Юрист а.ф. кони: право и нравственность / комитет / предметная рубрика / комитет за гражданские права
А.Ф.Кони (1844-1927гг.) родился в семье литератора и провинциальной актрисы, позже ставшей писательницей; выдающийся юрист (прокурор, судья, доктор правоведения), писатель – трижды лауреат Пушкинской премии, почётный академик изящной словесности. Наиболее полное издание А.Ф.Кони – это восьмитомник, куда входят его знаменитые “Судебные речи”, большой очерк о докторе Гаазе, интереснейшие, психологически тонкие воспоминания о писателях и судебных деятелях, – а А.Ф.Кони дружески общался и состоял в переписке со многими великими современниками: писателями – Толстым, Чеховым, Гончаровым, Тургеневым …, юристами: Плевако, Александровым, Урусовым… Очерки, статьи, письма.
Был А.Ф.Кони сенатором ( т.е. членом ГосСовета) в 1907 -1914 годы, а в советское время, с 1917 до самой смерти он – профессор и лектор в Петрограде-Ленинграде. Как пишут знатоки жизни А.Ф.Кони, комментаторы к “Избранному” Г.М. и Л.Г.Мироновы: “В ГосСовете сенатор А.Ф.Кони при каждом удобном случае сражался за свободу совести, слова, печати, за неприкосновенность реформ 60-х годов, права женщины, народное просвещение и образование, за здоровье народное – одним из лютых врагов которого почитал пьянство”. “Всероссийская сирена” – так шутливо говорил о нём его друг, известный адвокат А.И.Урусов.
Читать А.Ф.Кони в нынешнее время особенно интересно, звучит он остро, современно, потому что жил А.Ф.Кони во время первого устройства капитализма в России и по роду своей деятельности, а также благодаря активной жизненной позиции имел самый разносторонний круг общения. Был в соприкосновении и с тремя последними царями и оставил о них наблюдения нелицеприятные.
В 1865 году двадцатиоднолетний А.Ф.Кони – выпускник юрфака Московского университета написал диссертацию под заглавием “О праве необходимой обороны”, где касался темы самосуда. Очевидно, в те, середины 60-х 19-го века, годы, тема самосуда тоже была актуальна.
И тут надо вспомнить, что это были годы не только больших общественных надежд, особенно для юных благородных, т.е. гуманных и справедливых, сердец. Но и немалого недовольства, как среди помещичьего сословия, терявшего своё положение владельцев “крепостных” душ, так и среди бывших крепостных крестьян, чьё положение было изменено, но оказалось далеко не всегда улучшено.
Разбирая тему самосуда, диссертант А.Ф.Кони, обращаясь к древним временам и к человеческой природе, пишет: “Положение человека в первобытном обществе характеризуется тем, что многие вопросы решаются самосудом, но после возникновения и по мере развития государства значение самосуда уменьшается”. И констатирует, что “запрещение самоуправства достигается путём борьбы власти и закона со стремлением частных лиц к самоуправству”. Вывод диссертант А.Ф.Кони делает такой: “Только государство имеет право и обязанность творить суд и расправу над гражданином и не допускает в этом отношении никакой конкуренции. Посредством закона оно, с одной стороны ограждает граждан, предупреждая преступления путём угрозы наказания, а с другой – карает уже за совершённые преступления”. Вывод этот: “ограждать”, “предупреждать”, “карать” – очевидно, вполне соответствует как представлению ответственной государственной власти о своём правоохранительном долге перед законопослушными гражданами, так и пониманию гражданина о государстве, как о родине, которая на законопослушание ответит защитой.
Любопытен и ещё один вывод, сделанный А.Ф.Кони в диссертации: “Народ, правительство которого стремится нарушить его государственное устройство, имеет в силу правового основания необходимой обороны право революции, право восстания”. Очевидно, этот предупреждающий довод и вывод юного диссертанта А.Ф.Кони был нацелен на тех бывших крепостников, кто был недоволен отменой крепостного права и имел сословные и материальные рычаги местного пренебрежения.
Справедливости ради надо сказать, что в зрелые годы А.Ф.Кони был против насилия, по его словам, “откуда бы оно ни шло”. Но советскую власть принял, потому что то, что видел и узнал прежде, в царское время, не вызывало в нём приятия.
Номер университетского журнала, где была напечатана благодаря недосмотру цензора диссертация А.Ф.Кони, был изъят. Заключительное цензурное резюме гласило:”…автор касается необходимой обороны против лиц, облечённых властью…”. Только благодаря заступничеству профессоров за весьма успешного выпускника, цензурное “дело” заглохло.
Ныне наши массовые СМИ или замалчивают деятельность А.Ф.Кони, или, при случае, мимоходом в двух словах аттестуют его “буржуазным адвокатом”, тем самым глубоко перевирая смысл жизни этого великого человека.
В статье “Гражданские дела” размышляя о своём весьма нелёгком одно время положении, А.Ф.Кони недвусмысленно писал: “…Выход в отставку представлял мне мало привлекательного. Я знал, что моя, если можно так выразиться, “уголовная репутация” и долгая судебная служба откроют мне двери адвокатуры, в которой в качестве защитника я, вероятно, займу не последнее место. Но я привык быть слугой государства и представителем судебной власти…”
Такому вынужденному размышлению предшествовали следующие обстоятельства. При вступлении А.Ф.Кони в январе 1878-го года в должность председателя окружного Петербургского суда, первым делом, которым пришлось ему заняться, было дело Веры Засулич, стрелявшей и ранившей градоначальника Ф.Ф.Трепова в его кабинете.
Этот высокий чин посетил тюрьму и, не заметив поклона арестанта, приказал его высечь. По закону дворян не подвергали телесным наказаниям. Оскорблённый молодой дворянин-“народник”, с ослабленными нервами из-за долгого уже сидения в далеко неблагоприятных тюремных условиях, и, очевидно, с высоким чувством собственного достоинства, покончил жизнь самоубийством. Тюрьма забурлила. Вот за него и мстила самоотречённо, записавшись к Трепову на приём, “народница” Вера Засулич, лично повесившегося арестанта не знавшая.
Судить Веру Засулич должен был суд присяжных. “Наверху”, зная красноречие А.Ф.Кони, подталкивали его на соответствующую напутственную к присяжным речь. Духовно самостоятельный, принципиальный А.Ф.Кони не воспринял переданное начальником его, министром юстиции Паленом, пожелание Александра Второго привести суд над Верой Засулич к заранее оговоренному результату.
Суд присяжных оправдал Веру Засулич. А повторный арест, запланированный для неё здесь же, в здании суда при таком вот судебном исходе, ей помогла избежать толпа восторженной “народнической” молодёжи, через другой выход мгновенно увезя её.
В очерке “Воспоминание о деле Веры Засулич” (1919 год) А.Ф.Кони напишет:”…я был слугою правосудия, а не лакеем правительства”. После “дела Засулич” А.Ф.Кони, получив должность вице-директора департамента юстиции, тем самым был устранён от первоначального непосредственного участия в судебных процессах.
О том времени в статье “Гражданские дела” А.Ф.Кони писал: “…бывали тяжёлые дни и часы, когда в отмежёванной мне области деятельности я чувствовал себя одиноким, окружённым торжествующим противодействием, явным недоброжелательством и тайным злоречием…”
А в письме к другу, юристу С.Ф.Мирошкину в 1883 году А.Ф.Кони скажет о себе: “Человек средних умеренных убеждений, одинаково негодующий на насилие, откуда бы оно ни шло – сверху или снизу,.. перед которым Петербург не заслоняет России, не находит здесь места, удовлетворения, признания, справедливости”.
Вчитываясь в книги самого А.Ф.Кони, в воспоминания о нём, замечаешь, что, никогда не бывши “буржуазным адвокатом”, он бывал защитником, если иметь ввиду изначальный смысл этого слова, но защитником внесудебным и бесплатным, бескорыстным. Так, в архиве А.Ф.Кони сохранились 36 писем Л.Н.Толстого, во многих из которых великий писатель просил уважаемого адресата оказать содействие различным лицам. Это были дела людей, угнетённых властями по политическим или религиозным мотивам. Например, в переписке шла речь о враче из провинции М.М.Халеванской, которая в 1896-м году была арестована и заключена в тюрьму за распространение запрещённых произведений Л.Н.Толстого.
Но продолжу свою полемику с теми, кто, истине вопреки, навязывает А.Ф.Кони, чуждый ему образ “буржуазного адвоката”.
По роду своей прокурорско-судебной деятельности А.Ф.Кони пришлось сталкиваться со многими представителями тогдашней буржуазии. Он описал немало дел, к фигурантам которых подходило ходовое тогда выражение – “рыцари лёгкой наживы”, которое он и использовал в очерке “Игорный дом Каледина”:
“Как это часто у нас бывает, люди, весьма беззаботные по части своих политических и гражданских прав, едва дело коснулось одного из близких к ним по духу “рыцарей лёгкой наживы”, стали вопить чуть ли не о нарушении мною свящённой неприкосновенности домашнего очага.”
А в статье “Суд – наука – искусство” А.Ф.Кони скажет: “В большинстве так называемых сенсационных процессов перед судом развёртывается картина эгоистического бездушия, нравственной грязи и беспощадной корысти, которые в поисках не нуждающегося в труде и жадного к наслаждениям существования привели обвиняемого на скамью подсудимых”.
Есть у А.Ф.Кони интереснейший очерк “Дело Овсянникова” о самом громком уголовном деле 70-х годов 19-го века, где повествуется о “двенадцатикратном” миллионере купце первой гильдии Овсянникове, устроившем (помимо взяток чиновникам и прочего), поджёг мельницы своему партнёру. Обратился этот купец к пришедшим следователям так: “Да вы шутить что ли, изволите? Меня под стражу? Первостатейного именитого купца под стражу? Нет, господа, руки коротки!.. Я буду жаловаться! Вы у меня ещё ответите!” В прежние годы этот купец-миллионер, будучи, как пишет А.Ф.Кони, в “наилучших отношениях с местной милицией”, всегда выходил “сухим из воды”, оставаясь 15 раз (!) только в “подозрении”. У Овсянникова тут же нашлось немало разного рода защитников: от юристов до журналистов. Однако Овсянников был осуждён, и А.Ф.Кони в очерке “Дело Овсянникова” не без гордости напишет: “Это дело было настоящим торжеством нового суда. Немецкая печать даже не хотела верить, чтобы двенадцатикратный миллионер Овсянников мог быть арестован, а если бы это и случилось, то выражала уверенность, что на днях станет известным, что одиннадцатикратный миллионер Овсянников выпущен на свободу”. Вот так были посрамлены иностранные вестники, посчитавшие, что любой российский судья, старого он “образца” или нового, обязательно не устоит перед мздой миллионера.
В другом очерке (“Игуменья Митрофания”) А.Ф.Кони об этом первом десятилетии судебных реформ с удовлетворением скажет: “В то время исполнение служебного долга “невзирая на лица” одинаково понималось всеми судебными деятелями от министра юстиции до судебного пристава включительно”. Впоследствии, очевидно, видя, как справедливость всё более отдаляется от правосудия, А.Ф.Кони напишет и так: “Там, где невозможно равномерное для всех правосудие, могла быть уместна равномерная для всех милость”.
Вообще, натура А.Ф.Кони была из тех, которым совершенно чужды были черты, обычно свойственные “буржуазным” характерам, потому в письме за 1888 год он с горечью посетует: “И как жалка та среда, в которой мы живём!.. Всюду своекорыстие и вечный обман…”.
В своих статьях А.Ф.Кони напоминал, что слово “юстиция” переводится, как “справедливость”, и, как истинный служитель именно такой юстиции проявлял справедливое (т.е. глубоко нравственное) отношение и к потерпевшим, и к подсудимым. О своём отношении к подсудимым А.Ф.Кони писал: “В речах моих я не мог, конечно, оправдывать их преступного дела и разделять взгляд, по которому “всё понять – всё простить” или безразлично “зреть на правых и виноватых”. Но я старался понять, как дошёл подсудимый до своего злого дела, и в анализ совершённого им пути избегал вносить надменное самодовольство официальной безупречности. Я не забыл русской поговорки: “Чужими грехами свят не будешь”.
А вот его текст, где так заметно честное, лишённое эгоистических амбиций, нацеленное на истину отношение А.Ф.Кони к судебному состязанию: “показная и, если можно так выразиться, в некоторых случаях спортивная сторона в работе обвинителей и защитников всегда меня от себя отталкивала, и, несмотря на неизбежные ошибки в моей судебной службе, я со спокойной совестью могу сказать, что в ней не нарушил ни одного из основных правил кантовской этики, то есть не смотрел на человека как на средство для достижения каких-либо, хотя бы даже и возвышенных, целей.”.
А вот упоминание А.Ф.Кони о женщине из народа, пришедшей в суд: “…Я поручил судебному приставу спросить её о причинах её явки на заседание. “А причина та, сказала она приставу, что я очень довольна решением, и хочется мне на справедливых судей насмотреться”. Очевидно, такая благодарность и была для души А.Ф.Кони той драгоценной платой, которая побуждала его желать быть “представителем судебной власти”.
В конце жизни, в 1919 году в «Воспоминаниях о деле Веры Засулич», А.Ф.Кони ещё раз скажет о том, что было главным для него в его юридической деятельности:
“Моя цель в каждом деле – истина, а не осуществление начала “шито-крыто”.
Естественно, что не только в своей служебной и литературной деятельности А.Ф.Кони являл себя человеком в высшей степени честным, некорыстным, но и в частной жизни.
Тому много примеров. Вот один из них: в 90-е годы 19-го века, к А.Ф. Кони пришёл представитель крупной торгово-промышленной фирмы с предложением выйти в отставку и занять должность юрисконсульта с окладом гораздо превышавшим его нынешний должностной.
В качестве гарантии предлагалась единовременная поощрительная премия в 100 тысяч рублей, баснословная по тем временам сумма. А.Ф.Кони и на этот раз отказался. В статье, где есть о том упоминание, он объяснит, что не хотел быть зависимым от фирмы, действия которой могли быть далеки от законности. Вскоре его предположения подтвердились.
Не был А.Ф.Кони и амбициозным карьеристом. П.А.Столыпин, так превозносимый ныне “правыми патриотами”, очевидно, не берущими в расчёт “столыпинские галстуки”, (то бишь висельные верёвки), в 1896 году звал А.Ф.Кони в формируемое им правительство министром юстиции, чтобы, как предполагали знавшие про это, повысить правительственный авторитет, однако Кони отказался от министерской должности. Назначенные Столыпиным министры, да и сам Столыпин, не внушали Кони надежды на благоприятные изменения.
Стержнем энергичной натуры А.Ф.Кони были принципы справедливости и достоинства, потому нарушения и преступления в своём юридическом ведомстве не были для него запретной темой. А.Ф.Кони был абсолютно чужд ведомственному понятию защиты “чести мундира”, когда царит представление о недопустимости “выносить сор из избы”, – т.е. круговая порука.
“…Каждый день растрата могла быть обнаружена контролем или раскрыться вследствие каких-либо случившихся обстоятельств. Надо было пойти навстречу этой опасности и предупредить злоречивые толки о том, что судебное ведомство, призванное карать преступления, смотрит сквозь пальцы на то, что совершается в его собственной среде… Одним словом, предстояло самим – торжественно и, так сказать, всенародно, – раскрыть растрату, как бы ни было тяжело для достоинства судебного ведомства…”
В статье “Гражданские дела” А.Ф.Кони описывает вот какого судью:
“Во главе этих поверенных стоял до последнего времени, уволенный от службы за лихоимство бывший секретарь суда Жыпин, который пользуясь старыми связями в канцелярии суда и имея в своём “распоряжении” члена суда де Пижона, состоящего ему должным по векселям на сумму более десяти тысяч рублей, “хозяйничал” в столе, порученном этому члену суда, откуда для него выходили лишь “выигрышные решения”…
И здесь я останавливаюсь, проникновенно перечитывая прекрасные слова А.Ф.Кони, передающие возвышенную душевность восприятия им своей ответственной работы, своего служебного долга:
“…благородная радость о возможности послужить на добро и нравственное просвещение народа, со смиренным сознанием своей ответственности перед законом…”.
И такого закона, “указания” которого “спасительны”,- считает необходимым заметить А.Ф.Кони.
Но придёт время, когда А.Ф.Кони подвергнет критике спящих “мёртвым сном” законодателей, увидев, что законы уже не “спасительны”, а отстают, не помогая жить в меняющейся жизни.
Ныне по телевидению – нашему самому массовому СМИ, высказываются при случае и так: реформы 60-х годов 19-го века привели к гибели реформатора Александра Второго, а потом и к 1917 году, и, значит, это был “не тот путь”. А некоторые из нынешних думцев и публицистов договариваются по ТВ даже до того, что отмена крепостного права была напрасной. Вопреки тому, о чём рассказывала русская литература в лице своих великих сынов: А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, Н.В.Гоголя, Н.А.Некрасова, И.С.Тургенева и многих других, будучи современницей этого “права”.
В 1861 году произошла отмена крепостного права, по сути, рабства. В первое десятилетие реформ, по их “свежим следам”, была нацеленность вершить суд “не взирая на лица”. Появилась определённая гласность: судебные речи обвинителей и защитников печатались в столичных и провинциальных газетах, что, очевидно, должно было повысить ответственность участников судебного процесса и способствовать правовому просвещению. Залы судебных заседаний были заполнены. Образованный “слой” страны узнал о честных достойных юристах. Крестьяне, составлявшие большинство в стране, гласностью этой вряд ли вдохновлялись: потому как в массе своей были безграмотны и, следовательно, газет не читали. Зато вскоре они почувствовали тягостные неурядицы земельной реформы.
В статье, посвящённой памяти А.П.Чехова, А.Ф.Кони отметит то, что, очевидно, было близко и понятно ему самому:
” Он ясно сознавал практическую непригодность и нравственный вред нашей типической тюрьмы и наших сибирских острогов, для которых, по его словам, “прославленные 60-е годы” ничего не сделали…”. В этом же очерке А.Ф.Кони есть наблюдения и выводы о том, почему же реформы 1861-64-х годов не дали тот всесторонне положительный результат, на который возлагались большие надежды. А.Ф.Кони изложил позицию юриста и гражданина, из которых видна его возмущённая неудовлетворённость существующим: “Сможет ли мало-мальски думающий человек по совести сказать, что, несмотря на давно осознанные потребности страны, наше законодательство не спит мёртвым сном или не подвергается гниению “в действии пустом”. “Молодой человек среди множества примеров этому, может, например, со злою ирониею указать на то, что гонимый малоземельем, чрезмерными сборами (а они чрезмерны) и отсутствием правильной организации переселения, крестьянин вынужден покидать семью и хозяйство и массами уходить в отхожие промыслы в город. Но там прострочка паспорта, или его утрата, или злоупотребление волосного писаря и т.п. влекут за собою высылку по этапу и медленное, но верное его развращение”.
Как-то в прокурорской речи А.Ф.Кони отметил “спасительность указаний” закона. Но теперь А.Ф.Кони докладывает министру юстиции, что законодательство “давно спит”, т.е. опыт жизни, выявив недальновидность, непредусмотрительность принятых законов, не получил подходящих ей, жизни, новых законов.
И, напрашивается простая всем известная мысль: не только законы должны функционировать “невзирая на лица”, но прежде всего общество в лице своих членов: юристов-законодателей должно создавать законы, соответствующие, как отметил А.Ф.Кони, “осознанным потребностям страны”, “народному благу”. В этой связке: закон и общество ответственность должна быть обоюдной.
Этот доклад, в котором так слышны гражданственность и гуманизм юриста А.Ф.Кони, его деятельно-сочувственное отношение к попавшему в новую беду крестьянству, вызывают у читающих осознание душевной истинности его слов в одном из писем: “Я любил свой народ, свою страну”.
Впрочем, любой текст А.Ф.Кони по-разному, но говорит о том же.
Благодаря наработанному авторитету А.Ф.Кони, когда случилось происшествие с царским поездом, именно к нему обратился Александр Третий, возложив руководство расследованием.
В статье “Крушение царского поезда в Борках в 1888 году” А.Ф.Кони расскажет:”…Я видел перед собой Александра Третьего…говорившего мне: “Я Вас назначил на столь важный и ответственный пост вследствие удостоверения министра юстиции ваших выдающихся способностей для его занятия и надеюсь, что ваша дальнейшая служба будет успешна и заставит меня позабыть неприятное воспоминание, вызванное во мне тягостным впечатлением от ваших действий по известному вам делу…”
“Чувство возобновлённой несправедливости и на этот раз в торжественной обстановке, охватишее моё сердце при этих словах, на которые нельзя и бесполезно было возражать, ещё жило во мне, а целый ряд озадаченных и злорадных лиц, присутствовавших при этом, продолжал по временам тянуться перед моим умственным взором, как в панораме, сменяясь рядом картин лицемерного сочувствия и дружеских советов выйти в отставку и этим заявить свой протест. Я говорил таким советникам, что протест этот, сам по себе бессильный, лишь показал бы, что я служу не делу, а лицу, и что достаточно недобросовестных наветов, чтобы заставить меня отказаться от служения родине всеми душевными силами, для приложения которых так внезапно открывался передо мной самый подходящий путь. “Я не могу,- говорил я услужливым советникам, – бросать дело целой жизни лишь потому, что не был “высочайшею пожалован улыбкой”…”
А вот следственные выводы А.Ф.Кони, свежо звучащие и поныне:
“…Разъясняя и дополняя выводы бытовыми примерами, оригинальными выражениями свидетелей и некоторыми техническими подробностями, я закончил доклад сильной, но вполне правильной картиной выдачи концессий, хищнических действий правления и того безответственного растления служебного персонала, которое создавалось наглым стремлением к наживе, с одной стороны, и формальным отношением министерства путей сообщения с другой, приводившим к бессознательному попустительству…
-Итак,- сказал мне государь,- ваше мнение, что здесь была чрезвычайная небрежность?” – “Если характеризовать всё происшествие одним словом, независимо от его исторического и нравственного значения, – отвечал я, – то можно сказать, что он представляет сплошное неисполнение всеми своего долга”.
А.Ф.Кони оставил наблюдения и о трёх царях, при которых ему пришлось жить и трудиться. Некоторые выдержки я уже привела. Добавлю сюда письмо А.Ф.Кони своему давнему, с университетских лет другу, юристу С.Ф.Мирошкину о правлении Александра Третьего:
“Ты знаешь, что для настоящего состояния русского общества я признаю самодержавие лучшей формой правления, но самодержавия, в котором всевластие связано с возможным всезнанием, а не самовластие разных, проскочивших в министры хамов, которые плотной стеной окружают упрямого и ограниченного монарха. Такое самодержавие – несчастье для страны, если министры не безусловно преданные родине и самостоятельные люди…”
А самое неблагоприятное мнение у А.Ф.Кони было о последнем царе.
Но прежде замечу: понятно, что нынешнее превозношение Николая Второго происходит по мотивам политическим, а не по фактам его деятельности. И добавлю сюда, что быть добропорядочным семьянином, о чём с умилением рассказывалось все 90-е годы, не довод автоматически считаться хорошим царём, то есть благодетелем народа.
Здесь ещё надо бы заметить, что возможность быть убитым – это нередко главный минус в телесной жизни правителей или активных политиков.
Думаю, кто читал подробности последних лет жизни царской семьи, прежде всего упрекнут западные королевские дома родственников, не принявших Романовых после обращения к тем по этому поводу кого-то из представителей советских властей
Обратимся к статье А.Ф.Кони “Николай Второй”, в которой о последнем самодержце есть такое замечание, краткое, но красноречивое: “скупо и редко жертвуя из своих личных средств во время народных бедствий…”
Есть здесь наблюдение и о проявлявшемся царском попустительстве к беззакониям: “Достаточно припомнить безнаказанность виновников Ходынки, связанную с отобранием у графа Палена возложенного на него следствия, на безнаказанность целого ряда негодяев, облечённых званием столичного градоначальника, оставление без последствий бездействие в Москве в 1915-м году придворного хама Сумарокова-Эльстона, допустившего грабёж на миллионы рублей. Невольно вспоминаются слова Столыпина:- “Да рассердитесь Вы хоть раз, Ваше Величество!”
Совсем ещё недавно у нас по отношению к разного рода экономическим, мягко говоря, “происшествиям” употреблялось весьма деликатное выражение: “нецелевое использование средств”, слушая которое можно было простодушно не понять: то ли это “беловоротничковый” тихий грабёж, по-царски снисходительно оставленный в покое, или же средства использовались на другую, первоначально не обозначенную, но тоже государственно благую цель.
Читая А.Ф.Кони, видишь его однозначно-понятливую, не лукавую аттестацию происходящего.
Великодушный А.Ф.Кони любил в своих текстах отметить всё хорошее, замеченное им в людях, и я привела тому примеры. Но с такой же силой, только не благодарного приятия, а неудовлетворённости, а то и сдерживаемого презрения он относился к другим – к тем, у кого чуткость, отзывчивость, (черты так ценимые А.Ф.Кони), распространялись только, как ныне говорится, на себя, любимого. Вот его характеристика тогдашнего Госсовета: “Я здесь окружён этими господами…Если бы вы знали, какой это неисчерпаемый кладезь трусости, лакейства перед тем, что скажут”, “У нас в последнее время на смену прежнего лицемерия и рабьих слов, хлынула такая масса лжи и появилась такая двойная мораль, что, пожалуй, это не лучше прежнего”.( 1905г.)
В 1918-м году у А.Ф.Кони было несколько встреч по его инициативе с А.В.Луначарским, министром просвещения в правительстве В.И.Ленина и, кстати, хорошим писателем.
А.Ф.Кони упомянул о рамках закона, в которые надо, пусть и постепенно,- а в стране уже началось гражданское противостояние, – но вводить жизнь. Предложил себя в качестве преподавателя гуманитарных наук. Есть такая статистика у исследователей его жизни: за несколько лет он провёл более тысячи лекций! Позже ученики его, из пишущих, оставили о нём благодарные воспоминания.
А.В.Луначарский тоже оставил воспоминания об А.Ф.Кони в очерке “Три встречи” (в своей книге “Из воспоминаний об ушедших”), где охарактеризовал его, как “блестящего либерала”. Но вот каково было в то время представление о российском либерализме 19-го века! И как трансформировалось за сто с лишним лет это понятие – “либерал”! Если во времена юности А.Ф.Кони либерал – это обычно дворянин или чиновник из тех, кто за отмену крепостного права, т.е. за свободу крестьян, в итоге – за тех, кто наиболее угнетён, то ныне либерал – это обычно тот, кто понимает свободу (куда входит свобода прежде всего экономическая), как разнообразное своеволие, ограниченное только возможностями кошелька и фантазии, (недаром на Западе невзлюбили шикующих россиян), а малоимущими угнетёнными согражданами такой “свободолюбец” не сказать, чтобы был озабочен. Во всяком случае, так ныне “либерализм” воспринимается благодаря его известным представителям.
И захотел “распропагандированный” народ свободы. Но, как говорит американская пословица, свобода начинается с миллиона. Где взять этот миллион? Зарплаты у большинства таковы, что и за всю жизнь миллион не заработаешь, не то что не накопишь. А ещё бездомность, во многом из-за различных лукавств алчных сограждан, воспитанных не только в бандитско-корыстные 90-е, но и в брежневские бездуховно-взяточные, безработность из-за весьма сократившихся в малых городишках и сёлах рабочих мест… Пошли неуплаты, грабежи, убийства, жульничества с жильём, захват заложников, в том числе детей, для выкупа и пр. У нас уже лет 20 всё поминают 1937-й год, как-будто после него Союз не существовал, не выиграл войну у мощного противника, повергнувшего Европу, технически и социально не развивался ещё 50 лет; да и народ, кстати, плодился погуще и жил подольше, не в пример годам 90-м, да, покуда, и нынешним. Коррупция, а в её упрощённом виде – попросту продажность, ныне всё ещё не в загоне, а наоборот, и, как говорят “наверху”, и говорят о том уже лет 25.
По этому поводу хорошо сказала писательница О.Богуславская в статье “Живые, но мёртвые”( опубликованной несколько лет назад в “МК”):”…кто там у нас террорист номер один? Бен Ладен? Ответ неверный. Никакой Бен Ладен не может сравниться с мирными гражданами, которые за небольшое вознаграждение готовы выписать любой документ, подделать любую справку и продать любую конфиденциальную информацию”. Мне кажется это высказывание при своей краткости точным и очень современным. Вот вам и терроризм разного рода латентных (юридически не учтённых) преступников по отношению к законопослушным согражданам. Можно сказать и так, поточнее: коррупционный терроризм.
И потому за Сталина голосует при Интернетном опросе народ, что, как говорится, на своей “шкуре” убедился: для правления нужна сильная рука отца народов российских, который бы строго спрашивал и карал за различные корыстные и бандитские непотребства и был абсолютно не корыстным. Трудовая небогатая жизнь детей и внуков Сталина и здесь, и за рубежом лишний раз говорят о бескорыстии их отца и деда.
А далее я хотела бы ещё раз вспомнить интервью в 1993 году газете “Сегодня” писателя и философа А.А.Зиновьева, не так давно умершего, который после всех зигзагов биографии, побывав на Западе в иммиграции, укрепился в левых убеждениях.
А.А.Зиновьев говорит: “Западная идеология исходит из того, что человек есть гнусная тварь. Каковой он, правду сказать, на самом деле и является. Поэтому западное общество и правовое по своему характеру: оно исходит из предпосылки, что от людей надо защищаться”.
И мне думается этот посыл западного законодательства, увы, очень правилен. Особенно, при нынешнем повальном падении нравов.
И далее А.А.Зиновьев продолжает: “…идеология, выработанная западным послевоенным обществом, – реалистическая, чисто практическая, рассчитанная на низкий интеллектуальный уровень и низменные страсти. Поэтому она и работает”.
“А проиграл коммунизм потому, что его идеология суть идеалистическая… коммунизм всё хотел втолковать людям: будьте хорошими, и полагал, что от этого они хорошими и станут. Не стали… Наше поколение решало дилемму “быть” или “иметь”. Причём, всегда в пользу “быть”. А теперь эту дилемму решают в пользу “иметь”…
Не будучи корыстным, не служа “маммоне”, А.Ф.Кони смог воспринять новую коммунистическую власть, которая тоже считала корыстолюбие непотребством, и с присущей ему энергией занялся интересными ему делами: преподаванием и писательством.
Без гнева расстался с бытовым комфортом и принял советскую власть. Шёл на костылях ( в конце жизни А.Ф.Кони страдал болезнью ног, случившейся после железнодорожной аварии), – пока ему не выделили транспорт (тарантас с лошадью), далеко не в ближний путь на лекции, где его ждала полюбившая его новая молодёжь, которую он увлечённо одаривал своими обширными знаниями по литературе, истории, юриспруденции, этике. К нему приезжали из глубинки. Ему писали, обращаясь за советом, ему верили. Он был “властителем дум”, как тогда говорили о таких авторитетных людях.
Мысли о праве, как об основополагающей возможности влияния на нравы, в итоге – на более благополучную жизнь людей среди людей, о благом сочетании понятий: право и нравственность можно найти во многих произведениях А.Ф.Кони и, как обычно у него, даже формально праву не посвящённых. Так, в статье “Нравственный облик Пушкина” А.Ф.Кони пишет:
“Право и нравственность не суть чуждые или противоположные одно другому понятия. В сущности, источник у них общий, и действительная их разность должна состоять главным образом в принудительной обязательности права в сравнении со свободной осуществимостью нравственности. Отсюда связь правовых воззрений с нравственными идеалами. Чем они теснее, тем больше обеспечено разумное развитие общества”.
Это напутствие таким юристам-законодателям, как, например, нынешним, которые, сначала сотворят закон, выбрасывающий детей с их матерью на улицу при разводе её с собственником жилья, а спустя месяц-два – начинается “непредвиденное”: в судах – стоны, крики, и “вдруг” оказывается, что закон, нуждается в существенных поправках.
Знаменательными были и последние секунды жизни Анатолия Кони. Но прежде здесь уместно вспомнить речь А.Ф.Кони на могиле друга, известного в своё время публициста и учёного К.Д.Кавелина:”…есть люди – немногие, редкие. В житейской битве они не кладут оружие до конца. Их восприимчивая голова и чуткое сердце работают дружно и неутомимо, покуда в них горит огонь жизни. Они умирают, как солдаты в ратном строю. И, уже чувствуя дыхание смерти, холодеющими устами ещё шепчут свой нравственный пароль и лозунг”.( Из статьи “Гражданские дела”).
Когда спустя сорок лет пришёл срок умирать 83-летнему А.Ф.Кони на руках Е.Понамарёвой, преданной ему женщины, давней подруги, единомышленницы и в царское время крупной благотворительницы, – он слабеющими устами прошептал: “Воспитание… воспитание…это главное. Нужно перевоспитывать…Человек вылощенный не то же самое, что человек воспитанный… Воспитание … Глубоко…Глубоко…Глубоко”.
Очевидно, это и был главный “нравственный пароль и лозунг”, оставленный А.Ф.Кони современникам и потомкам.
(На сайте статья опубликована в сокращении)
