Рефераты по предмету История экономики, экономических учений скачать бесплатно

Социально-экономические
реформаторские проекты утопического социализма

Особенности
утопического социализма постмануфактурного периода

В ранних социалистических утопиях, начиная с сочинений Пла­тона и кончая
произведениями Т. Мора, Т. Кампанеллы и других, речь шла о критике частной
собственности, как правило, с пози­ций морали. Из сути их утопических концепций
было очевидно тя­готение к примитивному идеалу общественного устройства на прин­ципах
равенства потребностей и равенства способностей.

Однако в первой половине XIX в. под влиянием трудов пред­ставителей
классической политической экономии доктрины соци­алистов-утопистов претерпели
существенные качественные изме­нения. Для утопического социализма данный
период, связанный с завершением промышленного переворота, знаменателен осмыс­лением
новых экономических реалий, которые нашли свое отра­жение в разработках лидеров
нового поколения этой школы эко­номической мысли, и прежде всего Р. Оуэна в
Англии и К. Сен-Симона и Ш. Фурье во Франции.

Именно эти авторы и их последователи стали увязывать свои идеи со
сложившимися к началу XIX в. экономическими условия­ми и господствовавшими
тогда принципами политической экономии классической школы. В частности, они,
как и классики, рату­ют за дальнейшее ускорение технических изобретений и
научных открытий и всемерный рост общественного производства, считая это
главной целью экономической политики.

Кроме того, и те и другие придерживаются
концепции естественного порядка, т.е. выдвигают модели идеального социального
устройства общества и каждого человека, с той, правда, разницей, что сущность
этих моделей и пути их построения у тех и других диаметрально проти­воположны.

Экономические воззрения Р. Оуэна, К. Сен-Симона и
Ш. Фурье

Роберт Оуэн (1771—1858) — английский социалист-утопист,
автор ряда работ, содержащих проекты

социалистических преобра­зований.
В их числе такие сочинения, как: «Об образовании челове­ческого характера»
(1813-1814), «Доклад графству Нью-Ланарк» (1820), «Книга о новом нравственном
мире» (1836—1844) и др.

Его теоретические воззрения в части трактовки стоимости близ­ки к
классикам, особенно Д. Рикардо. В частности, он безоговороч­но принял у них трудовую теорию стоимости, хотя, в
отличие от них, не допускал положения о
том, что ценность товара включает в себя еще и прибыль.

Не разделял Р. Оуэн и мальтусовскую
теорию народонаселения, полагая, что «при правильном руководстве физическим
трудом страны могут давать средства существования безгранично возрас­тающему в
численности населению, притом с большой выгодой для всех жителей».

Вместе с тем важно обратить внимание на
то, что, будучи длительное время крупным фабрикантом, Р. Оуэн, вопреки
классикам, предвосхитил многие, ставшие впоследствии обыденными, мероприятия по
решению социальных проблем в условиях фабрично-заводской организации
общественного производства.

Так, для своих фабричных рабочих в Нью-Ланарке еще
в начале XIX в. им были построены специальные благоустроенные жилища, столовая,
торговая лавка, сберегательная касса, детский сад и ясли и т.д. А установленным
там порядком труда он фактически на полвека опередил соответствующее фабричное
законодательство:

1)      
сократив
рабочий день для взрослых с 17 до 10 часов;

2)      
отказавшись
пользоваться трудом детей в возрасте менее 10 лет и создав для них школы,
которые впервые были абсолютно светскими;

3)      
уничтожив
штрафы, которые были тогда весьма обычными.

В своих многочисленных публикациях
Р. Оуэн пытается обосно­вать концепцию
«разумного устройства общества». По его замыслу основным требованием при
переходе к такого рода новому обществу является устранение посредством принятия
«разумных зако­нов» самих причин, вызывающих надобность в «ничего не произ­водящих
потребителях» и тем самым предотвратить катастрофу на­сильственного
ниспровержения «всей социальной системы».

При­чем, на взгляд ученого, главным
образом господство частной соб­ственности является решающей причиной
бесчисленного мно­жества «несправедливостей, преступлений и бедствий», испыты­ваемых
человеком, а машины, которые могут быть «величайшим благодеянием», становятся
ее «величайшим проклятием».

Р. Оуэн убежден в нецелесообразности «любого
насильственно­го переворота», подчеркивая, что действенной силой в руковод­стве
«неизбежным переходом ото лжи к истине», т.е. в процессе рево­люции «в сознании
и в навыках человечества», должны стать преж­де всего «существующие
правительства» и их «переходные поряд­ки».

Замена же «несправедливого
общественного строя» полагает он, будет осуществляться «постепенно, мирно и мудро» и при условии реализации «научных начал».
К примеру, предлагается постепенно скупить землю «по ее рыночной цене у тех,
кто делает продать ее и превратить, таким образом, в будущем в общественную
собственность с тем, чтобы она служила единственным источникгш дарственных
доходов», и т.п.

Говоря о реализации задач по проектированию на участках куп­ленной
государством земли оуэновских ассоциативных
самостотельных поселков» с числом от 500 до 3000 человек, следует указать,
что для этого все свои надежды ученый вновь возлагал на усилия «разумного
правительства» по обеспечению соответствующих «разумных условий».

• широкое применение в ассоциациях машин для
замены т/чнпго труда в различных сферах, включая домашнее хозяйство;

• превращение труда в единственное мерило
ценности

• обретение деньгами собственной внутренней
стоимости настолько, чтобы она стала «значительно ниже ценности железа и
стали»;

• обеспечение изобилия богатства после того, как
человече­ство уничтожит металлические деньги и заменит их «нацио­нальными
деньгами» — бонами труда;

 • использование различных методов просвещения
населения и особенно посредством
периодической печати;

 • ликвидация «бесполезной частной
собственности», а соответственно, и прибыли благодаря контактам производителей
без посредников и др.

Клод Анри де Рубруа Сен-Симон (1760—1825) — французский социалист-утопист, в
силу своих политических убеждений в пользу социалистических идей отказавшийся
от графского титула и дво­рянского звания, — является одним из ярких авторов
данного направления экономической мысли.

Его перу принадлежат значительные
научные произведения, в числе которых «Письма Женевского обитателя к современникам»
(1803), «О промышленной системе» (1821), «Катехизис промышленников» (1823—1824)
и др.  Для К. Сен-Симона социальная
система с экономикой свободной конкуренции — это не просто переходный этап
между уходящим феодализмом и пока еще не достигнутой идеальной социальной
организацией, но и этап, располагающий всем необходимым, чтобы без революционных потрясений мирно и
достаточно быстро nepeйmu к основанному на «индустриальном равенстве»
обществу социальной справедливости.

В своих рассуждениях предстоящий переход
от существующего к справедливому индустриальному общественному устройству он
объявляет исторически неизбежным, ссылаясь на растущий потен­циал ускоряющих
приближение грядущих перемен факторов, как-то: наука, разум и передовые идеи.

Однако следует отметить, что в отличие от всех других пред­ставителей
утопического социализма, в том числе даже своих пос­ледователей, К. Сен-Симон не отвергает частную собственность при
социализме, подчеркивая, что «именно этот институт служит основой
общественного здания» и что необходим «закон, устанав­ливающий собственность и
регулирующий пользование ею».

Специфичность воззрений этого ученого наряду с позитивным отношением к
частной собственности очевидна также из некото­рых других присущих лично ему
методологических и теоретических позиций.

Так, историзм в
методологии К. Сен-Симона своеобразен на­столько, что в его понимании
разложение феодализма завершитсятогда, когда обществом будут добровольно
оплачены «все расходы по переходу от феодальной системы, видоизмененной в кон­ституционный
режим, к системе чисто промышленной…».

Нена­сильственный же характер этому
переходу будет обеспечен, пишет он, если лично король Франции признает особую
роль в обществе неких «промышленников»,
благодаря которым «громадное большин­ство нации» станет жить «в более
счастливых условиях».

Но кто же такие
сен-симоновские «промышленники»? Судя по определению К. Сен-Симона,
«промышленник» — это земледелец и каретник, слесарь и столяр, фабрикант и
купец, из­возчик и матрос, т.е. все те, кто «составляет три крупных класса,
которые называются земледельцами, фабрикантами и торговцами». К особенностям и
достоинствам «промышленников» он относит то, что будто они.

• производят все богатства и
поэтому владеют денежными сред­ствами;

• достигают по численности более 24/25 нации;

      • превосходят других в умственном
отношении.

В соответствии с его
утверждением, класс «промышленников» прежде всегда противостоял двум другим
«непромышленным клас­сам» — дворянам и буржуа. Но с наступлением «эпохи переходной» (от феодализма к социализму.), уточняет ученый в составе нации
остается только два класса, а именно:

Отсюда становится понятным, почему К. Сен-Симон столь уве­рен в
исторической миссии именно «промышленников» и в том что «они возьмут высшее
руководство достоянием государства что­бы передать его в руки наиболее
значительных людей в своей среде».

 Итак, по Сен-Симону, мирными
усилиями «ученых и вождей промышленников», а также «волей короля» грядет
падение непро­мышленного «класса правителей», что предопределит:

• закономерную перемену «современного строя» на
систему «наиболее полного равенства, какое только возможно»;

• ликвидацию анархии — «величайшего зла для
честных лю­дей»;

• учреждение во всей
Европе «промышленной системы» и «унич­тожение системы феодальной».

Наконец, К. Сен-Симон убежден и в необратимости итогов «ны­нешней
революции», полагая, что благодаря ей впредь благосос­тояние государства начнет
развиваться с необычайной быстротой и что поэтому «общество будет обладать всем
тем индивидуальным

и общественным счастьем,
на какое только может притязать че­ловеческая природа».

Шарль Фурье (1772—1832) — французский социалист-утопист,
предложивший не менее оригинальную модель «справедливого» социального
устройства будущего, чем его современники Р. Оуэн и К. Сен-Симон. Наиболее
значительными публикациями этого уче­ного являются «Теория четырех движений и
всеобщих судеб» (1808)

Выходец из купеческой семьи, торговый
агент по профессии и самоучка в различных областях науки, Ш. Фурье в своих тру­дах
гневно критикует классическую
политическую экономию и вос­хваляемую ее представителями экономику свободной
конкуренции. Он предлагает покончить с порочной эксплуататорской систе­мой
так называемого цивилизованного общества и перейти по­средством реформ к новому «социетарному миру», осознав заранее (благодаря
агитации, пропаганде и личному примеру) достоинства рекомендуемых им ассоциативных образований — «фа­ланстеров».

В последних, по его замыслу, не будет места наем­ному труду, так как
собственность приобретет всеобщий харак­тер, а рабочий, став акционером, сможет
участвовать в прибы­лях и быть избранным на руководящие должности в структуре
соответствующей фаланги.

В большинстве своих сочинений Ш. Фурье весьма нелицепри­ятно
высказывается в адрес классиков, обвиняя их в превращении политической экономии
в науку, «которая говорит только кошель­ку… которая, превращая наслаждения
роскоши и сладострастия в религиозные действа… забрасывала бы цветами эту
жажду золота, возбужденную экономистами».

По вине классиков, подчеркивает он,
«всякое производство полезно, лишь бы оно создавало легио­ны изможденных
голодом людей, продающих себя по низкой цене приобретателям и заведующим
мастерскими». И именно из-за при­верженности идее свободной конкуренции, по его
оценке, «в од­ной только Франции миллион жителей оторван от земледельческо­го
труда и промышленных производств».

Исходя из подобного рода суждений, Ш. Фурье
приходит к зак­лючению о том, что экономика свободной конкуренции неоправ­данно
расширяет армию «торговцев и торговых агентов» — представителей
«паразитирующего» и «второстепенного класса» сумев­шего подчинить себе «все
основные классы… и даже правительство) и превратиться в «чудовищную силу, ибо
она уклоняется от вмешательства правительства.,.».

Вместе с тем Ш. Фурье не уповает на
правительственные реформы, предпочитая, как и Р. Оуэн, инициативу «сниз» хотя
на его взгляд, «секта Оуэна» предложила «систему, целиком противную природе» и
слишком «мало прибыльную». Свою же сой ственную программу реформ он излагает на
основе целого ряа-i обстоятельных
сопоставлений, с одной стороны, недостатков «строя цивилизации», а с другой —
достоинств «строя согласо­ванности», при котором, как ему представляется будет установлен «социетарный режим», «социетарный порядок»
и «гарантизм».

К недостаткам «строя цивилизации» им, в частности отнесены:

• социальный хаос;

• ограбление бедняков и
обогащение богачей;

• неопределенность
возрастания народонаселения;

• индустриализм, лишь
усиливающий нищету бедняков;

• нелепость порядка
цивилизации в частях, как и в целоми др.

Достоинствами же «строя
согласованности», переход к которому
вплоть до «гарантизма», по его мысли, «занял бы промежуток времени в тридцать
лет», станут:

• всемерная гармония;

• установление по всему земному шару единства
языка де­нег, мер, типографских (печатных) знаков и др.;

• неизменно более высокие урожаи для возможностей
мест­ного и внешнего потребления;

• освобождение негров и рабов, согласованное
добровольно с их хозяевами;

• всеобщее достижение культурных нравов;

• недопущение никакой уравнительности;

• четыре гарантии против неопределенного
возрастания народо­населения;

• превращение промышленного производства только в
дополне­ние к земледелию;

• возможность сразу умножить вчетверо доход от
хозяйствен­ной деятельности и в 20 раз доход, полученный   от разумно­го хозяйствования, и др.

Историческое значение утопического социализма

Всемирная история экономической мысли свидетельствует о том, что на всем
протяжении XIX и XX столетий идеология либе­рально-рыночных экономических
отношений, базирующаяся на принципах полного iaissez faire,
неизменно сталкивается с двумя противодействующими ей альтернативными позициями
— рево­люционной и реформаторской.

Одна из них в современной эконо­мической
литературе ассоциируется с марксистско-ленинским учением о революционных
социально-экономических преобразо­ваниях; другая — с концепциями реформ ряда
школ и направле­ний теоретической экономики, в которых непременным услови­ем
формирования общества социальной справедливости считает­ся применение
многообразных мер ненасильственного характера.

Историко-экономический анализ особенностей
реформаторских концепций лидеров утопического социализма постмануфактурного
периода позволяет выявить социально значимые свершившиеся предвидения, которые
могут быть экстраполированы на современ­ную действительность и учтены в научных
изысканиях, связанных с обоснованием социальных приоритетов в разрабатываемых
кон­цепциях государственного регулирования экономики.

Немецкая историческая школа

  
Предпосылки возникновения исторической школы Германии в трудах ее
предшественников и родоначальников

В период объединения германских земель и единое государство, т.е. в
середине XIX в., возникло еще одно альтернативное класси­ческой политической
экономии направление экономической мыс­ли, получившее название «историческая
школа Германии» или, что одно и то же, «немецкая историческая школа».

Эта школа, по сути, олицетворяет не столько историческое, сколько
социально-историческое направление, потому что ее ав­торы, в отличие от
классиков, включили в поле исследований по­литической экономии (предмет изучения) наряду с экономичес­кими
и неэкономические факторы, впервые начав тем самым од­новременное рассмотрение
в историческом контексте всего мно­гообразия социально-экономических проблем,
всей совокупности общественных отношений.

В своей критике немецкие авторы
единодушны в том, что клас­сики чрезмерно увлекаются абстракциями и обобщениям»
и не­дооценивают значение фактов и наблюдений, связанных с про­шлым и
настоящим. Они также обвиняют классиков за абсолюти­зацию принципов
экономического либерализма (laissez faire), при­верженность некой универсальной экономической науке и узость
индивидуалистских доктрин и настаивают на целесообразности ис­следования реального,
а не мнимого изображения конкретной действительности.

О характерной особенности исторической школы Германии свидетельствует то
обстоятельство, что ее главные идеи были сфор­мулированы теоретическими
предшественниками данного направ­ления экономической мысли — А. Мюллером и Ф.
Листом. А суть этих идей, вытекающая из сочинений Адама Мюллера под названи­ем «Основы искусства управления
государством» (1809) и Фрид­риха Листа
под названием «Национальная система политической экономии» (1841), сводится к
таким положениям, как:

• особая и значительная роль для экономической
науки истори­ческого метода;

• характеристика политической экономии не как
универсальной, а национальной науки;

• учет влияния на национальное хозяйство не
только экономи­ческих, но и природно-географических, национально-исторических и
других неэкономических предпосылок;

• признание
общественного интереса нации выше личного ин­тереса индивидуума.

Между тем главная заслуга представителей «старой исторической школы» заключается
прежде всего в формировании альтернатив­ных классической школе методологических
положений, которых впос­ледствии придерживались все авторы последующих
этапов соци­ально-исторического направления и которые затем легли в основу
методологии социально-институционального направления эко­номической мысли —
американского институционализма.

 Методологические особенности немецкой
исторической школы

Особенности методологии
социально-исторического направле­ния экономической мысли, как уже отмечалось,
сложились еще на этапе «старой исторической школы». По мнению Н.Д. Кондратьева,
это обстоятельство свидетельствует о том, что «само формирова­ние исторической
школы в противовес классической было фактом огромного значения для развития
методологии социальной эконо­мии.

Суть особенностей
методологии немецкой исторической может быть сведена к следую­щим трем
положениям:

1) учет влияния на экономическое развитие страны социаль­ной среды, в том
числе «человеческого фактора»;

2) выявление взаимосвязи и взаимообусловленности экономи­ческих и
неэкономических факторов и категорий;

3) определение места и роли неклассовых критериев в иссле­довании фаз и
этапов развития общества.

Итак, представители исторической школы исходят из того, что экономические законы не следует отождествлять с природными
законами (например, законы химические, физические и т.п.) ко­торые неизменно
проявляют себя благодаря стабильному xapaктеру вызывающих их действие заранее известных элементов и ком­понентов.

Поэтому, наперекор классикам, они указывают на не-уииверсальный характер
политической экономии и зависимость результативности экономических процессов не
только от эконо­мических (базисных), но и от многообразных факторов неэконо­мического
(надстроечного) свойства, включая «человеческий фактор», т.е., как принято
говорить, от факторов социальной среды. Причем в числе последних чаще всего ими
упоминаются

• национальные особенности и традиции;

• своеобразие исторического развития нации ее
менталитет;

• историческая случайность;

• географические условия страны;

• особенности
национальной культуры, психологии, религии и др.

Австрийская
школа

Во второй половине XIX в. классическая школа политической эко-юмии
испытала натиск со стороны сторонников субъективного направления в
экономической теории, предложивших принципиально ноный подход к пониманию
экономических процессов. Их интересовали не объективные закономерности, а
поведение отдельного субъекта.

В отличие от классиков, стремившихся выявить наиболее типичные,
качественные моменты явлений применительно к длительному териоду, новое
направление интересовали в первую очередь количест— эенные оценки, причины
постоянных колебаний и изменений эконо­мической «погоды».

Три школы экономической мысли

К указанному направлению обычно относят три школы экономи­ческой мысли:
австрийскую, лозаннскую и англо-американскую. Дан­ная классификация не является
достаточно строгой, ибо категорию предельных величин, как одну из определяющих,
используют пред­ставители различных школ, занимающие порой далеко неоднознач­ные
позиции по ряду коренных вопросов экономической теории.

Начало развитию маржинальной теории положили основатели ав­стрийской
школы. Хотя, строго говоря, весомый вклад внесли и дру­гие ученые.

Разработки экономистов,
которых стали называть основополож­никами «австрийской школы», появились в
начале 70-х гг. XIX в. Пер­вым среди них был Карл Менгер (1840—1921), работа
которого «Осно­вания политической экономии» была опубликована в 1871 г.

Его младшими
коллегами и продолжателями явились Евгений (Ойген) Бем-Баверк (1851—1914), перу
которого, наряду с другими рабо­тами, принадлежат «Основы теории ценности
хозяйственных благ» (1886), и Фридрих фон Визер (1851—1924), написавший труд
под на­званием «Теория общественного хозяйства» (1914).

Первые обоснования исходных положений новой теории появи­лись почти
одновременно. В том же году, когда вышла книга Менгера. были опубликованы
«Теории политической экономии» английского экономиста Уильяма Стенли Джевонса
(1835—1882). Спустя три года вышли «Элементы чистой политической экономии»
Леона Вальраса-(1834—1910).

Таким образом, у истоков маржинализма стоят три научные школы:
австрийская, лозаннская, англо-американская (кембриджкая). Их объединяет
общность подхода к анализу экономических процессов, обоснование концептуальных
взглядов на основе принци­па предельной полезности.

Представители разных научных центров и разных стран занима­юсь
разработкой новой концепции независимо друг от друга. Очевидно возникла
потребность в подобного рода теории. Это не означает, что сама теория
безупречна, не страдает известной односторонностью.

Представители субъективного направления исходили из топ ализ
экономических процессов следует начинать с изучения потребностей людей, с
поиска «критерия» полезности благ. В отличии от классиков подход к определению
ценности благ меняется. Ценнность зависит не от затрат на их производство, а
прежде всего, от ползности товаров и услуг.

Полезность — способность удовлетворить чью-либо нужду. Она
зависит от потребительских свойств товара (общая полезность), а также самого
процесса потребления, оттого, кто и как удовлетворяет сремления (конкретная
полезность).

Полезность плитки шоколада, банки
консервов, пачки кофе для продавца этих товаров или для охотника, заброшенного
на несколько месяцев в тайгу, не одинакова, хотя это может быть один и тот-же
человек (сегодня — продавец, завтра — таежный охотник). В разных жизненных
ситуациях полезности одних и тех же товаров далеко не равнозначны.

Полезности товаров, материальных и духовных
благ лежат в основе потребительского выбора. Полезность — важная, но нередко трудно уловимая категория. С ней связано понимание
мотивов поведения. Частников хозяйственной деятельности. Мотивы поведения
находят­ся в центре внимания австрийской школы, как считают ее представи­тели,
от них зависит, какие именно и сколько товаров нужно произво-ашть.

Товары важны не сами по себе, а потому что с их помощью мы обеспечиваем
себе те или иные потребности — утоление голода удоб-с-гво передвижения,
домашний комфорт. «Хозяйственная Ценность ~ отмечал Менгер, — есть значение,
которое для нас имеют конкретные баага или количество благ вследствие того, что
в удовлетвопении своих потребностей мы сознает зависимость от наличия их в
нашем распоряжении».

В работах представителей австрийской школы речь идет не о по­лезности
потребительских благ вообще, не о свойствах хлебных изделий или золотых
подсвечников, а о той полезности, которую эти блага способны принести данному
лицу (группе лиц). А степень конкпетной полезности благ для различных
потребителей неравнозначна.

«Необходимой связи между полезностью и редкостью не замечали до тех пор, пока придерживались мысли о
полезности вообще. Видели, что всякое объяснение ценности, которое опиралось
лишь на одно из этих двух понятий (полезности и редкости), хромало на обе ноги,
но не знали почему.

Маржинализм: формирование неоклассического направления
экономической мысли

Маржинализм и
«маржинальная революция».

В течение последних 30 лет XIX в. классическую
политическую экономию сменила маржинальная
экономическая теория. В
значитель­ной степени эта смена стала следствием огромного прогресса в на­уке,
особенно в ее естественных и гуманитарных отраслях и эконо­мике, которая все
более обретала признаки монополистического типа хозяйствования.

Основная идея маржипализма
— исследование предельных эконо­мических
величин как взаимосвязанных явлений экономической систе­мы в масштабе фирмы,
отрасли (микроэкономика), а также в масш­табе всего народного хозяйства
(макроэкономика). В данном контек­сте, с точки зрения методологии,
современный маржинализм вклю­чает в себя ныне и неоклассическую и кейнсианскую
экономичес­кие концепции, а «экономика
впервые стала наукой, которая изуча­ет взаимосвязь между данными целями и
данными ограниченными средствами, имеющими альтернативные возможности
использования».

Исходя из этой идеи,
лежащей в основе маржинализма, Л. Роббинс утверждает следующее: «Если мы что-то
выбираем, мы вы­нуждены отказываться от других вещей, от которых в иных обстоя­тельствах
мы бы не отказались. Редкость средств, предназначенных для удовлетворения целей
разной значимости, — это почти уни­версальное свойство среды, в которой
совершается человеческая деятельность…

И услуги повара, и услуги балетного
танцовщика ограничены относительно спроса на них и могут употребляться раз­личным
образом… Экономическая наука — это наука, изучающая человеческое поведение с
точки зрения соотношения между целя­ми и ограниченными средствами, которые
могут иметь различное употребление».

Поясняя суть произошедшей методологической «революции», отметим, что маржинализм (от слова «marginale», которое в англо­французском переводе означает предел)  базируется
действительно на принципиально новых методах экономического анализа, позволяю­щих
определять предельные величины для характеристики происходя­щих изменений в
явлениях.

В этом одно из его
важных отличий от классической политической экономии, авторы которой довольство­вались,
как правило, лишь характеристикой сущности экономического явления (категории),
выраженной в средней либо суммарной величине. Так, по классической концепции в
основе определения цены лежит затратный принцип увязывающий ее величину с зат­ратами
труда (по другой трактовке — с издержками производства).

По концепции маржиналистов формирование цены (через теорию пре­дельной полезности) увязывается с потреблением продукта, т.е. с учетом того,
насколько изменится потребность в оцениваемом про­дукте при добавлении единицы
этого продукта (блага). Как пишет Л.

Мизес, «отличительная черта
современной теории предельной по­лезности состоит в том, что она обращает
особое внимание на несо­вершенство реального человека. Эта теория имеет дело с
решения­ми, которые принимают все участники общественной жизни, взаи­модействующие
друг с другом на основе разделения труда».

Еще одно «революционное» отличие
методологических средств маржинализма состоит в том, что, если «классики»
подразделяли экономические явления тенденциозно, считая, в частности, сферу
производства первичной по отношению к сфере обращения, а стои­мость — исходной
категорией всего экономического анализа, то маржиналистами экономика рассматривается как система взаимозависимых хозяйствующих
субъектов, распоряжающихся хозяиствен ними благами, т.е. материальными,
финансовыми и трудовыми ресурсами.

Далее, в сравнении с классической маржинальная теория широко применяет математические методы, в том числе
дифференциальные уравнения (исчисления). Причем математика для
маржиналистов не­обходима не только для анализа предельных экономических по­казателей,
но и для обоснования принятия оптимальных
решений при выборе наилучшего варианта из возможного числа состояний и
гипотез.

В частности, о последних, т.е. о гипотезах, М. Фридмен писал, что их
содержательность через фактические данные может «объяснить» и даже «показать,
является ли она «правильной» или «ошибочной», или, лучше сказать, будет ли она
«принята» как обоснованная или «отвергнута», ибо «единственным конкретным
тестом, позволяющим судить об обоснованности гипотезы, может быть сравнение ее
предсказаний с реальностью».

Об этой же спе­цифике маржинальной теории М. Блауг
утверждает следующее: «Математический аппарат, применявшийся экономистами того
времени, не шел дальше дифференциального исчисления. Эконо­мические функции
неизменно предполагались дифференцируемы­ми и непрерывными.

Однако
основополагающий принцип макси­мизации в равной степени приложим и к разрывным
функциям. Но разрывность представляет лишь формальную, а не содержатель­ную
сложность в анализе. В этом смысле предельный анализ как таковой переходит на
второй план, а то, что выдвигается на пер­вый план, — это принцип, что
экономическое поведение есть мак­симизирующее поведение при наличии
ограничений».

«Революционные» подвижки обусловил
маржинализм и в обла­сти количественной
теории денег. Ведь классики в противовес при­митивному инфляционизму своих
предшественников, меркантили­стов, еще со времен Д. Юма, т.е. более 100 лет, «доказывали» сте­пень ненейтральности денег,
хотя бы в краткосрочном периоде.

И воз­ражая Д. Юму (особенно Д. Рикардо и
Дж.С. Милль), они не допус­кали возможность позитивного воздействия ползучей
инфляции на производство и занятость. По их интерпретации количественной теории
денег, речь идет о «простой и ясной
теореме пропорциональнос­ти» 6.

Так вот, «маржинальная
революция» дала «новые доказа­тельствам
для постепенного отхода от ортодоксальной версии количе­ственной теории денег
Рикардо—Милая. В результате «пришло время» неформального признания главных функций
денег, как-то: средство обращения;
мера стоимости или единицы счета; средство сбережения, накопления или средство
сохранения стоимости.

Но главное — от пала необходимость поиска среди
разнообразных функций дгнсг ведущей или основной функции, что всегда чревато
преувеличени­ем значения одних функций в ущерб другим, и стало возможным
признать: «Деньги — это то, что деньги делают. Все, что выполняет
функцин денег, и есть деньги».

Первыми авторами указанных «подвижек» явились И. Фишер и А. Пигу. Так,
развивая традиции «американской школы маржинализма», И. Фишер (1867—1947) вывел так называемое уравнение обмена: МV= PT,
где М— количество денег; V— скорость их обраще­ния; P средневзвешенный уровень цен;

Т— количество всех то­варов. Судя по
этому уравнению, только в том случае, если не свя­зывать стоимость денег со стоимостью
денежного материала, а ско­рость их обращения (V) и количество товарной массы (T) в кратко­срочном периоде принять на постоянном
уровне (использование ресурсов за конкретный период принять как полное), был бы
воз­можен ортодоксальный вариант количественной теории денег: в результате
столкновения товаров и денег изменение цен на товары зависело бы исключительно
от количества денег.

В свою очередь А. Пигу (1877—1959) внес, по сути, коррективу в методологию
исследования денег по Фишеру, предложив учиты­вать мотивы хозяйствующих
субъектов на микроуровне (фирмы, компании, частные лица), обусловливающие их «склонность к ликвидности»— стремление
откладывать часть денег в запас в виде банковских вкладов или ценных бумаг и
т.п.

Наконец, «революционным», пожалуй, можно признать то об­стоятельство, что
методологический инструментарий
маржинализма позволил, в конце концов, снять вопрос о первичности и вторичности
экономических категорий, считавшийся столь важным у «класси­ков».

Особенности этапов «маржинальной революции»

В свершении «маржинальной
революции» в экономической литера­туре выделяют обычно два этапа.

Первый этап охватывает 70—80-е гг. XIX в., когда возникли обоб­щения идей маржинального
экономического анализа в трудах авст­рийца К. Менгера и его учеников, а также
упомянутых выше англи­чанина У. Джевонса и француза Л. Вальраса. На этом этапе
среди представителей маржинальной теории большее признание получил К.

Менгер,
ставший во главе австрийской школы маржинализма. Его школа, в которой активно
сотрудничали также Ф. Визер, О. Бём-Баверк и другие ученые, выступала против исторического и социологического
подходов в экономической теории, ратуя, как и «классическая школа», за «чистую экономическую науку».

При
этом ставшая на данном этапе центральной теория предельной полезно­сти товара
объявлялась школой главным условием определения его ценности, а сама оценка
полезности товара признавалась психоло­гической характеристикой с позиции
конкретного человека. По­этому первый
этап маржинализма принято называть «субъективным направлением» политической
экономии.

Характеризуя этот этап, М. Блауг указывает на ряд недостатков, которых не
избежали «все три основателя (К. Менгер, У. Джевонс, Л. Вальрас.) теории предельной полезности», в их
числе:

1) полезность товара рассматривается как функция количества этого товара,
не зависящая от количеств других потребляемых то­варов;

2) «объяснение» поведения потребителя полезностью сталкива­ется с
двойственной оппозицией (одна из них утверждает, что тео­рия полезности исходит
из сомнительной и даже неверной психо­логии, а другая — что психологические
аспекты потребительского поведения не имеют отношения к объективному развитию
эконо­мического процесса, который от индивидуальных ощущений не зависит);

3) «благосостояние» сводится к сумме
количественных, подда­ющихся измерению полезностейдля всех индивидов
(домохозяйств) общества, и оптимальным считается такое распределение ресурсов,
которое максимизировало бы благосостояние именно в этом смысле, и др.

Второй этап «маржинальной революции» приходится на 90-е гг. XIX в. С этого времени маржинализм
становится популярным и при­оритетным во многих странах. Главное достижение
маржинал истов на этом этапе — отказ от субъективизма и психологизма 70-х гг.,
с тем, чтобы подтвердить, говоря словами И.

В результате представители «новых» маржинальных экономичес­ких идей стали
расцениваться в качестве преемников
классической политической экономии и называться неоклассиками, а их теория, соответственно, получила название «неоклассической». На
втором этапе «маржинальной революции»—этапе формирования неоклассичес­кой
политической экономии — наибольший вклад внесли англича­нин А. Маршалл,
американец Дж.Б. Кларк и итальянец В. Парето.

Что же касается довода, будто теория предельной полезности ячляется
«буржуазным ответом на марксизм», то здесь необходимо. Указать на два
контраргумента, приводимых М. Блаугом, Это, во первых,
достаточно поздний перевод на английский язык первого тома «Капитала» К.

Маркса, ибо к этому времени — 1887 г — первые труды У. Джевонса были уже
изданы, а во-вторых, А. Маршалл начал свой главный труд — «Принципы экономике»
в 1867 г (го немецкого издания первого тома «Капитала»), полностью владев
теорией предельной полезности, что, кроме того, подтверждается в написанной им
в 1872 г. рецензии на книгу у. Джевонса.

То же самое относится к К, Менгеру и
Л. Вальрасу, задумавших свои труды, не ведая о готовившемся К. Марксом в Англии
произведении Поэтому гораздо позже, т.е. после 80-х гг. XIX в., в ответ на
распро странение на Европейском континенте «Революционных» идей уче­ния К.

Маркса
в трудах тех, кто стали учениками родоначальников и столпов маржинализма,
появились «атаки на марксистскую эко­номическую науку» с применением
маржиналистской теории и это были О. Бём-Баверк, ф. Визер, В. Парето, П.
Уикстид и многиедругие.

Но поскольку «новая экономическая наука все
еще не мог­ла значительно выдвинуться по меньшей мере на протяжении жиз­ни
поколения… – пишет М. Блауг, – историческая проблема со­стоит в том, чтобы
объяснить не тот момент времени когда пре­дельная концепция была приложена к
полезности а скооей запоз­далую победу экономической теории на основе
предельной полез­ности».

Первое. Вначале маржинализм в своем субъективном течении
акцентировал внимание на значении экономического анализа в части проблематики,
связанной с потреблением (спросом), а клас­сики, как известно, исходили из
приоритета проблем производ­ства (предложения).

Второе. Маржиналисты
первой волны (субъективное направле­ние экономической мысли), используя,
подобно классикам, при­чинно-следственный анализ, как бы повторили своих
предшествен­ников. Речь идет о том, что приверженность каузальному подходу
привела и тех и других к версии признания стоимости  и ценности товарных благ в качестве исходной
категории экономического ис­следования.

Правда, с одной существенной разницей:
классичес­кая школа первичной в экономике считала сферу производства и
источником формирования стоимости — издержки производства «субъективная школа»
первичной считала сферу потребления и обусловленность цен полезностью товаров и
услуг.

В свою очередь маржиналисты второй волны, ставшие родона­чальниками
неоклассического напраыения экономической теории, благодаря замене каузального
подхода функциональным исключи­ли из «поля зрения» экономической науки
существовавшую почти 200 лет дилемму о первичности и вторичности по отношению
друг к другу сфер производства и потребления, а соответственно и спо­ры о том,
что лежит в основе стоимости (цены).

Неоклассики, об­разно говоря, «объединили» сферу производства и сферу
потребления в объект целостного системного анализа, распространив характерис­тику
предельных экономических величин еще и на сферы распределения и обмена, В
результате произошло как бы естественное объединение
обеих теорий стоимости (теории издержек «классиков» и теории полезности
«субъективистов») в одну двухкритериальную теорию, базирующуюся на одновременном
соизмерении и предельных издержек, и предельной полезности.

Это позволило
представителям «новой эконо­мики» — неоклассикам исключить специальный анализ
стоимости (ценности) каждого фактора производства, поэтому «то, что авто-Ры
классической школы выдвинули специальную теорию Распределения (доходов.), как раз и является предметом кри­тики
со стороны современных авторов».

И третье. В отличие от
первого этапа «маржинальной револю­ции» на втором ее этапе наряду с функциональным методом экономи­ческого анализа всемерно
утвердился и метод математического моде­лирования экономических процессов
как средство реализации концепции об экономическом равновесии на уровне
микроэкономики, т.е. отдельных хозяйствующих субъектов, из-за чего у
неоклассиков незаслуженно из предмета экономической науки вплоть до 30-х гг. XX в. выпала проблематика факторов роста экономики и
макроиссле­дования.

Но при этом маржиналисты последней трети XIX в., а за­тем
и их последователи в первой трети XX в. по-прежнему полага­ли, что
экономический рост благодаря «свободной» конкуренции поддерживается
автоматически, и продолжали разделять
несостоя­тельный в действительной жизни «закон рынков» Ж. Б. Сэя с его глав­ной
идеей о саморегулируемости и равновесности экономики.

Однако, признавая математизированную специфичность мето­дологических
средств маржинальной экономической науки, не бу­дет лишним напомнить читателю о
предостережениях на этот счет, высказанных некоторыми широко известными
учеными-экономи­ками современности. Так, В.

Леонтьев пишет: «Не будучи с самого
начала подчинены строгой дисциплине систематического сбора данных, в отличие от своих коллег, работающих
в естественных и исторических науках, экономисты приобрели почти непреодолимую
склонность к дедуктивному анализу или дедуктивной аргументации. Многие
экономисты пришли из «чистой» или прикладной математики.

Возникновение субъективного
направления экономической мысли как первый этап «маржинальной революции»

Сущность классической политической экономии и особенности ее предмета и
метода

По мере дальнейшего формирования в развитых странах мира основ рыночных
экономических отношений становилось все более очевидным то обстоятельство, что
государственное вмешательство в экономическую деятельность не является панацеей
в деле преодо­ления преград в приумножении национального богатства и дости­жения
согласованности во взаимоотношениях хозяйствующих субъ­ектов, как на
внутреннем, так и на внешних рынках.

Поэтому, как отметил П. Самуэльсон,
вытеснение «доиндустриальных условий» системой «свободного частного
предпринимательства», способст­вуя разложению меркантилизма, стало одновременно
исходным пун­ктом наступления условий «полного laissez Faire».

-Последнее словосочетание означает требование
полного невмешательства государства в экономику, деловую жизнь или, говоря
по-другому, — экономический либерализм.
Причем с конца XVII — начале XVIII в. эта идея превратилась в своеобразный
девиз рыноч­ной либеральной экономической политики.

«Классическая школа» повела решительную борьбу с протекци­онистской
идеологией меркантилистов, обратившись к самым но­вым методологическим
достижениям науки той эпохи и развернув поистине фундаментальные теоретические
исследования. Ее представители
противопоставили эмпиризму меркантилистской систе­мы профессионализм, который,
по словам того же П.

Самуэльсона, не позволял впредь «советникам при короле»
убеждать своих монархов в том, что увеличение богатства страны сопряжено с
установлением государственного контроля над экономикой, в том числе со
сдерживанием импорта и поощрением экспорта и тыся­чей других «детальных
распоряжений».

«Классики» в отличие от меркантилистов, по существу, заново
сформулировали и предмет, и метод изучения экономической тео­рии. Так,
возросшая степень мануфактуризации экономики (затем и ее индустриализации)
обусловила выдвижение на первый план предпринимателей, занятых в промышленном
производстве, оттес­нив на второй план капитал, занятый в торговле, денежном
обра­щении и ссудных операциях. По этой 1ричине в качестве предмета изучения «классики» предпочитали главным
образом сферу производства.

Что же касается метода изучения и
экономического анализа, то  его новизна в «классической школе»- связана, как
уже упомина­лось, с внедрением новейших
методологических приемов, которые обеспечивали достаточно глубокие
аналитические результаты, мень­шую степень эмпиричности и описательного, т.е.
поверхностного, осмысления хозяйственной (деловой) жизни.

Первый из них, в частности, полагает, что
«многие эпигоны экономистов-классиков видели задачу экономической науки в изу­чении
не действительно происходящих событий, а лишь тех сил, которые некоторым, не
вполне понятным образом предопредели­ли возникновение реальных явлений».

Таким образом, можно утверждать, что смена меркантилизма классической
политической экономией стала свершением еще од­ной исторической метаморфозы в
отношении наименования и на­значения экономической науки. Как известно, в
бытность древне­греческих философов термин «экономия»
или «экономика» воспри­нимался почти
в буквальном переводе слов «ойкос» (домохозяй­ство) и «номос» (правило, закон)
и имел смысловую нагрузку про­цессов
домоводства, управления семьей или личным хозяйством.

В пе­риод
меркантилистской системы экономическая наука, получив­шая благодаря А.
Монкретьену наименование «политическая эко­номия», воспринималась уже как наука о государственном хозяй­стве или
экономике национальных государств, управляемых монархами.

Общие признаки классической политической экономии

Продолжая общую
характеристику почти двухсотлетней исто­рии классической политической экономии,
необходимо выделить ее единые признаки, подходы и тенденции и дать им
соответству­ющую оценку. Они могут быть сведены к следующему обобщению.

Во-первых, неприятие протекционизма
в экономической политике государства и преимущественный анализ проблем сферы
производства в отрыве от сферы обращения, выработка и применение прогрессивных
методологических приемов исследования, включая причинно-след­ственный (каузальный), дедуктивный и индуктивный,
логическую абстракцию.

В частности, ссылка
на наблюдаемые «законы производ­ства» снимала любые сомнения по поводу
того, что полученные с помощью логической абстракции и дедукции предсказания
следовало бы подвергнуть опытной проверке. В результате свойственное классикам
противопоставление друг другу сфер производства и обращения стало причиной
недооценки закономерной взаимосвязи хозяйствующих субъектов этих сфер,
обратного влияния на сферу производства денежных, кредитных и финансовых
факторов и дру­гих элементов сферы обращения.

Во-вторых, опираясь на каузальный
анализ, расчеты средних и сум­марных величин экономических показателей,
классики (в отличие от меркантилистов) пытались выявить механизм формирования
стоимо­сти товаров и колебания уровня цен на рынке не в связи с «естествен­ной
природой» денег и их количеством в стране, а в связи с издержка­ми производства
или, по другой трактовке, количеством заплаченно­го труда.

Несомненно, со времен классической политической
эко­номии в прошлом не было другой экономической проблемы, и на это также указывал
Н. Кондратьев, которая бы привлекали «такое пристальное внимание экономистов,
обсуждение которой вызыва­ло бы столько, умственного напряжения, логических ухищрений
и полемических страстей, как проблема ценности.

В-третьих, категория «стоимость» признавалась
авторами классической школы единственной исходной категорией экономического анализа, от которой как на схеме
генеалогического древа отпочковываются (вырастают) другие производные по своей
сути категории.

Основными из них яв­ляются
следующие:

1.      
Что такое
ценность как феномен и каковы ее гиды (качественная проблема)?

2.       Каковы основания, источники или причины
существования ценности?

3.       Является ли ценность величиной и если да, то
какой именно, и чем величина ее
определяется (количественная проблема)?

4.       Что служит измерителем величины ценности? 

5.       Какую функцию выполняет категория ценно­сти в системе
теоретической экономии?. Кроме того, подобного
рода систематизация привела классическую школу к тому, что само экономическое
исследование как бы имитировало механическое следование законам физики, т.е.
поиску сугубо внутренних причин хозяйственного благополучия в обществе без
учета психологи­ческих, правовых и других факторов социальной среды.

В-четвертых, исследуя проблематику экономического роста и повышения благосостояния
народа, классики не просто исходили (вновь в отличие от меркантилистов) из принципа достижения ак­тивного
торгового – баланса (положительного сальдо), а пытались обосновать динамизм и, равновесность состояния экономики
страны.

Однако при этом, как известно, они «обходились» без
серьезного математического анализа, применения методов математического
моделирования экономических проблем, позволяющих выбрать наилучший
(альтернативный) вариант из определенного числа со­стояний хозяйственной
ситуации.

Наконец, в-пятых, деньги,
издавна и традиционно считавшие­ся искусственным изобретением людей; в период
классической-политической экономии были
признаны стихийно выделившимся в товарном мире товаром, который нельзя
«отменить» никакими соглашениями между людьми.

Среди классиков
единственным, кто требовал упразднения денег, был П. Буагильбер. В то же время многие авторы классической
школы вплоть до середины XIX в. не придавали должного значения разнообразным
функциям денег, выде­ляя в основном одну — функцию средства обращения, т.е.
трактуя денежный товар как вещь, как техническое средство, удобное для обмена.

Основные этапы развития классической школы

В развитии классической политической экономии с определен­ной условностью
можно выделить четыре этапа.

Первой этап. Его начальная стадия приходится на конец XVII —
начало XVIII в., когда в Англии благодаря творчеству У. Петти и во Франции с
появлением трудов П. Буагильбера стали формировать­ся признаки зарождающегося
альтернативного меркантилизму ново­го учении, которое впоследствии назовут
классической политичес­кой экономией.

Эти авторы резко осуждали сдерживающую
свобо­ду предпринимательства протекционистскую систему. В их трудах были
сделаны первые попытки затратных трактовок стоимости то­варов и услуг
(посредством учета количества затраченного в про­цессе производства рабочего
времени и труда).

Следующая стадия этого этапа связана с
периодом середины и начала второй половины XVIII в., когда с появлением так
называе­мого физиократизма — специфического течения в рамках класси­ческой
школы — меркантилистская система подверглась более глу­бокой и
аргументированной критике.

Физиократы (особенно Ф. Кенэ и А. Тюрго) значительно
продвинули экономическую науку, обозначив новое толкование рада микро- и
макроэкономических кате­горий, хотя их внимание почти целиком было
сосредоточено на проблемах сельскохозяйственного производства в ущерб другим
сферам экономики и особенно сфере обращения.

Итак, на первом этапе ни один представитель классической по­литической
экономии, не будучи профессиональным экономис­том, не смог достичь углубленной
проработки теоретических про­блем эффективного развития, как промышленного
производства, так и фермерского хозяйства.

Второй этап. Временной отрезок этого периода развития «клас­сической школы» целиком и
полностью связан с именем и творчеством великого ученого-экономиста Адама
Смита, чье гениальное творение «Богатство народов» (1776) стало особым и
наиболее зна­чительным достижением экономической науки всей последней трети
XVIII в.

Его «экономический человек» и «невидимая рука» провидения смогли убедить
не одно поколение экономистов в естественном по­рядке и неотвратимости
независимо от воли и сознания людей сти­хийного действия объективных законов.
Во многом благодаря ему вплоть до 30-х гг.

Классическими по праву
считаются и открытые А. Смитом (по материалам анализа булавочной мануфактуры)
законы разделения труда и роста его производительности. На его теоретических
изыс­каниях в значительной мере основываются также современные кон­цепции о
товаре и его свойствах, деньгах, заработной плате, прибы­ли, капитале,
производительном труде и др.

Третий этап. Хронологические рамки этого этапа охватывают
практически всю первую половину XIX в., в течение которой в развитых странах
мира (прежде всего в Англии и Франции) состо­ялся переход от мануфактурного
производства к заводам и фабри­кам, т.е. к машинному, или, как говорят,
индустриальному, производству, знаменующему свершению промышленного переворота.

В этот период наибольший вклад в сокровищницу «классической школы» внесли
называвшие себя учениками и последователями А. Смита англичане Д. Рикардо, Т.
Мальтус и Н. Сениор, французы Ж.Б. Сэй, Ф. Бастиа и др. И хотя все эти авторы,
следуя своему кумиру, главной в экономической науке считали теорию стоимос­ти и
так же, как он, придерживались затратной концепции (в соответствии с которой
происхождение стоимости товаров и ус­луг видели либо в количестве затраченного
труда, либо в издержках производства), тем не менее, каждый и из них оставил в
истории эко­номической мысли и становления либеральных рыночных отноше­ний
довольно заметный след.

Четвертый этап. На этом завершающем этапе во второй полови­не
XIX в. доминировали труды Дж.С. Милля и К. Маркса, всесто­ронне обобщивших
лучшие достижения «классической школы». Как известно, в данный период уже
началось формирование нового, более прогрессивного направления экономической
мысли, получив­шего впоследствии название «неоклассической экономической те­ории».

Однако популярность теоретических воззрений «классиков» оставалась весьма
внушительной. Причиной тому в значительной мере было то, что последние лидеры
классической политической экономии, будучи строго привержены положению об
эффективности ценообразования в условиях конкуренции и, осуждая классо­вую
тенденциозность и вульгарную апологетику в экономической мысли, все же, говоря
словами П. Самуэльсона, симпатизировали рабочему классу и были обращены «к социализму и реформам».

Экономическое учение Адама Смита.

      Особенности теоретических разработок

    А. Смит осуждает
меркантилистское мышление, выдвигая для этого, казалось бы, совсем не новый

аргумент о том, что сущностью
и природой богатства является исключительно труд. Далее данную мысль он
развивает весьма интересной концепцией роста разделения труда, а по сути,
доктриной технического прогресса как основного средства роста богатства «любой
страны во все времена».

«Богатство
народов» А. Смита начинается с проблематики разделения труда вовсе не случайно.
В ставшем хрестоматийным примере, показывающем, как в булавочной мануфактуре разделение
труда по меньшей мере трояко (Речь идет о повышении квалификации
работников, экономии времени при переходе от одной операции (работы) к другой,
изобретении машин и механизмов,  повышает производительность труда, он
фактически подготовил «почву» для будущих рассуждений и споров по многим
ключевым теоретическим проблемам политической жизни.)

В числе
теоретических проблем, охваченных А. Смитом, нельзя обойти его концепцию
о производительном труде. Это важно, несмотря даже на то, что
современная экономическая наука отвергает ее основные постулаты. Дело в том,
что автор «Богатства народов» вводит в главе 3 книги II понятие производительного труда, сформулировав его как труд,
который «увеличивает стоимость материалов, которые он перерабатывает», а также «закрепляется и реализуется в каком-либо
отдельном предмете или товаре, который можно продать и который существует, по крайней мере, некоторое время после того, как закончен
труд».

Соответственно, непроизводительный труд, по Смиту, — это услуги,
которые «исчезают в самый момент их
оказания», а труд для выполнения (оказания) которых «ничего не добавляет к
стоимости, имеет свою стоимость и заслуживает вознаграждения, не закрепляется и
не реализуется в каком-либо отдельном предмете или товаре, пригодном для
продажи».

Теория денег А. Смита не выделяется
какими-либо новыми положениями. Но, как и другие его теории, она привлекает
масштабностью и глубиной анализа, логически аргументированными обобщениями. В
главе 5 книги I он отмечает, что деньги сделались общепринятым средством
торговли с тех пор, «как прекратилась меновая торговля», но, «подобно всем
другим товарам, золото и серебро меняются в своей стоимости».

Затем в главе 11
книги I мы видим историко-экономический экскурс в пользу количественно теории
денег. Здесь, в частности, говорится, что «труд, а не какой либо особый товар
или группа товаров является действительные мерилом стоимости серебра»; осуждается меркантилистская система
взглядов, согласно которой «национальное бод гатство заключается в изобилии
золота и серебра, а национальная бедность — в их недостаточном
количестве».                 |

Однако специально проблематике
денег А. Смит посвятил вторую главу книги II. Именно в ней содержится одна из
его крылатых фраз: «Деньги — это великое
колесо обращения». А высказанное в этой главе положение о том, что «падение
курса бумажных денег ниже стоимости золотой и серебряной монеты отнюдь не
вызывает падения стоимости этих металлов», конечно, небезынтересно для читателя
и в наше время.

Если говорить о теории доходов, то очевидно, что у А. Смита она базируется исключительно на классовом подходе. По Смиту,
годичный продукт распределяется между тремя классами (рабочие, капиталисты и
землевладельцы). При этом, как уже отмечалось выше, экономическое благополучие
страны он считал зависимым главным образом от деятельности землевладельцев, а
не промышленников. Но справедливости ради надо отметить реплику М. Блауга о
том, что первые в глазах А. Смита «непременно моты».

Доход рабочих, заработная плата, в смитовском
рассмотрении находится в прямой зависимости от уровня национального богатства
страны. Достоинство его теории заработной платы состоит, прежде всего, в том,
что в отличие, скажем, от У. Петти, физиократов, а затем и Р.

Рикардо он
отрицал так называемую закономерность снижения величины оплаты труда до уровня
прожиточного минимума. Более того, по его убеждению, «при наличии высокой
заработной платы мы всегда найдем рабочих более деятельными, прилежными и
смышлеными, чем при низкой заработной плате».

Прибыль как доход на капитал
определяется, пишет А. Смит в главе 9 книги I, «стоимостью употребленного в
дело капитала и бывает больше или меньше в зависимости от размеров этого
капитала» и ее не следует путать с заработной платой, устанавливаемой в
«соответствии с количеством, тяжестью или сложностью предподагаемого труда по
надзору к управлению».

По его мнению, сумма прибыли «предпринимателя,
рискующего своим капиталом», — это часть созданной рабочими стоимости,
направляемая «на оплату прибыли их предпринимателя на весь капитал, который он
авансировал в виде материалов и заработной платы».

Еще одному виду доходов — ренте, специально посвящена
последняя 11-я глава книги I. Она, конечно, гораздо слабее исследована, чем,
скажем, у Д. Рикардо, но отдельные положения все же заслуживают внимания. В
частности, по Смиту, пищевые продукты являют собой «единственный
сельскохозяйственный продукт, который всегда и необходимо дает некоторую ренту
землевладельцу».

В теории капитала А. Смита (глава 1 книги II) очевидна его более
прогрессивная позиция по сравнению с физиократами. Капитал характеризуется им как одна из двух частей запасов, «от
которой ожидают получать доход», а «другая часть, — пишет он, — эта та, которая
идет на непосредственное потребление».

В отличие от Физиократов, по, Смиту, производительным является
капитал, занятый не только в сельском хозяйстве, но и во всей сфере материального
производства. Кроме того, им вводится
деление капитала на основной и оборотный, показывается различие в
соотношении между этими частями капитала в зависимости от отрасли хозяйства.

Не осталась не затронутой А.
Смитом и теория воспроизводства, блистательно
впервые введенная до него в научный оборот Ф. Кенэ. Известно, что позицию А.
Смита по этой проблематике К. Маркс оценил критически и назвал ее «баснословной догмой Смита». Кри-тика К.

Маркса на этот счет действительно значима, поскольку автор «Богатства народов»,
характеризуя то, из чего состоит подлежащая распределению «вся цена годичного
продукта труда», целиком сводит последнюю к доходам, из которых складывается,
как он полагает, цена товара.

При этом он заявляет так: «Цена всякого товара в
конечном счете должна все же сводиться ко всем этим трем частям, так как всякая
доля цены должна по необходимости оказаться чьей-либо прибылью». Иными словами,
по Смиту, речь идет не о расширенном, а о
простом воспроизводстве, при котором потребление исключает накопление на
возмещение стоимости (амортизацию) средств производства.

Экономическое
учение Д. Рикардо

Давид Рикардо (1772—1823) — одна из ярких личностей классической
политической экономии Англии, последователь и одновременно активный оппонент
отдельных теоретических положений наследия великого Адама Смита.

Исходной позицией в творчестве Д.
Рикардо стала свойственна всем авторам классической политической экономии приверженность концепции экономического
либерализма, не допускающей никакого государственного вмешательства в экономику
и предполагающем свободное предпринимательство, свободную торговлю и прочие
«экономические свободы».

Эту позицию он последовательно отстаивал в своих
научных трудах. Она явилась главной темой изданного им в 1815г. небольшого
памфлета под названием «Опыт о влиянии низкой цены хлеба на прибыль с
капитала», имевшего большой успех в прогрессивных общественных кругах Англии
того времени.

Как известно, принятые английским
парламентом «хлебные законы» резко
ограничивали ввоз в страну иностранного зерна, что способствовало сохранению
высоких цен на хлеб и отвечало лишь интересам тогда еще влиятельных
землевладельцев. В указанном памфлете Д.

Рикардо, доказывая негативное значение
хлебных законов для подавляющей части населения Англии, выход из сложившегося положения
видел именно в неограниченной свободной торговле зерном, в том числе
посредством импорта дешевого хлеба из других стран.

Экономические
учения средневековья

Современные представления об особенностях экономической мысли
средневековья (феодального общества) так же, как и времен древнего мира,
базируются в основном на
материалах дошедших до нас литературных источников. Но существенной
особенностью иде­ологии рассматриваемого периода, в том числе в области хозяй­ственной
жизни, является ее сугубо богословский характер.

Подан­ной при «мне
средневековым экономическим доктринам присущи многообразные хитросплетения
схоластических и софистических суж­дений, причудливые нормы
религиозно-этического и авторитарного свойства, с помощью которых
предполагалось не допустить гряду­щего утверждения рыночных экономических
отношений и демократических принципов общественного устройства.

Средневековый
тип натурально-хозяйственных отношений, или феодализм, зародился, как известно,
в
III—VIII вв., в ряде госу­дарств
Востока и V—XI вв. – в странах Европы. И с самою начала вся полнота
политической власти и экономического могущества была в них достоянием светских
и церковных феодалов, которые как явно, так и неявно осуждали тенденции
расширения масшта­бов товарности экономики и ростовщичества.

В экономической литературе в числе наиболее значимых пред­ставителей
средневековой экономической мысли на Востоке, как правило, упоминается видный
идеолог арабских государств Ибн-Хальдун, а в Европе – лидер так называемой
поздней школы канонизма Фома Аквинский. Об их творческом наследии и последует
далее речь.

Ибн-Хальдун (1332-1406).
Его жизнь и творчество связаны с арабскими странами на севере Африки, где в
духе, как принято говорить, азиатского способа производства государство
традиционно сохраняло за собой право владения и распоряжения значительными
земельными угодьями, сбора для нужд казны обременительных налогов с доходов
населения.

Причем с тех пор, как в начале VII в. на землю снизошли «откровения
Бога» и услышавший их мекканский купец Мухаммед — первый проповедник Корана
возвестил мусульманский мир о новой (исламской) религиозной идеологии, ослабить
«всесилие» антирыночных постулатов, каза­лось, ничто более не смогло бы.

Веру в незыблемость сословной дифференциации общества, т.е. в то, что
«Аллах дал преимущество одним людям перед другими», а также в богоугодность
бартерной, но существу торговли, на всех этапах эволюции общества от
«примитивности» к «цивилизации» попытался укрепить в душах всех правоверных и
Ибн-Хальдун, выдвинув с этой целью концепцию
некой «социальной физики».

Вмес­те с тем последняя не лишена отдельных
поучительных идеи и историко-экономических обобщений, таких, например, как необ­ходимость
возвышенного отношения к труду, порицание скупос­ти, жадности и
расточительства, понимание объективного харак­тера прогрессивных структурных
изменений в сферах экономики, благодаря которым к давним хозяйственным заботам
людей в зем­леделии и скотоводстве прибавились сравнительно новые занятия и
ремесленном производстве и торговле.

Переход к цивилизации и соответственно
избыточному произ­водству материальных благ позволит, но мнению Ибн-Хальдуна,
многократно приумножить национальное богатство, и со временем каждый человек
сможет обрести больший достаток вплоть до пред­метов роскоши, но при этом
никогда не наступит всеобщее соци­альное и имущественное равенство и не
исчезнет деление обще­ства на «слои» (сословия) по имущественному признаку и
принци­пу «предводительства».

Развивая тезис о проблеме
достатка и недостатка в обществе материальных благ, мыслитель указывает на ее
обусловленность, прежде всего размерами городов, точнее, степенью их заселеннос­ти
и делает следующие выводы:

• с ростом города растет достаток в «необходимом» и «ли­шенном
необходимости», приводя к снижению цен на пер­вое и росту цен на второе и
свидетельствуя одновременно о процветании города;

• малочисленность
населения города является причиной де­фицита и дороговизны всех необходимых его
населению ма­териальных благ;

      • расцвет города (как и общества в целом)
реален в условиях снижающихся размеров налогов, включая пошлины и по­боры
правителей на городских рынках.

Наконец, деньги Ибн-Хальдун считает
важнейшим элемент хозяйственной жизни, настаивая на том, чтобы их роль
выполняли полноценные монеты из созданных богом двух металлов — золота и
серебра. По его мысли, деньги
отображают количественное содержание человеческого труда «во всем
приобретаемом», ценность «вся­кого движимого имущества», и в них «основа
приобретения, на­копления и сокровища».

Он совершенно нетенденциозен при ха­рактеристике
«стоимости труда», т.е. заработной платы, утверждая, что ее размер зависит,
во-первых, «от количества труда человека», во-вторых, «его места среди других
трудов» и, в-третьих, от «потребности людей в нем».

Фома Аквинский (Аквинат) (1225—1274). Этот итальянский мо­нах
доминиканского происхождения считается наиболее автори­тетной фигурой
упоминавшейся выше школы канонистов на по­зднем этапе ее развития. Его
воззрения в области социально-эконо­мического устройства общества существенно
разнятся с положе­ниями основателя канонизма, или, как еще говорят, ранней шко­лы
канонистов, Августина Блаженного.

При этом на пер­вый взгляд Аквинат, подобно
Августину, опирается на те же прин­ципы религиозно-этического свойства, на
основе которых школа на протяжении ряда столетий трактовала «правила»
хозяйственной жизни, установления «справедливых цен» и достижения эквива­лентного
и пропорционального обмена.

Богатство делится на естественное (плоды
земли и ремесла) и искусственное (золото и серебро). Жизнь без обменов
невозможна, но за вещь должна быть назначена «справедливая цена». Земельная
рента оправдана, поскольку эта часть продукта производится силами природы

Следуй
Аристотелю, Фома Аквинский считал, что «деньги не могут порождать деньги», т.е.
процента. Взимание процента он сравнивал с желанием продать и вино, и,
вдобавок, право пить (за отдельную плату) это вино.

На самом же деле Ф. Аквинский, учитывая
реалии своего време­ни, изыскивает сравнительно новые «объяснения» социального
неравенства в условиях более дифференцированного, чем прежде, сословного
деления общества. В частности, в работе «Сумма теоло­гии» он оперирует уже не
единичными, а массовыми проявления­ми признаков утверждающих себя изо дня в
день масштабных товар­но-денежных отношений в возросших числом и своим могущест­вом
городах.

Иными словами, в отличие от ранних канонистов про­грессирующий рост
городского ремесленного производства, круп­ных торговых и ростовщических операций
Ф. Аквинский не харак­теризует отныне как исключительно греховные явления и не
требу­ет их запрещения.

С точки зрения методологических позиций внешне у автора «Сум­мы теологии»
почти нет расхождений с ранними канонистами. Од­нако если последние придерживалась
принципа неоспоримой ав­торитарности текстов священного писания и трудов
церковных те­оретиков, а также метода морально-этического обоснования сути
экономических категорий и явлений, то Ф.

Аквинский наряду с названными
«инструментами» исследования активно использует так называемый принцип
двойственности оценок, позволяющий средствами софистики диаметрально изменить
суть первоначальной трактовки хозяйственного явления или экономической
категории.

Например, если ранние канонисгы, подразделяя труд на умствен­ный и
физический виды, исходили и
божественного (естественного) предназначения, но не отделяли эти виды друг от
друга с учетом их влияния на достоинство человека в связи с занимаемым положени­ем
в обществе, то Ф.

Аквинский «уточняет» это «доказательство» в пользу сословного
деления общества. При этом он пишет: «Деление людей по различным профессиям
обусловлено, во-первых, боже­ственным
провидением, которое разделило людей по сословиям… Во-вто­рых,
естественными причинами, которые определили, то, что раз­личные люди склонны к различным профессиям».

Двойственную
и компромиссную позицию в сравнении с ран­ними канонистами автор «Суммы
теологии» занимает также по пово­ду трактовки таких экономических категорий,
как богатство, обмен, стоимость (ценность), деньги, торговая прибыль, ростовщи­ческий
процент. Рассмотрим вкратце и эту позицию ученого при­менительно к каждой
названной категории.

Ж. Кальвин (1509 — 1546). Его писания стали предвестником экономических
воззрений Нового времени. Несмотря на их
отчетливую религиозную форму, они имели вполне конкретное экономическое содержание. Миром правит божественное
предопределение (одним Бог предопределил к вечному блаженству, других к вечным
мукам), однако каждый человек, не зная
этого, должен думать, что именно он — божий избранник, и доказывать свою
избранность всей своей деятельностью.

Доктрина Кальвина (вообще, протестантизма)
помогла становлению духа предприимчивости и бережливости в Голландии и Англии,
а затем в США. Ссудный процент стал считаться нормальным явлением, а стремление
к богатству — естественным для человека. Законы должны разрешать каждому человеку
употреблять свои способности и состояние гак, как он считает нужным. Частная
собственность и частная жизнь
человека священны и неприкосновенны

Вместо прежнего тезиса «не обманешь – не
продашь» пришло осознание того, что обман затрудняет систематическую торговлю
большими количествами товаров. Протестантская вера стала гарантией точного
выполнения контрактов и способствовала моральному оправданию процента.

Когда в Европе появились национальные
государства и успехи в развитии
торговли привели к повышенному спросу на золото и серебро, появилось большое чисто трактатов о деньгах и их
роли в хозяйственной жизни. Так, великий естествоиспытатель Николай Коперник в
работе «О способе чеканки монеты» указывал четыре причины упадка государств:
раздоры, смертность, не плодородие земли и обесценение денег. Он предупреждает,
что обесценившиеся деньги ведут к сокращению торговли и удорожанию жизненных
средств.

Первые экономические школы: меркантилизм и
физиократия

Заслуга первых представителей экономических школ состоит не в том, что
они нашли исчерпывающий ответ на вопрос, а в том, что обозначили его. Поставить
проблему – значит наметить направление, в котором следует вести поиск,
нащупывая, пусть несколько в общей, расплывчатой форме, сферу общественных
отношений, которыми должна заниматься экономическая теория.

 Первые камни в фундамент новой
отрасли общественного знания заложили меркантилисты и физиократы.

Меркантилисты – от итал. merkante – купец, торговец Мерканти­лизм – это достаточно разнородная система
взглядов, в основе кото­рых лежит положение об определяющей роли внешней торговли
для экономического роста, умножения национального богатства.

Физиократия (от гр. physis — природа kratos — власть) в буквальном переводе означает «власть
природы». Физиократы считали, что увеличение богатства происходит лишь в
сельском хозяйстве благодаря природному фактору, ибо только здесь произрастает
материальная основа всех потребительских благ.

Как отмечали французские историки, меркантилисту страна пред­ставлялась в
образе богатого купца наподобие амстердамского. Амстердам к тому времени превратился
в главный торговый центр Европы — на его рынках ежедневно скапливалось до 2,5
тыс. судов. Для
физиократов же страна была воплощением сельского дворянина, живущего на своей
земле и плодами этой земли.

Не все авторы признают за меркантилистами право называться «школой».
Говорят, что меркантилизм — это главным образом или почти исключительно сфера
экономической политики, политики проводимой странами с сильной централизованной
властью в целях защиты национальной экономики.

Но меркантилизм не только политика. Меркантилисты внесли несомненный
вклад в теорию международной торговли, раскрыли содержание ряда категорий,
вошедших арсенал экономической науки. Можно утверждать, что меркантилизм — это и экономическая концепция, и сфера
экономической политики, возникшая в XVI в., в эпоху великих географических
открытий, интенсивного развития тор­гового капитала.

Сам термин употребляется в
двух значениях: как по­литика протекционизма (в свое время политика накопления
золота и серебра, основы богатства государства и нации) и как теоретическое
обоснование этой политики (система взглядов, обозначившая этап в истории
экономических учений).

Меркантилизм – первая теоретическая школа
периода зарождения рыночных отношений.

Предмет и метод изучения меркантилистов

Вытеснение натурального
хозяйства рыночными экономическими отношениями произошло на протяжении
значительного промежутка времени, именуемого историками-экономистами не иначе
как пе­риодом (эпохой) меркантилизма. Широко распространена в эконо­мической
литературе и характеристика этого времени К.

Марксом, назвавшим его периодом
«первоначального накопления капитала». Кроме того, в марксистском толковании
меркантилизм — это, прежде всего один из последовавших за великими
географическими от­крытиями моментов в процессе перехода от феодализма к капита­лизму.

Между тем практически все экономисты
современности едино­душны как в том, что меркантилизм обозначил переходный
период в зарождении экономической науки в качестве самостоятельной от­расли
человеческих знаний в социально-экономической сфере, так и в том, что благодаря меркантилизму пришло понимание
сдерживающих признаков научно-технического
прогресса в доиндустриальной экономике.

Латинские («mercari» —
торговать), англо-французские («mercantile»— торговый) и итальянские («mercantile» — торговец, купец) корни в слове «меркантилизм»,
конечно же, не дают полного представления о сути меркантилистской системы,
«принципы» научного мировоззрения которой господствовали на протяжении XV1-XVIII столетий.

В частности, идеологи меркантилизма были убеждены, то только деньги (золотые и серебряные) и сокровища олицетворяют богат­ство нации, государства. Приумножение
богатства, полагали они, требует
протекционистских мер по регулированию внешней торгов­ли и того, чтобы
поощрялся экспорт, сдерживался импорт и всемер­но поддерживалась национальная
промышленность.

По
меркантилистской концепции достижение активного торго­вого баланса увязывается
непременно с мерами государственного вмешательства, а источником богатства
считается неэквивалент­ный обмен в результате торговых взаимоотношений с
другими государствами.

Причем не только меркантилисты, но и подавляю­щая часть
представителей вытеснившей их впоследствии класси­ческой политической экономии,
безусловно, верили в абсолютную власть
просвещенной деспотии, в монархию, и были весь­ма далеки от истинных принципов
демократии.

К сказанному следует прибавить, что даже более 100 лет спустя после
выхода в свет в 1664 г. книги английского меркантилиста То­маса Мена («Богатство Англии во внешней
торговле, или Баланс нашей внешней
торговли как принцип нашего богатства»), т.е. ког­да уже появилось
«Исследование о природе и
причинах богатства народов» (1776)

великого Адама Смита и были опубликованы
произведения крупнейших физиократов Ф. Кенэ и А. Тюрго, — еще тогда во Франции,
например, сохранялись такие средневековые «тради­ции», как ремесленные цехи и
феодальные привилегии (отменены в 1790 г.), а в Англии — Статут о ремесленниках
и елизаветинский Закон о бедных (отменены соответственно в 1813—1814 и 1834
гг.).                   Другими словами,
меркантилисты, ратуя за всеобщую коммерциа­лизацию национального хозяйства, все же сдерживали этот про­цесс в отношении таких
основных факторов производства, как труд и земля, без чего едва ли вообще
возможна независимая рыночная экономическая система.

Характеризуя систему меркантилистов как
систему практичес­ки политики, И. Кондратьев и другие современные экономисты,
прежде всего, имеют в виду то обстоятельство, что промышленное
производство в тот период контролировалось главным образом тор­говым капиталом,
т.е. купцами.

Благодаря последним эта сфера ста­ла развиваться на коммерческой
основе, и ее масштабы вышли далеко за пределы городов. Объяснялось это тем, что
вплоть до кон­ца XVIII в. преимущественно надомное производство не имело доро­гого
оборудования и поэтому, подключаясь к сфере промышлен­ной деятельности, хорошо
знавшие конъюнктуру рынка купцы мало чем рисковали, превратив ее в конечном
счете, в некий придаток торговли.

Как очевидно, меркантилисты хотя и не согласовывали между собой ни
принципы, ни общий аналитический инструментарий, но тем не менее на протяжении
трех столетий придерживались об­щих «принципов» научного мировоззрения. Бот как
лаконично в шести тезисах сформулировал их (принципы) М. Блауг:

1) золото и сокровища любого рода как выражение
сути богатства

2) регулирование внешней торговли с целью
обеспечения притока в страну золота и серебра;

3) поддержка промышленности путем импорта
дешевого сы­рья;

4) протекционистские тарифы на импортируемые
промышленные товары;

5) поощрение экспорта,
особенно готовой продукции;

6) рост населения для
поддержания низкого уровня заработ­ной платы.               

Итак, в ситуации до индустриальной экономики меркантилистам не
приходилось сталкиваться с проблемами регулярной занятости рабочей силы,
организации неизвестного тогда еще фабрично-за­водского производства. Основными
их требованиями неизменно оставались превышение экспорта над импортом,
стимулирование вывоза из страны капитала и ввоза в нее золота и роскоши из-за
рубежа, недопущение в национальную экономику заграничных инвестиций.

Однако подобного рода теоретические
установки, основанные на протекционистских настроениях в области
государственного регулирования внешней торговли, наивное отождествление денег и
богатства, всемерное одобрение общественных работ и другие по­стулаты
меркантилистов, в самом деле располагают к нелепым с позиции сегодняшней
экономической науки выводам об «обязаннос­ти» государства обеспечивать
население рабочими местами, придер­живаться политики «разори соседа» ради
обогащения собственного

народа и т.п.

     Таким образом, меркантилизм как первая
школа экономичес­кой мысли периода зарождающихся рыночных экономических отношений имеет целый ряд теоретико-методологических особенностей. Их
суть сводится к тому, что меркантилисты:

• в качестве предмета
изучения (экономического анализа) пред­почитают рассмотрение проблем сферы
обращения, при­чем в отрыве от проблематики сферы производства;

•  в
качестве метода изучения используют в
основном эмпи­ризм, приводящий к описанию на каузальной основе вне­шних
проявлений экономических явлений и исключающий

• возможность системного анализа всех сфер
экономики;

• возникновение
денег считают следствием искусственного изоб­ретения людей, а сами деньги
отождествляют с богатством;

•
происхождение стоимости
(ценности) денег трактуются в свя­зи с «естественной природой» золотых и
серебряные денег и их количеством в
стране;

• повышение
предложения труда увязывают с необходимостью, более низкой, а не высокой
заработной платы;

• экономический
рост рассматривают как следствие приумноже­ния денежного богатства страны
благодаря государственно­му регулированию внешней торговли и достижению поло­жительного
сальдо торгового баланса и т.д.

 Концепция
богатства раннего и позднего меркантилизма

В экономической литературе в развитии меркантилизма разли­чают обычно два
этапа — ранний и поздний. Основным критерием такого деления является
«обоснование» путей (средств) достиже­ния активного торгового баланса, т.е.
положительного сальдо во внешней торговле.

Ранний меркантилизм возник еще до великих географических открытий и
был актуален до середины XVI в. На
этом этапе торговые связи между странами были развиты слабо, имели
эпизодический характер. Для достижения положительного сальдо во внешней тор­говле
ранние меркантилисты считали целесообразным:

• устанавливать максимально высокие цены
на экспортируемые товары;

• всемерно ограничивать импорт
товаров;

• не допускать вывоза из страны
золота и серебра (с ними отож­дествлялось денежное богатство).

Следовательно, теория монетаризма ранних меркантилистов может
расцениваться как теория «денежного
баланса».

Раннему
меркантилизму было присуще понимание ошибочно­сти концепции номиналистической
теории денег, восходящей к древним временам и в том числе к трудам
древнегреческого философа Аристотеля (IV в.
до н.э.). Рассуждая так, номиналисты отри­цали не только товарную природу
денег, но и их связь с благород­ными металлами.

Однако во времена раннего меркантилизма, как и в средние века,
правительство занималось порчей национальной монеты, сни­жая ее ценность и вес
в надежде заинтересовать иностранных куп­цов обменивать их деньги на туземные и
покупать больше товаров. Превращение денег в условным знак, фиксированное
соотноше­ние находящихся в обращении золотых и серебряных денег (систе­ма
биметаллизма) оправдывались как фактами обращения неполно­ценных денег, так и
ошибочней констатацией того, что золото и
серебро являются деньгами в силу своих природных свойств, выпол­няя функции
меры стоимости, сокровища и мировых денег.

Поздний меркантилизм охватывает период со второй половины XVI в. по вторую половину XVII в., хотя
отдельные его элементы продолжали проявлять себя и в XVIII в. На этом этапе
торговые связи между странами становятся развитыми и регулярными, что во многом
было обусловлено поощрением развития национальной промышленности и торговли
государством. Чтобы достичь актив­ного торгового баланса, выдвигались
рекомендации:

•
завоевывать внешние рынки благодаря относительно деше­вым товарам (т.е. невысоким ценам), а также перепродаже
товаров одних стран в других странах;

• допускать импорт товаров (кроме предметов роскоши) при сохранении в
стране активного торгового баланса;

• вывозить золото и серебро для осуществления выгодных тор­говых
сделок, посредничества, т.е. для увеличения их массы в стране и сохранения
активного торгового баланса.

Поздние меркантилисты сместили акцент в теории монетариз­ма,
противопоставив идее «денежного баланса» ранних меркантилистов идею «торгового
баланса».                           

Признавая товарную сущность денег,
их ценность поздние мер­кантилисты по-прежнему
усматривали в естественных свойствах зо­лота и серебра. Однако именно они обусловили переход cm
металли­ческой к количественной теории денег и системе монометаллизма.

Возникновение количественной теории денег стало как бы ес­тественной
реакцией на «революцию цен» XVI в.,
вызванную огром­ным приливом в Европу из Нового Света золота и серебра и по­казавшую
причинную взаимосвязь изменений количества денег и цен товаров.

По убеждению
поздних меркантилистов, ценность де­нег находится в обратной зависимости от их
количества, а уровень цен на товары прямо пропорционален количеству денег. Они тенденциозно
полагали, что увеличение предложения денег, повышая спрос на них, стимулирует
торговлю.

Итак, апогей раннего меркантилизма соответствует примерно середине XVI
в., а позднего — охватывает почти целиком XVII столетие. Особенности же этих
этапов кратко можно охарактеризо­вать следующим образом.