережья от нападений зихов. В заливе Джубги (Dchubg) Лаваджио удалось отнять у местных корсаров товары, ранее награбленные ими с кораблей армянских и греческих коммерсантов.
Два других широко цитируемых в литературе эпизода дают представление о починном размахе этого промысла в Зихии. Лаоник Халькокондил, автор византийской истории с 1298-го по 1463 г., сообщает под 1458 г. о нападении зихов под предводительством некоего Артабила на Трапезундскую империю, которая, впрочем, состояла в тот период из г. Трапезунда с окрестностями.
Не меньшим размахом отличалась и экспедиция черкесских корсаров 1572 г. В донесении венецианского посла в Персии Винченцо ди Алессандро за 25 июля 1572 г. из города Конья сообщается, что “черкесы, прибыв на 24 кораблях, сожгли и разрушили за 300 миль отсюда все поселения побережья, разорили турецкие виноградники и перебили множество народа, а женщин увели в плен, забрав все имущество и товары, вследствие чего опасаются, как бы они не пришли в этот город (Конья.- С. X.)”35. Из Трапезунда были снаряжены 6 вооруженных галер для защиты этой местности, с приказом от султана Селима (имеется в виду Селим II) не выходить из порта, но сторожить только город, так как боялись, что черкесы еще больше увеличат число своих кораблей. Посол добавляет: “А мне было велено держать путь на Грузию и Черкесию, но из боязни тех корсаров я повернул обратно” 36. И хотя последний эпизод 1572 г. выходит за хронологические рамки рассматриваемого периода, тем не менее, можно со значительной степенью уверенности считать его типичной иллюстрацией и для XV в.
Характер и дух генуэзско-черкесских взаимоотношений прекрасно демонстрирует история правителей Копарио Белзебука и Парсабока. Копарио, где в конце XIII в. осело большое число генуэзских коммерсантов, имел к тому времени долгую историю. В античный период здесь располагается довольно значительный синдский город, в пределах которого находилось и торговое эллинское поселение 37. В XII в. в Константинополе выходцы из Копарио имели одноименное фондако (торговое подворье)38. Копа, или Копарио, расположенный в 28 итальянских милях от устья Кубани, был наиболее крупным после Матреги городом Зихии. Каждый год в апреле – мае здесь устраивалась грандиозная ярмарка. В то же время Копа была весьма далека от того, чтобы считаться спокойным поселением, являясь яблоком раздоров для местных зихских вождей 39. Как и в Матреге, многие жители Копы являлись должниками каффских кредиторов. Неспособность каффских консулов взыскивать долги либо арестовывать самих должников была следствием постоянной готовности местных правителей защищать своих подданных и клиентов. Кроме того, многие зихские аристократы сами были должны большие суммы в Каффе и годами ограничивались лишь обещаниями возвратить свои долги.
Князь Копы Белзебук на протяжении всех 60-х гг. XV в. постоянно обещал арестовать и отослать в Каффу всех должников, что так и не было им исполнено. В 1470 г. он вообще отказался платить долги, что сделало невозможным его легальное появление в Каффе, поскольку и власти, и кредиторы были настроены по отношению к нему крайне враждебно.
Длительная тяжба по поводу долгов привела к ситуации, когда Каффа и зихи из района Копы оказались на грани вооруженного конфликта. В 1471 г. администрация Каффы вооружила фусту для охраны торговых судов, направлявшихся в Копу. Это еще более ухудшило отношения между Копой и Каффой. Нападения на торговые караваны стали еще более частыми, отчасти и по той причине, что князь Белзебук перестал уделять внимание их охране. Администрация Каффы была вынуждена пойти на крайнюю меру и запретила всем членам генуэзской общины иметь дела в Копе. “Что же касается больших убытков и опасностей, – сообщали консул и массарии 18 мая 1471 г. банку Сан-Джорджио в Генуе, – которыми зихи ежегодно угрожают нашим купцам и гражданам в Копарио, постановлено было нами в этом году воспретить туда доступ кому бы то ни было до тех пор, пока удастся вступить с теми зихами в какое-либо соглашение”40. Администрация Каффы понадеялась, что этим своеобразным бойкотом вынудит Белзебука соблюдать долговые обязательства. Спустя некоторое время – это был еще 1471 год – консулы заявили, что успех обеспечен из-за того, что зихи в Копе остались без соли. Этот продукт традиционно поставлялся им иностранными торговцами, в данном случае генуэзцами из Каффы. Отсутствие соли сделало невозможным заготовку рыбы, которая была основным продуктом и питания, и экспорта жителей Копы. Последующие события показали, что магистраты не ошиблись в своих прогнозах, ибо прежде того, как они окончили писать свое письмо к протекторам банка Сан-Джорджио с описанием своей стратегии, посол Кавалино Кавалло, направленный ими в Зихию, возвратился в Каффу и объявил о заключении нового соглашения с зихскими князьями.
Консул Каффы Оберто Скварчиафико сообщал по этому поводу в Геную: “Ему удалось устроить все по нашему желанию и заключить условие с князем Биберди и Петрезоком, князем Зихии, а также Белзебуком, князем Копарио, и его супругой”. Второй консул Каффы Филиппе Кьявройа (Philippo Chiavroia) также поспешил отписать в Геную о “соглашениях, заключенных к великой выгоде наших купцов с местными князьями Зихии и Копы” . Итак, генуэзскому послу удалось договориться с Петрезоком, по всей видимости, верховным правителем какого-то крупного зихского объединения, с князем Бибердом, область правления которого документ не называет, и с князем Белзебуком, непосредственным правителем Копы. Биберд, фигурирующий в сообщении 1471 г., может быть сопоставлен с черкесским князем Бибердом, о котором около 1452 г. сообщает Иосафат Барбаро.
Как только было достигнуто соглашение, множество судов немедленно стартовали из каффского порта в Зихию, а администрация Каффы направила в Копу своего представителя.
Как оказалось, оптимизм, порожденный вышеназванным соглашением, был преждевременным. Некий Парсабок (Parsabok), описываемый как еще один правитель Копы, и, вероятно, соправитель или сюзерен упомянутого выше Белзебука, конфисковал товары генуэзцев из Каффы; среди пострадавших была и особа высокого ранга – некий Грегорио Де-Марини. Протекторы San Giorgio предписали консулам Каффы сделать все от них зависящее, чтобы возместить убытки потерпевшим, но в то же время они запретили дальнейшую блокаду Зихии. Генуэзцы были вынуждены пойти на переговоры с Парсабоком. Этот князь оказался подлинным хозяином этого района. По поводу заключения договора протекторы писали 15 декабря 1472 г. консулу Каффы: “Мир, заключенный вами с князем Копы Парсабоком, на условиях, вами описанных, считаем полезным…”
Переписка по этому поводу продолжалась и на следующий год. 30 июля 1473 г. протекторы писали каффскому консулу: “Весьма радуемся тому, что вы имеете вести от князя Зихии и что наши купцы, надеясь на выгодное дело, отправились в Копу” 46. Как видим, торговля с Черкесией была настолько выгодной, что, несмотря на риск, генуэзцы стремились поддерживать с ней прочные отношения. Парсабок преподнес через некоторое время еще один неприятный сюрприз для Каффы и Генуи. Войдя в тайное соглашение с неким каффинцем, который на своих судах привез ему все необходимые материалы, он построил для себя замок в Копе. Протекторы проклинали того, кто помог ему в этом мероприятии. Возведение крепости не возымело на соплеменников Парсабока никакого впечатления, ибо в черкесских понятиях возведение башни или крепости считалось проявлением слабости. Но на обитателей Каффы оно оказало тягостное впечатление. Магистраты Каффы вошли в сношения с князем Бибердом и другими соседними с Копой зихскими князьями, пытаясь натравить их на Парсабока, заявляя им, что усиление Парсабока угрожает не только выгодам генуэзской торговли, но и спокойствию Зихии. Чем увенчались провокации каффской администрации, остается неизвестным. Прецедент, созданный Парсабоком, породил специальный указ банка San Giorgio по всем генуэзским поселениям Черного моря, воспретивший продажу или перевозку камней, строительного леса, железа и всего прочего, что может быть использовано местными правителями Понта (Черного моря) для возведения крепостей. В этом же указе содержится пункт, запрещающий всем подданным Генуи торговать с Парсабоком и его вассалами. Данный указ был тут же нарушен самими генуэзцами из Каффы, поскольку выгоды зихской торговли с лихвой перекрывали все ее неудобства и опасности.
Зихи воспринимались генуэзцами и вообще итальянцами как королевское племя, мужественное и коварное одновременно. О воинственности и коварстве зихов писал венецианец Иосафат Барбаро (§ 42). В переписке между Каффой и Генуей за 1473 г. зихи сопровождены эпитетом “коварные” 49. Статут Каффы ввел даже обязательное отчисление средств на укрепление стен в Тане со стороны Черкесии. Те татары, которые отваживались совершать набеги на черкесов и русских, заслуживали у Амброджо Контарини определение “безумных храбрецов”. Татары вообще избегали появляться в Черкесии без особой на то нужды и путешествовали из Крыма в Астрахань, огибая Черкесию (intorno apreso la Circassia). Генуэзец Джорджио Интериано, проживший в Черкесии всю последнюю четверть XV в., писал о постоянных набегах черкесов на Крым и констатировал: “Горсточка черкесов обращает в бегство целую толпу скифов (имеются в виду крымские татары. – С. X.), так как черкесы гораздо проворнее и лучше вооружены, лошади у них лучше, да и сами они выказывают больше храбрости”53. “Except for that, they are at constant war with the Tatars who surround their country from every direction. Sometimes they cross the Cimmerian Bosphorus which separated Caucus from Crimea, and enter that peninsula where the city of Kafa lies. They can do that in winter when the sea freezes because of the severe cold. They are then able to pass over the ice with their horses and men, and launch raids on its people who are Scvthians and Tatars. Undoubtedly, their military ability is so great that a small group is sufficient to defeat an army of Tatars, for they are cleverer than these in several military affairs”. О черкесах в Египте Интериано отозвался как о “величайших владыках в мире”. Мнение о черкесах итальянцы не изменили и к XVII в. Эмиддио д Асколи, глава доминиканской миссии в Крыму в 1624-1634 гг., писал: “Черкесы гордятся благородством крови, а турок оказывает им великое уважение, называя их черкес спага, что значит благородный, конный воин” 56. Взаимоотношения Генуи и Зихии характеризует и то обстоятельство, что в 1462 г. с князем Белзебуком была заключена конвенция “pro conducendis populis”, т.е. о найме солдат 57. Последний император Трапезунда – Давид в своем письме герцогу Бургундии, Филиппу, которое датируется 22 апреля 1439 г., называет зихов в числе своих союзников в готовящемся крестовом походе против османов.
Особое значение Зихии (Черкесии) в системе международных отношений в бассейне Черного моря того времени было обусловлено еще одним существенным обстоятельством. Зихия являлась одним из основных поставщиков зерна в Византийскую империю начиная с 1071 г., когда в результате поражения у Манцикерта Константинополь лишился всех основных сельскохозяйственных районов Анатолии, которые были заняты сельджуками. С этого же периода ввоз зерна из Зихии стал жизненно необходимым для византийских городов южного Причерноморья. Трапезундская империя (1204-1461) вместе с расположенными на ее землях генуэзскими поселениями была отрезана сельджукскими и османскими эмиратами от своей традиционной аграрной периферии, житниц Херианы и Пайперта. Поэтому одной из главных житниц, кормивших Трапезунд и Константинополь, стала Зихия.
Начиная с 1266 г. торговлю зихским хлебом монополизировали итальянские купцы, вытеснившие с рынка греческих коммерсантов. Именно при итальянцах торговля зерном в Черноморье приобрела особый размах. Венецианский экспорт зерна из Зихии зафиксирован с 1265 г., когда Республика Святого Марка получила доступ в Черное море. Первоначально венецианский экспорт был предназначен только для самой Венеции: организовывался на правительственном уровне и не был ориентирован на перепродажу.
В 1268 г., во время большого голода в Италии, хлеб поступил именно из Черноморья. Согласно сообщению Мартино Канале (Martin da Canal), автора “Венецианской хроники”, “венецианский дож и знатные венецианцы разослали корабли всюду, даже к татарам и во многие другие приморские страны, с повелением закупить хлеб и привезти в Венецию… Татары, аланы, зихи, руссы, турки, армяне и греки дали в ту пору хлеб венецианцам”.
“Si fii en Venise mult chiere la vitaille; et ne porquant Monsignor li Dus et li nobles Veneciens envoierent lor navie parmi ie munde iusque as Tatars… Tatars, Alan, Giquis, Ro-us, Turs, Armins et Gres donerent la vitaille as Veneciens a celui tens”.
Особенно интенсивный характер торговля зерном приобрела в Каффе, которая являлась как бы складочным пунктом, где концентрировались грузы из зихских портов. О масштабах торговли свидетельствуют документы генуэзского нотария Ламберто ди Самбучето, работавшего в Каффе в 1289-1290 гг., опубликованные историком из Сорбонны Мишелем Баларом. Так, по 16 актам за осень 1289-го – весну 1290 г. из Каффы в Трапезунд было доставлено 1303,6 тонны зерна, или по 81,5 тонны на один акт. В XIV-XV вв. район Зихии оставался житницей как для итальянских морских республик, так и особенно для Трапезунда и Константинополя. В отдельные годы 10-15 % всего хлеба, потре емого Генуей, привозили из Зихии. Большинство специалистов по этой проблеме склоняется к предположению, что в XIV- XV вв. именно торговля зихским хлебом была главной составляющей в генуэзском предпринимательстве в черноморском регионе 66. Учитывая размах и международный характер этой торговли, данное предположение не выглядит преувеличением.
Характерно, что в XIV в. европейцы считали, что именно северо-восточное Причерноморье, и особенно Зихия, может в полной мере и устойчиво снабжать хлебом и продовольствием участников готовящегося крестового похода. Все это свидетельствует о значительности товарооборота зихского учебного рынка.
Помимо Зихии (Черкесии), итальянцы в большом количестве покупали хлеб в Алании и причерноморской Татарии. По сообщению византийского хрониста Никифора Григоры (Nic. Gregoras), в 1343 г. во время конфликта между Золотой Ордой, Генуей и Венецией, в ходе которого почти полностью была парализована торговля Каффы и Таны, Византия оказалась в состоянии продовольственного кризиса. Лишь с большими трудностями удалось приобрести пшеницу в некоторых регионах – Анатолии. Эта ситуация свидетельствует о том, что сельское хозяйство в Черкесии и Татарии носило в значительной мере товарный характер и было ориентированно на внешние рынки.
Зависимость от привозного, в том числе зихского, хлеба и цены на него волновали жителей Трапезунда: гороскоп, составленный в этом городе в 1336 г., демонстрирует большое внимание к закупкам хлеба, колебаниям цен на него и “прогнозировании” их. В 1386 г., во время осады Каффы татарами, администрация этого семидесятитысячного города сумела закупить все необходимое продовольствие в Зихии. Закупка зерна в Зихии в 1421 г. еще раз помогла Каффе выдержать очередной конфликт с Ордой.
О продовольственной зависимости генуэзских поселений от местного населения свидетельствует целый ряд документов. Так, в письме консула и массариев (massari) Каффы к протекторам банка Сан Джорджио от 6 сентября 1455 г. говорится: “Город наш не только страдает от недостатка припасов, но терпит истинный голод… Хлеб в тех местах (Монкастро и Ликостомо) стоит 50 и 55 аспров за меру и будет стоить дороже. Урожая, собранного в Кампанье (окрестности Каффы.- С. X.), недостаточно даже для посева, и мы его почти уже поели. А на Зихию, так же как и на Турцию, нам нечего даже и надеяться (так как эти государства нам враждебны)” 70. Винья (Vigna), составитель сборника документов “Codice Tauro-Ligura”, писал по поводу характера генуэзских поселений: “Владения генуэзцев не распространялись далее городской черты… за которой начинались области, возделываемые аборигенами, а небольшая территория, предоставленная ими для этой цели колонистам, была по большей части расположена в гористой и неплодородной местности”. Продовольственная зависимость характеризует генуэзское и венецианское присутствие в Черноморье на всем протяжении XIII-XV вв. “В начале итальянского проникновения в Черное море, – констатировал Е. С. Зевакин,- колонии представляли из себя лишь группу домов и складов. Хлеб генуэзцы вынуждены были покупать у туземцев. Такое положение продолжалось вплоть до падения колоний. Это ясно видно из документов, которые говорят нам о полной зависимости итальянцев от туземцев в отношении снабжения хлебом. Прекращение подвоза хлеба вызывает голод в колониях. В последний период существования колоний вокруг некоторых из них возникали земледельческие поселения. Однако они не имели большого экономического значения и не изменили общего типа колоний, имевших чисто торговый характер”. В этом же духе, что и Vigna, и Зевакин, высказывается и Братиану. В 1474 г. Ширин-бег Эминек, не получив чрезвычайно выгодную должность тудуна (т.е. представителя крымского хана в Каффе.- С. X.), запретил своим вассалам торговлю с Каффой. В результате администрация Каффы была вынуждена отправить барки в Монкастро (Аккерман – порт в Молдавии). “А еще, – писал консул Антониотто Габелла протекторам банка Сан Джорджио,- в Воспоро (Керчи) и в Зихии должно быть изобилие хлеба, оттуда мы также получим его порядочно”. Схожее сообщение из письма консула Джиованни Джустиниани Лонго от 21 октября 1454 г.: “…в довершение всего мы опасаемся голода и в будущем году по причине п ого урожая в окрестностях”.
Общее неблагополучие в хлебной торговле Черноморья наступает в период нарастания османской экспансии и в немалой степени в связи с ней.
Пчеловодство и бортничество, развитые на Западном Кавказе, давали для экспорта мед и особенно воск 76. Само существование генуэзских и венецианских торговых поселений в Зихии и Крыму было возможным лишь при условии их политической и экономической поддержки со стороны местного населения. Так, известно, что население Таны, расположенной на чрезвычайно плодородных землях, питалось преимущественно привозными продуктами из Зихии, в частности, из расположенной на Кубани области Кремук, об изобилии хлеба, мяса и меда в которой писал Иосафат Барбаро.
г. составил рубеж в международной жизни Средиземноморья и Кавказа. В этом году османы заняли Константинополь и тем самым как бы реанимировали Восточно-Римскую империю. Экспансия османов на Балканах и в Анатолии получила новый импульс. В 1458-1463 гг. все бывшие византийские владения на Балканах стали османскими; в 1461 г. был захвачен Трапезунд; в 1463 г. – Босния. Е.Ч. Скржинская отмечала, что существование итальянских поселений после 1453 г. было “не более чем только доживанием” 78. Уже в 1454 г. османы предприняли первую экспедицию в Крым и осадили Каффу. Эта осада не привела к взятию города, и, по мнению А. М. Некрасова, “имела в значительной степени характер военной демонстрации” 79. В период с 1454-го по 1475 г. османы не предпринимали масштабных военных акций в Крыму и на Кавказе. Этот период характеризуется острой междоусобной борьбой в ханстве крымских татар. В татарской “замятне” активно участвовали генуэзцы и черкесы. В 1468 г. свергнутый хан Нур-Девлет нашел убежище в 3ихии 80. Опираясь на поддержку зихов, он продолжил борьбу за престол, но потерпел неудачу и в 1471 г. был вынужден просить помощи у генуэзцев, но те бросили его в одну из башен кафинской цитадели.
В 1475 г. еще один татарский князь Эминек, глава влиятельного рода Ширин, также бежал в Зихию 81. Эминек играл в крымской политике первостепенную роль и состоял в переписке с Мехмедом II. Фактически он инспирировал османскую экспедицию против Каффы. Султан собрал огромный флот из 300 кораблей. Во главе флота был назначен великий визир Кедук (Гедик) Ахмед-паша. Сухопутным путем в Крым двинулась значительная армия. Против Каффы выступили и сторонники Эминека. Йозеф Хаммер в третьем томе своего сочинения исчисляет османскую армию, направленную для покорения Каффы в 40 000 человек, что выглядит как явное преувеличение.
июня 1475 г. османский флот подошел к Каффе. Не встретив сопротивления, Кедук-паша высадил десант и приступил к осаде. На протяжении четырех дней османы обстреливали Каффу из пушек. 6 июня администрация Каффы решила капитулировать. Кедук Ахмед-паша пощадил жизнь консула Антониотто Габеллы, отправив его на галерную работу. Оберто Скварчиафико был отправлен в Константинополь, где был подвергнут пыткам и казнен. Османы полностью разорили Каффу, конфисковав все товары, корабли и прочее имущество. С каждого жителя были взяты деньги: от 15 до 100 аспров. Контрибуция, собранная с Каффы, была огромна: “…в это несчастное время в Каффе всех итальянцев, греков, армян, валахов, русских купцов, черкесов, мингрельцев, жителей Трапезунда и Скутарии считалось до семидесяти тысяч”. О присутствии черкесов в Каффе сообщается в письме неизвестного тосканца: “7 и 8 числа месяца июня все валахи, поляки, русские, грузины, зихи и всякие другие христианские нации, кроме латинян, были схвачены, лишены одежд и частью проданы в рабство, частью закованы в цепи”. Ибн-Кемаль, османский хронист того времени, также упоминает о черкесах в Каффе: “На том берегу был прекрасный портовый город, приезжали купцы с моря и с суши, из степей и с гор; там во множестве торговали татары Крымского государства и неверные Черкесии и Руси”.
Падение Каффы означало конец генуэзскому просперити в Черноморье. Вслед за захватом Каффы летом и осенью 1475 г. османы предприняли атаку на Черкесию. Они сумели занять Тану, Матрегу, Копу. В Копе при обороне города погиб местный черкесский (зихский) князь. Утвердиться в крепостях на черкесском побережье османам не удалось.
В 1479 г., согласно Ибн-Кемалю, османам пришлось повторно занимать такие крепости, как Копа и Анапа 87. Несмотря на победный тон реляций Ибн-Кемаля, эта экспедиция османов также не имела особого успеха. Им не удалось углубиться внутрь страны, и их поход в Черкесию явился, по сути, пиратской акцией. Неизвестно также, оставили ли османы гарнизоны в Копе и Анапе.
Походы османов в Черкесию, последовавшие сразу после падения Каффы, предпринимались не столько для аннексии западно-кавказских территорий, сколько для нанесения максимального ущерба генуэзским поселениям. Кроме того, эти походы следует рассматривать в контексте османо-мамлюкских отношений. После захвата Константинополя и Трапезунда османы оказались в состоянии бросить вызов мамлюкской империи. Соперничество за анатолийские территории (Альбистан, Каппадокию, Киликию) привело к открытому вооруженному конфликту в 1485-1491 гг. Согласно Дм. Кантемиру, османы пытались блокировать поставки железа, древесины и прочих важных материалов в мамлюкский Египет. Чтобы ослабить противника, они накануне войны, в 1484 г., совершили очередную экспедицию в Черкесию, в ходе которой разгромили все основные центры мобилизации мамлюков.
Крушение Каффы, тем не менее, не означало немедленного и полного прекращения генуэзского и итальянского присутствия в Черноморье. Многие из генуэзцев нашли пристанище в Черкесии. Среди тех, кто оставил Каффу и перебрался в Черкесию, был и уже упоминавшийся Джорджио Интериано, проживший среди адыгов около четверти века. Многочисленные генуэзско-черкесские браки привели к образованию уже в XV в. своеобразной этнокультурной общности, представители которой именовали себя черкесами-франками. Двойной этноним отражают сложные этнические процессы, приведшие к образованию этой синкретической общности. В конфессиональном отношении черкесы-франки являлись католиками, а в культурном и лингвистическом отношениях почти ничем не отличались от черкесов. Эта общность просуществовала, как минимум, до середины XVII в. Эмиддио дАсколи описал ее в 1634 г.: “Все эти обрядности существуют поныне у наших латинских христиан в Феччиале, именующих себя черкесами-франками. Когда турки отобрали у генуэзцев Каффу, около ста восьмидесяти лет тому назад, многие из знатных были увезены в Константинополь, где им отвели улицу для жилья… Другие ушли в Чиркасию из-за своих жен, ибо многие женились на чиркашинках, так что в настоящее время получили от чиркасов название френккардаш, что на их языке значит – френки наши братья. Иные остались в Каффе… Иные же остались при дворе хана, даровавшего им селение, называемое Сивурташ, т.е. остроконечный камень, которое до сих пор существует и заметно издали. Хан дал им также бея той же национальности, называемого Сивурташ-беем. Хан очень дорожил ими и отправлял их в качестве послов в Польшу и к другим христианским государям; сделал их всех спагами, т.е. придворными дворянами; избавил их от уплаты податей, десятины и прочих налогов. Со временем бей перешел в магометанство, многие последовали его примеру… Они наравне с чиркасами пользуются льготами и имеют одинаковые с ними обычаи и обряды, но говорят они не по-итальянски, а по-турецки, татарски и чиркасски. Они хорошо знают “Отче наш” и “Богородицу” по-латыни. Мужчины, сопровождающие хана на войну, по уходе от него пускаются грабить вместе с татарами, а пленных и их детей заставляют обрабатывать свои земли, на которые сами даже не заглядывают. Они не хотят терпеть ни наставлений, ни осуждений, ни постановлений… Подобно чиркашенкам, тамошние женщины, выйдя замуж, не показываются (обычай избегания.- С. X.) и, даже еще хуже, за все время такой жизни не хотят посещать церковь, из боязни встречи с родственниками (т.е. со свекром и его братьями.- C. X.)”.
Память о генуэзцах сохранилась в Черкесии вплоть до XIX в. Превосходные клинки с вытесненными на них надписями и гербами передавались из поколения в поколение, и дошли до эпохи Кавказских войн 90. Тебу де Мариньи, посетивший побережье Черкесии в 1818 г., затем в 1823-м и в 1824 г., останавливается особо на генуэзских следах. Он отмечает, что в языке черкесов-натухайцев вполне вероятно обнаружатся некоторые генуэзские слова. Кроме того, обычай натухайцев приветствовать, снимая головной убор, также, по мнению Мариньи, связан с генуэзским периодом: “…and perhaps it might be possible to find Genoese words in the language of the Noutakhaitsi-Circassians; besides, their mode of salutation by taking off their caps, which is unique amongst the Orientals, seems to prove an affinity with Europeans”. Дж. Лонгворт, корреспондент лондонской Times, на все расспросы о происхождении каменных сооружений получал стандартный ответ: “Это генуэзское”. Черкесы приписывали генуэзцам постройку башен в верховьях Кубани и Зеленчука, укреплений в районе Хумары 93. На реке Шебж в районе Тхамахинской возвышенности находился курган, который шапсуги называли генуэзским.
По шапсугскому преданию, в этом кургане захоронен некто Гену, погребенный со своими богатствами. В 1830-1840-х гг. на этом кургане проходили народные совещания. В 60-х гг. XIX в. в 15 км к югу от Новороссийска на горе Нелят еще сохранялись остатки цитадели. В преданиях натухайцев она именовалась Дженуэз-кале, т.е. генуэзская крепость. Симпатия, с которой черкесы относились ко всему генуэзскому, во многом определила успех миссии Рафаэля де Скасси, генуэзца, крупного российского коммерсанта. Он был едва ли не единственным сторонником мирного взаимодействия с черкесами. В завершение представляется возможным отметить, что проблема генуэзско-черкесских отношений еще далека от своего полного освещения.
3. Распространение христианство – католического полка в 13 – 15 веках при посредничестве генуэзского и венецианского фактория. Католичество в Черкессии
О культуре и быте раннесредневекового населения Северного Кавказа наиболее полное представление дают многочисленные археологические памятники. В настоящее время в приморских районах Дагестана известие более 40 памятников, связанных с оседавшими здесь кочевниками.
Своим происхождением культура многочисленных городищ и поселений Терско-Сулакского междуречья восходит к местному оседло земледельческому населению, связанному с Кавказской Албанией.
В VI-VII вв. начинается проникновение христианства (из Византии в Грузию). Кроме монастыря Иоанна Крестителя, находившегося в западной части Алании, свидетельством первого проникновения этой “мировой религии” могут быть крест с греческой надписью VIII в найденный на Рим-горе близ Кисловодска.
Но ни христианство, ни тем более зороастризм не могли подавить традиционные, освященные веками языческие культы, сохранявшие в условиях архаического быта свое общественное значение и доминирующую роль.
В VIII-IX вв. происходило дальнейшее распространение христианства на Северо-Западном Кавказе. Центром одной из христианских епархий константинопольского патриарха на рубеже VII-VIII вв. был город Никопсия в Зихии. Вместе с Боспорской и Херсонесской, эта епархия называлась “Зихской”. В списке епархий, составленном перед 787 г. Никопсийская и Себастопольская епархии названы “абхазскими”, что дает повод предполагать переход Никопсии под власть Абхазского княжества в конце VIII в.
Архитектура второй половины I тысячелетия н. э. на территории Северного Кавказа изучена слабо. Наиболее впечатляющими являются крепостные стены Хумары, имеющие толщину от 3 до 5 м, несомненно в древности считавшиеся высокими и неприступными. Внешний и внутренний панцири сложены из больших, тщательно отесанных и подогнанных песчаниковых блоков на извести, промежуток между ними забутован (та же строительная техника применялась и при сооружении жилых и хозяйственных построек, но с применением глины вместо извести).
Народы Северного Кавказа боролись за независимость и против хазар, и против Арабского халифата. Ослабление этих двух держав способствовало постепенному освобождению народов Северного Кавказа, возникновению здесь своих собственных ранних государственных образований (Аланского союза, государств Дагестана) Эти процессы проходили неравномерно и наиболее интенсивно в тех областях, которые были больше связаны с древними цивилизациями Закавказья и Передней Азии. VI-IX века были периодом дальнейшего развития культуры народов Северного Кавказа.
Десятый век – первая четверть XIII в.- один из наиболее интересных периодов в судьбах народов Северного Кавказа. Усиливаются экономические, культурные, военно-политические контакты народов Северного Кавказа между собой и с другими народами. Переживает подъем городская и международная торговля.
Рассматриваемый период начался для народов Северного Кавказа при благоприятных внешнеполитических обстоятельствах. Народы Северовосточного Кавказа еще в IX в. освободились от гнета Арабского халифата в конце IX – начале Х в. адыгские и аланские земли сбросили хазарское иго Одновременно этот период характеризуется установлением первых контактов между Русью и народами Северного Кавказа – тех связей, которые впоследствии сыграли огромную роль в истории региона.
Адыги (общее самоназвание предков современных адыгейцев, кабардинцев, черкесов) занимали западную часть Северного Кавказа, Прикубанье и часть Черноморского побережья. В византийских и русских летописях адыги были известны под названием “касоги”, а у восточных авторов – “кашаки”.
В начале Х в. возросло политическое значение Алании. Конец продолжавшейся в течение 200 лет политической зависимости от хазар и приобретение самостоятельности способствовали как успехам в области экономической жизни, так и росту международного престижа Алании. История Алании – это не только история алан – предков современных осетин. В состав сперва племенного союза, а затем государства алан входили (и, возможно, иногда под этим термином скрывались) отдельные, менее многочисленные группы вайнахов, возможно тюрок, части адыгов.
Большое значение в истории русско-северокавказских взаимоотношений имел и поход 944-945 гг., когда русы овладели крупнейшим в то время городом Закавказья Берда (Партавом). Примечательно, что в последнем походе в военных действиях на стороне руссов участвовали аланы и лезгины, что является свидетельством союза Киевской Руси с этими народами.
Огромную роль в дальнейшем развитии русско-северокавказских контактов во всех сферах – торговоэкономической, культурной, военно-политической – сыграло образование Тмутараканского княжества.
Значительные навыки и знания требовались и при строительстве некоторых видов погребальных памятников – катакомб, гробниц, склепов. Великолепным образцом высокого мастерства художников-камнетесов того времени можно считать древний дольменообразный склеп на р. Кривой в Западной Алании. Он сооружен из девяти тщательно обработанных и точно подогнанных плит, и снаружи уже в эпоху Средневековья сплошь покрыт плоскорельефными изображениями людей, собак, оленей, птиц, крестов и т. д. Каменные плиты с плоскорельефными изображениями всадников, охотников с луками, овец и прочих фигур и узоров, а также надгробные плиты и кресты с выгравированными на поверхности орнаментальными мотивами и греческими надписями, относящиеся к Х- XIII вв. и более позднему времени, найдены и в других местах Центрального Кавказа и Прикубанья (Гиляч, Теберда, Рим-Гора, Малый Зеленчук, Верхний Чегем, Безенги, р. Баксан и др.).
Со строительством связаны также кубачинские каменные рельефы с изображением различных бытовых или военных сцен, покрыты эпиграфическим и растительным орнаментом. Некоторые сосуды покрывались темно-серым, черным и красным лощением, иногда до зеркального блеска. Поверхность многих из них орнаментировалась всевозможными нарезными, желобковыми рельефными, ногтевидными, точечными узорами и лощеными полоскам в виде сетки, прямых и волнистых линии и т. д.
Вместе с проникновением тюркского этноса в Предкавказье наблюдается распространение монументальных каменных статуй.
Замечательными памятниками изобразительного искусства являются половецкие “каменные бабы” – монументальные скульптурные изображения женщин и мужчин из камня, олицетворявшие умерших предков.
В X-XI вв. крупным очагом христианства на Кавказе была Тмутаракань, несомненно, оказывавшая культурно-религиозное влияние на соседние адыгские племена. Археологическими раскопками на Таманском городище открыты фундаменты двух христианских храмов крестообразного и одноапсидного (датируемого 1023 г.).
В X-XII вв. христианство, проникшее из Византии при посредств( Грузии, получило широкое распространение в Алании. В начале Х в. в связи с пропагандой этой религии Константинополь организую Аланскую митрополию и разворачивает в верховьях Кубани широкое церковное строительство. В ущелье р. Большой Зеленчук сооружается кафедрал Аланской епархии – северный Зеленчукский храм.
Христианское влияние в Дагестане прослеживается весьма отчетливо по многочисленным данным. Значительное число христианских могильников VIII-X вв. в Аварии (близ сел Урада, Тидиб, Хупзах Галла,. Тинди, Кванада, Ругуджа) – захоронения более двух десятков христиан – свидетельствует о количестве христианского населения и несомненно, об успехах политики христианизации.
В рассматриваемое время все большую роль во всех областях жизни народов Северного Кавказа начинает играть ислам. Первые шаги этой религии на Кавказе относятся к VII-VIII вв. и связаны с арабскими завоеваниями.
Процесс проникновения ислама в Дагестан затянулся примерно на 900 лет. В X-XII вв. территория Юго-Восточного Дагестана постепенно входила уже в число “мусульманских государств”. Надписи повествуют о строительстве мечетей и других культовых сооружений.
Проповедниками ислама выступали в X-XII вв. не только арабы в многочисленные “гази” (“воители за веру”) из разных стран, но и мусульманское население Дербента. В укреплении позиций ислама в XI-XII вв. в ряде районов Дагестана важную роль играли Ширван и Гилян.
В X-XII вв. позиции арабского языка в Дагестане значительно усилились. Среди местного населения появились лица, владеющие арабским, языком и писавшие на нем. Большое число эпиграфических памятников XI-XII вв., обнаруженных в Дагестане, указывает, что арабский язык имел довольно широкое распространение. Если первоначально интерес к арабскому языку был связан с исламом, с чтением Корана, с мусульманским богослужением, то вскоре это оказалось недостаточным. В связи с проникновением богатой литературы народов Востока на арабском языке по самым различным отраслям наук интерес к арабскому языку значительно усилился. Вместе с арабским языком попадали не только Коран и кораническая литература, но и произведения по истории, географии, астрономии, логике, медицине, по арабской грамматике и лексикографии.
В X-XII вв. в Дагестан проникла также грузинская письменность. В настоящее время обнаружено около двадцати крестов с грузинскими надписями, некоторые кресты несут двуязычные надписи (на грузинском и местных языках) .
Грузинская письменность была распространена и в горах Чечено-Ингушетии. Грузинские надписи на камнях и черепицах Тхаба-Ерды и других храмов, находки рукописных псалтырей в Тхаба-Ерды и Маги-Ерды позволяют думать, что христианское богослужение тут проходило на грузинском языке Как известно, в рассматриваемый период народы Северного Кавказа своей письменности не имели. Прямое указание об этом дает арабский автор конца Х в. Ибн Ан-Надим: “Кавказские владетели не имеют собственных письмен”.
Изучение истории народов нашей страны, в частности народов Северного Кавказа в период татаро-монгольских завоеваний, свидетельствует об исключительно отрицательной роли этих завоеваний в судьбах народов. Источники неопровержимо показывают, что этот трагический период в истории народов Азии и Европы являлся вместе с тем периодом героической борьбы народов за свою независимость. Эта упорная, часто стихийная, неорганизованная, но никогда не прекращавшаяся многовековая борьба сыграла прогрессивную и в конечном счете решающую роль для дальнейшего развития производительных сил и освобождения завоеванных татаро-монголами территорий.
Города Азербайджана (Ардебиль, Байлакан, Гянджу и др.) татаро-монголы предали грабежу и разрушениям. Население городов, оказывавшее сопротивление завоевателям, беспощадно истреблялось, а остававшихся в живых обращали в рабство. Армянский историк Киракос Гандзакеци, очевидец большинства этих событий, описывает печальную картину: “Страна вся была полна трупами умерших, и не было людей, чтоб похоронить их. Иссякли слезы на глазах любящих, в страхе перед нечестивцами никто не осмеливался оплакивать павших . Как будто мраком был объят весь свет, и полюбили люди ночь пуще дня. Разграблены были имущество и богатство, но жадность их (татар) к вещам не была утолена. Они рыскали по всем домам и покоям, но там ничего не осталось . И на такую горькую долю обрекли они многие народы и племена”.
Первый поход татаро-монгольских войск имел разведывательный характер и не привел к установлению господства на Северном Кавказе.
Такой крупный город, как Дербент, также сохранил свою независимость вплоть до 1239 г. Именно в Дербенте в 1222 г. нашли убежище кыпчаки после поражения, нанесенного им татаро-монголами на Северном Кавказе.
К планомерному завоеванию Северного Кавказа татаро-монголы приступили одновременно с завоеванием русских земель.
Лишь осенью 1238 г. возобновились военные действия на Кавказе. На этот раз татаро-монголы нанесли удар по аланам, обитавшим в центральной части Северного Кавказа. Захватчиков должны были привлекать занятые аланами подступы к оживленным перевальным дорогам в Закавказье (нынешние Военно-Сухумская, Военно-Осетинская и Военно-Грузинская дороги). Кроме того, у татаро-монголов были старые счеты с аланами, выступавшими против них еще в 1221-1222 гг.
Четыре года понадобилось татаро-монголам для завоеванания ключевых позиций в горной полосе Северного Кавказа.
Проникнув на Черное море и превратившись в первую торговую державу в Европе, Генуя развернула энергичную деятельность за
упрочение своего влияния в Крыму и приморской зоне Северо-Западного Кавказа, которые находились под контролем Золотой Орды. В 1266 г Менгу-хан разрешил генуэзцам основать на месте небольшого поселка в Крыму торговую колонию Кафу (ныне Феодосия); это явилось важной вехой в процессе колонизации итальянцами Причерноморья.
Чем же торговали генуэзцы на Северном Кавказе? Главным образои они ввозили итальянские сукна, бокассины, букаран (легкая драгоценная ткань), хлопчатобумажные и бархатные ткани, парчу, ковры, хлопок сырец, венецианское стекло, мыло, ладан, клинки сабель с вытесненными на них надписями, гербами и рисунками), соль, рис горчицу, имбирь и некоторые утонченные пряности. Вывозились в основном сушеная и соленая рыба, лисьи, куньи и прочие меха, хлеб воск, а также мед, икра, вино, фрукты, дерево (самшит и иные сорта) кожи и др.
Религия и религиозные верования. В XIII-XV вв. значительное распространение на Северном Кавказе получил ислам. В укреплении и распространении мусульманства значительную роль сыграли как Золотая Орда, где ислам утвердился в XIII-XIV вв., так и Тимур. “Война за веру” против христиан и язычников Северного Кавказа превратилась в постоянный промысел так называемых “газиев’ (воителей). Однако господствующей религией ислам в описываемое время стал лишь в Южном и в Центральном Дагестане.
В Дагестане и городских центрах Предкавказья повсеместно строились мечети. В XIV в. соборная мечеть существовала и в Пятигорье. Однако в описываемое время жители ряда районов Северного Кавказа придерживались христианской религии.
Православные храмы существовали в Маджарах, Верхнем и Нижнем Джулате, Матреге, в горах Карачая, Балкарии, Северной Осетии и Чечено-Ингушетии в Дагестане.
Опираясь на генуэзские и венецианские фактории, католические миссионеры проводили в XIII-XV вв. активную деятельность по
распространению своего вероучения. В связи с этим в XIV в. на Северном Кавказе стало распространяться католичество.
Католичество на Северном Кавказе не в состоянии было пустить глубокие корни, а захват генуэзских факторий османами в 1475 г. положил конец деятельности в этом крае папских миссионеров.
Захват черноморских городов Османской империей нанес большой удар и по православию на Северном Кавказе, лишив христиан постоянной свиязи с Византией. И все же православие в XV в. имело большее распространение на Северном Кавказе, чем католицизм.
В результате опустошительных нашествий татаро-монгольских орд и связанных с этим перемещений коренного оседлого населения в значительной степени изменилась и политическая карта Северного Кавказа.
Черкесия. Впервые названием “черкесы” письменные источники стали обозначать адыгов в 30-х годах XIII в. Монголы зафиксировали этот этноним в форме “серкесут”. Позже, в XIV-XV вв., черкесами стали называть адыгов восточные, европейские и кавказские источники. Появление термина связывают с политическими событиями XIII в., а именно с разгромом татаро-монголами алан, оттеснением их в горы и расселением в Предкавказье тюркоязычных народов. Хорошо знакомый с Северо-Западным Кавказом генуэзец Д. Интериано сообщает, что зихи, называаемые так на языке простонародном (итальянском), греческом и латинском, татарами же и турками именуемые черкесы, сами себя называют – “адыга”. Они живут (на пространстве) от реки Таны до Азии по всему тому морскому побережью, которое лежит по направлению к Боспору Киммерийскому, ныне называемому Восперо. Архиепископ Иоанн де Галонифонтибус, посетивший Кавказ в конце XIV-начале XV в. сообщает: “Страна, называемая Зикией или Черкесией, расположена у подножья гор, на побережье Черного моря. Они не имеют царя, и у них есть только несколько мелких феодалов, многие их села никогда никем не управлялись, и они имеют своих собственных глав”.
Массовое продвижение адыгов на восток до р. Сунжи имело место в XV в. после бесповоротного заката могущества Золотой Орды. Переселившихся на восток адыгов начали называть кабардинцами.
Исследователи считают, что в этнониме “къэбердэй” частица “берды” взята из тюркских языков и оформлена окончанием “эйч”, являющимся показателем принадлежности. “Къэбердэй” – это то, что принадлежит Кабардыю.
Балкарцы и карачаевцы. Балкарцы и карачаевцы, как полагают исследователи, в начале описываемого времени были единой этнической общностью. Процесс тюркизации доаланского населения Северного Кавказа, начавшийся со времени появления здесь болгар, еще более усилился с приходом на Северный Кавказ кыпчаков.
Северная Осетия. Осетины, относящиеся по языку к североиранской группе индоевропейских народов, являются прямыми потомками северокавказских алан. В период татаро-монгольских погромов часть северокавказских алан была уничтожена, часть ушла в Восточную Европу, часть же была оттеснена в горы. Чечено-Ингушетия. О предках чеченцев и ингушей сведений,относящихся к XIII-XV вв., в письменных источниках очень мало. В “Армянской географии”, древнейшая рукопись которой не восходит далее XIII в., упоминается народ “хохчу”.
Владения Дагестана. Дербент и Южный Дагестан. В политическом устройстве многоязычного Дагестана в XIII-XV вв. произошли довольно существенные изменения.
Ногайцы. Ногайский этнос складывался до прибытия ногайцев на Северный Кавказ. Самоназвание – ногай (ногайлар). Под этим названием они известны и соседним народам Северного Кавказа. Название это происходит от имени золотоордынского темника XIII в. Ногая из рода Джучи, сына Чингисхана, который неоднократно упоминается в письменных источниках того времени. Известно, что Золотая Орда не была этнически однородной. Среди монгольских племен, воспринявших от кыпчаков тюркский язык, были мангыты, большая часть которых была подвластна Ногаю. В XIV в. в связи с распадом Золотой Орды образовалась Ногайская Орда.
Поселения и жилища. В XIII-XV вв. на Северном Кавказе существовали поселения разных типов. В горских районах Восточного и Центрального Кавказа поселения были скученными и располагались на горных склонах и ущельях, что делало их малодоступными для нападения. Эти поселения укреплялись боевыми башнями, замками, иногда каменными защитными стенами.
В раскопанном жилище на Тлюстенхабльском селище в Адыгее обнаружена глинобитная печка, прямоугольная в плане, вверх полукруглая. Она была сооружена путем обмазывания глиной каркаса и прутьев. В глину была подмешана солома. Печка опиралась на деревянные конструкции. По словам Интериано, у адыгов в XV в. строили специальное помещение для гостей – кунацкую.
Прикладное искусство. В XIII-XV вв. на Северном Кавказе дальнейшее развитие получило прикладное искусство: резьба по камню и дереву, художественная керамика, художественная обработка металла изготовление узорчатых войлоков и ковров, золотошвейное искусств” и др.
Каменные плиты со строительными надписями, надгробные памятники, тимпаны и наличники покрывались растительным и геометрическим орнаментом. В Дагестане многие из них представляю высокохудожественные произведения камнерезного искусства Металлическая посуда, оружие и украшения, вышедшие из мастерских даргинского сел. Кубачи, принадлежат к шедеврам ювелирной искусства. Керамические изделия Дагестана, Закубанья и Центральной Предкавказья отличались изящными формами и геометрическим врезным орнаментом или цветной раскраской.
Своеобразными памятниками архитектуры являлись также мавзолеи и склепы.
Памятники письменности. В начале XIII-XV в. адыги, по свидетельству Юлиана и Интериано, имели у себя богослужебные книги на греческом языке и отправляли церковную службу словами и письменами греческими.
Наличие в Дагестане медресе показывает, что грамотными людьми здесь являлись не только выходцы из дальних стран, но и местные жители. Это подтверждается и этнографическими памятниками, содержащими имена писцов, иногда с нибсой (т.е. указанием на место их происхождения).
У народов Северного Кавказа пользовались почетом улемы, т.е. знатоки мусульманских догм, правовых норм, исторических традиций и некоторых естественных наук.
христианство княжество венецианский факторий католичество
Источник
Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. – М.: Междунар. отношения, 2003.
<http://kvkz.ru/stati/2580-religiya-na-severnom-kavkaze-sociologicheskiy-analiz.html>