Любовь как психологический феномен, Реферат

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

МАРИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра философии

Реферат на тему:

Понятие любви в философии

Выполнил:

студент ТМ-21

Венков А.Г.

Проверила:

Капустина

Йошкар-Ола

Содержание

любовь психоэнергетический благо

Введение

1. Детство человеческой любви

. Образы любви в Древней Греции

. Сущность любви – тема философского размышления

. Типы любви

Заключение

Список литературы

Введение

Только в любви и через любовь человек становится человеком. Без любви он неполноценное существо, лишенное подлинной жизни и глубины и не способное ни действовать эффективно, ни понимать адекватно других и себя. И если человек – центральный объект философии, то тема человеческой любви, взятая во всей ее широте, должна быть одной из ведущих в философских размышлениях.

Любовь – это особый, целостный и многоуровневый феномен, имеющий в основе единую психоэнергетическую природу, которая способна обнаруживать себя в разных формах и обличиях. Однако несмотря на огромное разнообразие форм существования и проявления любви, феноменологическая типология необозримо широка,- от космологического уровня до психологического, – в них обнаруживается некий общий смысл: две разнополюсные стихии, соединяясь, образуют исходный корень жизни, с которого начинает разворачиваться бытие мира. «Любовь, – утверждает Кнут Гамсун в «Виктории», – первое слово Бога, первая мысль, осенившая Его сердце. И все, что Он ничего не пожелал переделывать. Философский анализ любви разворачивается в двух основных направлениях: описание конкретных многообразных видов любви (от наиболее отчетливых ее видов до видов, стоящих на грани влечения и пристрастия) и исследование тех общих черт, которые присущи каждой из разновидностей любви. Главное внимание уделяется половой (эротической) любви, являющейся парадигмой всякой любви. Любовь истолковывается как влечение, порыв, вдохновение, как воля к власти и вместе с тем стремление к верности, как особая сфера творчества и одновременно стимул к творчеству в других областях, как предметное выражение глубин личности и ее свободы, притом свободы, готовой добровольно принести себя в рабство, как сложное, многоплоскостное перечисление биологического и социального, личностного и общественно значимого, интимного, затаенного и вместе с тем открытого, ищущего, претендующего.

За неисчерпаемостью явления и бесконечностью его форм, тем не менее, можно обнаружить некоторые субстратные основы различия его проявлений. И как бы ни был сложен данный феномен (а может быть, именно поэтому), в нем всегда можно выделить составляющие его уровни и аспекты. В данном случае, мы будем рассматривать психоэнергетический уровень данного явления, определяющий основной механизм взаимодействия главных участвующих в нем начал. Затем, обратимся к рассмотрению глубинного космического смысла любви (что сделано В.Соловьевым); охарактеризуем мир ее «измерений» (Платон); по рассуждаем о метафизике тела (Н.Бердяев); проанализируем ее с точки зрения мирового блага и отрицания в ней всего остального (Шопенгауэр); попробуем поговорить о психологии любви ( как это с разных сторон сделали К.Г.Юнг и Стендаль ); мистифицируем ее содержание (В.Розанов) и т.д.

В целом любовь можно определить и как возможность самой жизни – быть, состояться: и как своеобразное измененное состояние сознания, когда оно одновременно и расширяется до пределов мира, но и сужается на одном – единственном предмете; это и космический ритм как всепорождающее начало; и целиком спонтанная активность, идущая из собственных внутренних побуждений. Любовь представляет собой модус отношения к жизни , когда та вступает в самой своей сущностной основе и ценности. Вспомним, что в сказках народов всего мира именно любовь выступает единственной силой, способной разрушить злые чары черных сил, развеять колдовство и наваждение. Если, например, искренне полюбить заколдованного принца или принцессу, как бы странно они не выглядели – как косматое чудовище в «Аленьком цветочке», лягушка в «Царевне – лягушке» или грустна птица – лебедь в «Лебедином озере», – любовь способна, ибо своей природой она возвращает к бытию; будучи основанием этого бытия, своим явлением она восстанавливает его ценность.

Сам Бог есть Любовь, как утверждает религия. И поэтому действительно через любовь человек способен видеть мир истинным.

В настоящее время слово «любовь» в обычном случае выступает как общее обозначение для совокупности самых разных (по характеру и уровню) отношений между женским и мужскими началами. Именно началами, а не мужчиной и женщиной в их конкретной отвлеченности. Пол, как известно, не исключительным наличием того или иного начала в человеке, но лишь преобладанием какого-либо из них (на первоначальных стадиях развития эмбрион двупол, т.е. существует теоретическая вероятность развития пола по любому из двух направлений ).

Реальность ситуации взаимодействия двух уровней: уровня проявления, принятого в культуре, и скрытого уровня взаимодействия «вытесненных» в подсознание и отредактированных культурой и воспитанием следов противоположных (неодноименных) начал – обоснована К.Г.Юнгом, а в современной культуре представлена не только как легитимная практика отклонений, но и сама идеология гомосексуальности. Вне подобного подхода, из одного лишь физического плана, однополая любовь была бы необъяснима, ибо зачем природе такой неестественный путь, такой биологически тупиковый сурро нормы. В то же время в связи со своей биоприродной бесперспективностью гомосексуальные отношения по своему происхождению социальны, а не природны. Даже в природе, например, у обезьян, подобное явление выступает не как реализация какой-то природной склонности, а именно как способ выражения примитивных социальных отношений первичного позиционирования особи в стаде, что имеет также и по определенную садомазохистскую составляющую, ибо жестко и демонстративно закрепляет сложившуюся силовым путем иерархию подчинения.

То же в целом касается и лесбийской «любви», которая чаще не столько из-за сексуальных аномалий, сколько социальных аномалий власти.

Направление, в котором шло развитие любви, затянувшегося на несколько тысячелетий, недвусмысленно показывает, что за столкновением различных точек зрения скрываются мотивы, далекие от простого стремления установить истину. Энергичные усилия философов по переоценке личности и учения свидетельствуют о том, что в наши дни вопрос о любви вышел за рамки чисто отношений между мужчиной и женщиной, а приобрел ярко выраженное идеологическое звучание.

1.Детство человеческой любви

Уже давно люди спрашивали себя, когда возникла любовь – вынес ли ее человек из животного царства, или она появилась позднее. Многие считают, что любовь родилась позже своих собратьев – ненависти, зависти, дружелюбия, материнского чувства. Пещерные люди, которые жили ордой, групповым браком, наверно, не знали никакой любви. Исследователи древности говорят, что ее не было даже тогда, когда стало возникать единобрачие. Исходя из работ таких исследователей – Моргана и Бахофена,- Энгельс писал: До средних веков не могло быть и речи об индивидуальной половой любви. Само собой разумеется, что физическая красота, дружеские отношения, одинаковые склонности и т. п. пробуждали у людей различного пола стремление к половой связи, что как для мужчин, так и для женщин не было совершенно безразлично, с кем они вступали в эти интимнейшие отношения. Но от этого до современной половой любви еще бесконечно далеко.

Многие философы, психологи, ученые считают, что во время античности любви не было, а был один только телесный эрос, простое половое влечение. Эрос античности – так называют они любовь того времени, и это ходячий взгляд, который многие считают аксиомой. Вряд ли, конечно, верно, что в древности не было настоящей любви. О любви то и дело говорится уже в самых древних мифах Греции, а в классическую эпоху, почти двадцать пять веков назад, появились даже теории духовной любви – Сократа, Платона и Аристотеля. А греческие боги любви? В свите богини любви Афродиты было много богов – покровителей любви. Один из них олицетворял собой начало и конец любви (у Эрота была стрела, рождающая любовь, и стрела, гасящая ее), другой – плотские вожделения (Гимэрот), третий – ответную любовь (Антэрот), четвертый – страстное желание (Поф), пятый – любовные уговоры (богиня Пейто), шестой – брак (Гименей), седьмой – роды (Илифия). И раз были боги любви и даже теории любви, то откуда же они брались, если не из любви?

При древних храмах жили тогда жрицы любви, их почитали, а любовь обожествлялась как таинственная сила. Конечно, это еще простой эрос, телесный, лишенный духовности. Но уже и в те времена людям ясно было, что этот эрос не просто животное чувство, – он очеловечивает человека. С ходом времени менялись люди, другим делался уклад их жизни, их психология. И наверно, нельзя выводить общие для всех эпох античности правила, думать, что любовь была в них одинаковой, равной самой себе.

Любовь ранней античности вполне, видимо, можно назвать античным эросом. Это как бы предлюбовь, в ней еще много обще природного, одинакового для человека и других живых существ. Телесные (хотя уже и одухотворенные) тяготения, плотские желания – таким и был, видимо, ранний эрос античности. Не раз говорится в мифах о том, что боги принимали облик других людей, чтобы под их видом явиться к возлюбленным.

Интересно, что любовь появляется во времена, когда женщина попадает под господство мужчины. Можно было бы подумать, что любовь возникла в истории как психологическое возмещение за женское рабство: подчинив женщину, мужчина сам попал к ней в плен. Но это внешний подход – и очень однолинейный. Можно предположить, что похожие нравы царили в начальные времена варварского патриархата. Любовь не выдержала этого психологического ледникового периода и погибла. И лишь спустя долгие тысячелетия, когда отношения мужчины и женщины начали смягчаться, любовь стала рождаться снова. Личность начинает обособляться от общества, начинает все больше осознавать свои отдельные, частные интересы, все больше выдвигать их на первый план. И вместе с этим обособлением резко углубляется и любовь, она как бы выдвигается вперед, попадает под увеличительное стекло, и постижение ее ценностей делается куда более глубоким и разветвленным.

Именно тогда появляется ощущение исключительности любви, ее несравнимости с другими чувствами. То и дело говорят поэты, что любовь – центр жизни, самое главное в ней, что она сильнее всего на свете – сильнее уз крови, сильнее даже инстинкта жизни. Поэтому в античной поэзии начинает звучать нота нескончаемости любовного чувства.

С ходом цивилизации все больше распадается древний синкретизм, все дальше уходят времена, когда духовность еще не вышла из лона телесности. Теперь она часто уже самостоятельна, независима, уже существует сама по себе. Любовь все больше пронизывается духовными тяготеньями, и это видно не только в лирике, и в позднеантичном романе. Для древних любовь – смесь меда и яда, и недаром их трагедия с таким страхом писала о ней. Вместе с появлением любви резко выросли не только радости жизни, но и – пожалуй, еще больше – ее горести, ее боль, тревога. Любовь – огромный психологический усилитель восприятия, и она увеличивает в глазах людей и счастье и несчастье, и, может быть, несчастье даже больше, чем счастье. И поэтому так много горя и боли в античной драме, в античной лирике, да и вообще у поэтов всех других эпох – от Петрарки до Блока и Маяковского.

Входя в жизнь человечества, любовь меняет весь строй ее ценностей. Это совершенно новый стимул среди стимулов человеческого поведения, и, появляясь, он бросает свой отсвет на все другие стимулы, смещает их равновесие, резко меняет пропорции. Простота человеческой жизни теперь пропадает, рождение любви запутывает, усложняет индивидуальную жизнь, лишает ее былой ясности и цельности. Конечно, в разные времена и у разных людей это выглядит по-разному. Но ясно одно – и это давным-давно стало понятно людям: любовь приносит человечеству не только свет, но и мрак, она не только поднимает, но и гнетет человека.

2. Образы любви в Древней Греции

Что думает человек о любви? Ценит ли он свое тело? Воспринимает его как священный сосуд или как вместилище мерзких вожделений? Ощущает ли он универсальность Эроса или знает только одну его грань? Например, в философии и искусстве Древней Греции природа человека, его тело – все это представлялось идеалом совершенства и гармонии.

Древние греки различали несколько видов любви.

Это, прежде всего, конечно, Эрот, обожествленный эрос. Эрот, или эрос,- любовь-страсть, любовь, пограничная с безумием, безумная любовь. Древние греки так и говорили: эротоманиа – безумная (безрассудная) любовь. Был глагол эреоманео – быть безумным от любви.

Эрос – главным образом половая любовь. Отсюда эротикэ – искусство любви. Отсюда и название произведения римского поэта Левия Эротопайнион – Любовная забава, аналогичная латиноязычной поэме Овидия – Искусство любви. Правда, любовь-страсть может быть направлена и на другое. Геродот писал о спартанском царе Павсании (это не тот, который в Пире), что тот имел страсть (эрота схон) стать тираном всей Эллады… Однако любовная страсть, как всякая страсть, редка и непродолжительна. Как все безмерное (древние греки понимали неразумное, безумное как безмерное), страсть, пожирая своего носителя, пожирает себя.

Более спокойна филиа. Существительное филиа имеет свой глагол – филео – я люблю (филео су – я люблю тебя), У этой любви больший спектр значений, чем у эроса. Такой любовью сложно любить многоразличное. Это, кроме того, не только любовь, но и дружба. Поэтому эротическая любовь – лишь один из видов филии.

Любовь как высшая степень хорошего эмоционального отношения я к не-я колеблется между себялюбием, где не-я – это я, и друголюбием, любовью к не-я, за которой, однако, может скрываться опосредованное себялюбие, когда предмет любви (филэтон) сводится лишь к объекту и к средству удовлетворения себялюбия, а не рассматривается как нечто самоценное, как нечто даже более ценное, чем я. Любовь в первом смысле – любовь потребительская. Это не настоящая любовь. Только вторая, самоотверженная, любовь истинная. Гегель не зря сказал, что настоящая любовь – это обретение самого себя в отказе от самого себя и в исчезновении себя в другом. Настоящая любовь самоотверженна. Она включает в себя и элемент жалости и сострадания к предмету любви. Можно сказать:

Да, нет любви из жалости,

Но нет любви без жалости,

А если нет в ней жалости –

То это просто шалости…

Мифология – антропоморфична. В мифологии люди, не зная законов природы, подлинных причинно-следственных отношений в мире, объясняли явления поверхностно, связывая их ассоциативно, по аналогии со своими отношениями и свойствами. Совершалась великая метафора – перенос на природу человеческих свойств и отношений, отчего, поскольку самой природе это человеческое чуждо, то переносимое на природу человеческое накапливалось над природой, образуя сверхприродный, сверхъестественный мир олицетворяющих те или иные природные, а также и некоторые общественные явления сверхъестественных существ, богов, демонов и т.д. И даже если эти существа внешне не похожи на людей, зооморфны или чудовищны, они все равно думают, говорят и действуют как люди, руководствуются человеческими мотивами. Это неявный антропоморфизм.

Была мифологизирована и обожествлена и любовь. В Древней Греции она мифологически была представлена в образах нескольких мифологических существ. Это, прежде всего Афродита и Эрот (в Риме соответственно Венера и Амур). Афродита – богиня любви и красоты. Ей приписывалась большая роль. Ей подчинено почти все живое. Афродита даже сводит богов с женщинами, а богинь – с мужчинами. Имел свой мифологический образ и эрос. Это Эрот – сын Афродиты (по некоторым версиям, Артемиды, изменившей своей девственности). Тот хорошенький, шаловливый и безжалостный мальчик с крылышками, с луком и стрелами любви, которые он по своему капризу пускает то в богов, то в людей,- плод эллинистического искусства, вначале же Эрота изображали в виде необработанной каменной глыбы. Гомер не упоминает Эрота в числе богов. Это – безличная сила, влекущая друг к другу богов и людей противоположного пола.

Философия, возникнув из мифологического мировоззрения под влиянием окрепшего в самой жизни, а также в сферах специального знания интеллекта, логоса (логос нельзя отождествлять с философией, логос – то, благодаря чему существует философия), все же смогла до конца изжить антропоморфизм. Им философы как бы затыкали дыры в своих философских системах. Для этого употреблялись и остающиеся, в сущности, мифологическими образы любви, прежде все Афродиты, Эроса, Филии. Древнегреческий предфилософ Гесиод, не умея объяснить движущую силу космогонического процесса, процесса происхождения и развития космоса (а кто может это объяснить?), находит эту силу в космическом, вселенском эросе.

Образ Эрота был философски осмыслен Платоном в Пире. Участвующий в этой беседе Сократ (устами которого говорит Платон, избегавший в своих сочинениях высказываться от своего имени) принимает, в сущности, мысль Павсания о двух Эротах: вульгарном, земном и возвышенном, небесном (хотя и не использует этой терминологии), наполняя ее идеалистическим содержанием в духе учения Платона о двух мирах, земном, физическом, чувственном и небесном, идеальном, мыслимом. В платоновском диалоге Пир Сократ по-своему развивает образ Эрота, говоря, правда, что все это он слышал от некоей мудрой женщины Диотимы, которая просветила его в том, что касается любви. Эрот сам по себе не прекрасен и не добр, но он и не безобразен и не подл, он сам по себе не мудр и не невежествен. Эрот находится посередине между этими крайностями. Он как бы единство противоположностей. Такова, говоря нашим языком, диалектическая природа Эрота.

Эрот – сын бога богатства Пороса и богини бедности (была и такая богиня!) Пении (отсюда пени). Будучи сыном столь непохожих родителей, Эрот противоречив. Эрот не просто некая золотая середина между прекрасным и безобразным, между мудростью и невежеством. Эрот – стремление от худшего состояния к лучшему. Эрот – это любовь к прекрасному, а мудрость – одно из самых прекрасных на свете благ, поэтому Эрот в изображении Сократа – Платона – любитель мудрости, философ. Так Платон объясняет высший смысл термина философия, введенного в обращение Пифагором (VI в. до н. э.), который исходил из того, что людям доступно только стремление к мудрости, но не сама мудрость. У Сократа – Платона Эрот – сверхъестественное существо, демон – посредник между богами и людьми.

Далее Сократ доказывает, что любовь к прекрасному – это любовь к своему благу, любовь к вечному обладанию этим благом, любовь к бессмертию. Но люди смертны. Та доля бессмертия, которую дали людям бессмертные боги,- способность к творчеству (а это все, что вызывает переход из небытия в бытие), к рождению (рождение – это та доля бессмертия и вечности, которая отпущена смертному существу). Однако стремление к прекрасному имеет и более высший смысл. Это стремление к идеальному, небесному, точнее говоря, за небесному миру. Эрот здесь уже не просто посредник между людьми и богами (это все же мифологический аспект Эрота у Сократа – Платона), а посредник между физическим и идеальным мирами, само стремление к прекрасному как таковому, к идее прекрасного. Обыватель любит прекрасные вещи, прекрасные тела. Но философ любит прекрасное само по себе. Оно чисто, прозрачно, беспримесно, не обременено человеческой плотью, красками и всяким бренным взором, оно божественно и единообразно. Увидев хоть раз такое прекрасное, человек не может уже жить прежней жалкой жизнью. Такой человек родит уже не призраки добродетели, а саму добродетель, не призраки истины, а саму истину… Так, рассказывает Сократ, сказала мне мудрая Диотима, и я ей верю. А, веря ей, я пытаюсь уверить и других, что в стремлении человеческой природы к такому уделу у нее вряд ли найдется лучший помощник, чем Эрот. Поэтому я утверждаю, что все должны чтить Эрота…1

Таков образ Эрота в философской системе идеалиста Платона. За всеми видами любви: к родителям, к детям, к женщине, к мужчине, к отечеству, к труду, к поэтическому и правовому творчеству и т. д. и т. п. должна стоять высшая любовь – любовь к миру вечных и неизменных идей, к высшему миру добра как такового, красоты как таковой, истины как таковой. (Это и есть то, что обычно называют платонической любовью, неверно понимая под этим несексуальную любовь мужчины и женщины. Такой любви быть не может, а если и возникают такие отношения между ними, то это не любовь, а дружба.)

Все же в Древней Греции (и позднее в Риме) любовь ценилась высоко. В Пире содержится подлинное прославление любви. Более того, там говорится и о ее положительном нравственном содержании. Ведь тому, чем надлежит руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не научит их лучше, чем любовь.2

Христианство сразу же осознало себя носителем принципиально новой, не бывшей до того этики, нового понимания человека, его места в мире, новых законов человеческого бытия. Нагорная проповедь Христа строится на принципах снятия древней нравственности нравственностью новой, основанной на принципах любви. Новые заповеди даются чаще всего не как развитие старых, а как их отрицание, снятие. Вы слышали, что сказано: око за око, зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду… (Мф 5, 38-40). Проповедями и личным примером евангельский Иисус в течение всей своей земной жизни страстно внедрял в человеческие сердца идею и чувство любви к ближнему. И вот на последней прощальной беседе с учениками (тайной вечере) он дает им новую, более высокую заповедь любви, призывая сделать ее основой человеческих взаимоотношений после его ухода. Подчеркивая ее значимость, Иисус трижды повторяет ее в течение беседы. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга (Ин 13, 34); Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас (Ин 15, 12); Сие заповедую вам, да любите друг друга (Ин 15, 17). Теперь он призывает учеников, а через них и каждого человека любить друг друга не только обычной человеческой любовью (как самого себя), но и более высокой – божественной, какой Иисус (а равно и сам Бог, ибо: Я в Отце, и Отец во Мне-Ин 14, 10) возлюбил людей. Движимый этой любовью, он предал себя на позорную смерть ради спасения своих возлюбленных.

Бог есть любовь – в этой краткой формуле глубинный общечеловеческий смысл христианства, который, увы, до сих пор остается в целом непонятым человечеством, а отдельные представители его, постигшие этот, может быть величайший, идеал человеческого бытия, почитаются в нашем социуме сумасшедшими, больными, в лучшем случае чудаками. Яркий пример в отечественной культуре – до сих пор не отмененный общественный приговор позднему Гоголю, попытавшемуся напомнить человечеству и реализовать в своем творчестве идеал христианской любви.

Вслед за раннехристианскими мыслителями много внимания проблеме любви уделяли и византийские отцы церкви. Идеи человечности, гуманного отношения к каждому конкретному человеку и для них сохраняют свою высокую значимость, но здесь они практически не добавляют ничего нового к идеям апологетов. Находки византийцев лежат более в сфере чисто духовного опыта, который, по их глубокому убеждению, опирающемуся на Новый завет, неосуществим без любви. Познание осуществляется любовью, – афористически выразил его суть крупнейший мыслитель IV в. Григорий Нисский, и в этом направлении активно работала мысль многих византийских богословов и практиков духовного делания.

Поздняя святоотеческая традиция приписывает одному из крупнейших византийских богословов, комментатору Ареопагитик Максиму Исповеднику (VII в.), издание сборника высказываний о любви, наиболее полно выражающих патриотические представления. В четырех сотницах афористических суждений, обращенных, прежде всего к возлюбленным самого Христа-монахам, представлены многие аспекты христианского (и шире – средневекового вообще) понимания любви. Любовь предстает в этом сборнике, прежде всего как важный гносеологический фактор, то есть познавательная сила. Высшее знание обретается человеком только на путях и в акте безмерной любви к Абсолюту. Познание божественных вещей возможно только в состоянии блаженной страсти святой любви к ним, связывающей ум духовными созерцаниями и отрешающей его полностью от вещественного мира. Страсть любви прилепляет человека к Богу, его дух воспаряет к Богу на крыльях любви и созерцает его свойства, насколько это доступно уму человеческому. Когда по влечению любви ум возносится к Богу, тогда он не чувствует ни самого себя, ни чего-либо из сущего. Озаряясь божественным безмерным светом, он не чувствует ничего из сотворенного, подобно тому как и физическое око не видит звезд при сияющем солнце.1 В состоянии бесконечной и всепоглощающей любви ум подвигается к исследованиям о Боге и получает чистые и ясные о нем извещения.

Даже вера, которая в христианстве как учении, прежде всего религиозном занимает главное место, не может обойтись без любви. Только любовь возжигает в душе свет ведения, и, более того, она бесконечна. Вера и надежда,- считает Максим,- имеют предел; любовь же, соединяясь с пребесконечным и всегда возрастая, пребывает в бесконечные веки. И потому любовь выше всего.2 Любовь очищает дух человека от ложных и низменных пристрастий и открывает духовные сокровища в нем самом, в глубинах его сердца, под которым христианство, как уже указывалось, имеет в виду не физическое сердце, но некий духовно-душевный центр человека. Именно в нем обретает человек, охваченный божественной любовью, все сокровища премудрости и ведения. В акте этой любви наш ум преобразуется, уподобляясь божественному Уму. Он становится мудрым, благим, человеколюбивым, милостивым, долготерпеливым – словом, почти все божественные свойства в себя приемлет. А отлучающийся от Бога ум становится либо скотским, погрязнув в сластолюбии, либо зверским, побуждающим к нападению на людей ради скотских удовольствий.3

Развивая новозаветные идеи, Максим призывает своих читателей любить всех людей одинаково: добродетельных по естеству и за доброе расположение воли, а порочных – по естеству (то есть как людей-братьев) и из сострадания, как несмышленых и заблудившихся во тьме незнания. Но самый высокий вид любви на социальном уровне – это любовь к врагам. Добровольно делать добро ненавидящим свойственно только совершенной духовной любви.4 Человек, любящий поносящего его и делающий ему добро, идет путем христианской философии, проложенным самим Христом, то есть путем истины.

Внимательно изучая отношения людей друг к другу, Максим различает пять видов любви: 1) ради Бога– так добродетельный любит всех людей; 2) по естеству – любовь между детьми и родителями; 3) из тщеславия – прославляемый любит прославляющего; 4) из корыстолюбия – так любят богатого за раздаваемые им дары; 5) из сластолюбия – плотская любовь, не имеющая целью рождение детей. Только первый вид любви, в глазах христиан, достоин похвалы; второй – естествен и как бы нейтрален, а остальные три вида относятся к страстным и порицаются христианскими теоретиками.

Итак, византийская культура, продолжая и развивая многие античные традиции понимания любви, сделала новый и значительный шаг на пути изучения этого сложнейшего феномена человеческого бытия. Раннехристианские, а затем византийские мыслители и писатели усмотрели в любви важнейший и универсальный творческий принцип вселенной, на котором основывается ее духовное и жизненное бытие. Византийцы хорошо ощутили двойственное (негативное и позитивное) значение чувственной любви и безоговорочно выдвинули на первый план любовь духовную во всех ее аспектах. Особое внимание они уделили социально-нравственному пониманию любви как главного принципа общественных взаимоотношений. Все это выдвигает христианско-византийскую теорию любви на одно из видных мест в истории культуры.

3. Сущность любви – тема философского размышления

В этике с понятием любви связаны интимные и глубокие чувства, особый вид сознания, душевного состояния и действий, которые направлены на другого человека, общество и т.д. Сложность и важность любви продиктованы тем, что в ней сфокусированы в органическом соединении физиологическое и духовное, индивидуальное и социальное, личное и общечеловеческое, понятное и необъяснимое, интимное и общепринятое. Нет такого развитого общества и нет такого человека, кто не был с ней знаком хотя бы в малой мере. Более того, без любви не может сформироваться моральный облик человека, не происходит нормального развития.

Страсть любить, отмечает в книге Искусство любить американский социолог Э. Фромм, это самое существенное проявление человеческих положительных, жизнеутверждающих влечений. Любовь – единственный утвердительный ответ на вопрос о проблеме существования человека.1 Однако, продолжает он, большая часть людей не способна развить ее до адекватного уровня возмужания, самопознания и решимости. Любовь вообще – это искусство, требующее опыта и умения концентрироваться, интуиции и понимания, словом, его надо постигать. Причиной того, что многие не признают этой необходимости, являются, по мнению Фромма, следующие обстоятельства: 1) большая часть людей смотрит на любовь с позиции как быть любимым, но не как любить, не с позиции возможности любви; 2) представление, что проблема в самой любви, а не в способности любить; 3) смешиваются понятия влюбленность и состояние любви, в результате чего доминирует представление о том, что нет ничего легче любви, в то время как на практике это совсем иначе. Чтобы преодолеть это состояние, надо осознать, что любовь – искусство (равно как человеческая жизнь вообще), что его необходимо постичь. Прежде всего, надо понять, что любовь нельзя сводить только к отношению между противоположными полами, мужчиной и женщиной. Любовью отмечена вся человеческая деятельность во всех ее проявлениях (любовь к труду, родине, удовольствиям и т.п.), более того, любовь может быть побудительницей этой деятельности, ее стимулом, источником энергии. Любовь становится более плодотворной от наших внутренних переживаний, – пишет Х. Ортега-и-Гассет, – она рождается во многих движениях души: желаниях, мыслях, стремлениях, действиях; но все то, что прорастает из любви, как урожай из семени, еще не сама любовь; любовь – это условие, чтобы названные движения души проявились.1 Поэтому в каждую эпоху выделились разные виды и аспекты любви, делались попытки систематизировать формы ее проявления, расположив их по мере значимости и смыслу.

Концепция любви у Платона была первой попыткой раскрыть сущность чистой любви, понять и осмыслить то, что отличает эту сторону человеческой жизни от физиологического инстинкта, чувственного удовлетворения. Половой инстинкт отличается от любви тем, что он соответствует нашей психофизиологической организации, зависит от нашей чувственности, а его интенсивность – от степени нашей насыщенности. Половой инстинкт легко удовлетворить, и его монотонное повторение вызывает лишь утомление.

Любовь же – другая сторона человеческой жизни, она не сводится к удовлетворению нашей чувственности, так как вызывает не чувство утомления и пресыщения, а радость, восторг от бесконечного обновления. Она, как и человек, открыта для бесконечности и по сути своей антипрагматична. Любовь преодолевает не только ограниченность человека на пути к совершенству, истине, но и делает его понятнее другому человеку.

В эпоху Возрождения происходит существенный поворот в восприятии любви, тематика которой расщепляется и развивается в духу либо неоплатонически-мистического (М.Фичино, Л.Эбрео, Дж.Бруно), либо гедонистического эротизма. Наиболее полно познавательная функция любви была выражена Паскалем: вслед за Августином он рассматривал любовь как движущую силу, приводящую человека к познанию Бога, а «логику сердца» – как основу истины. Роль сердца как морального чувства в постижении духовных явлений высоко оценивалось и в сентиментализме этическом. Для Р.Декарта и Б.Спинозы место любви – в сфере страстей. При этом Декарт сохранял существенное дл европейской мысли понимание любви как воплощенной целостности, в которую человек включает наряду с собой и другого человека, а Спиноза полагал, что желание любящего соединиться с объектом любви является не сущностью любви, но лишь его свойством.

И. Кант и Гегель не уделяли любви как таковой специального внимания, но в их учениях окончательно обнаруживается тенденция новоевропейской мысли экстраполировать существенные характеристики, изначально выявленные по отношению к любви уже в античности, на мораль и личность. Второй практический принцип категорического императива Канта в снятом виде содержит характеристики не только христианской любви-агапэ, но и аристотелевской любви-филии, и платоновской любви-эроса. Близкое содержание обнаруживается в раскрытии Гегелем понятия свободы как тождества меня с другим. Основные положения европейской философии любви воспроизводится Гегелем в рассуждении об основе семьи. По Л.Фейербаху, любовь, с наибольшей полнотой выражающее отношение Я-Ты, является основой человеческих отношений и заключает в себе всю тайну бытия. Любовь для Фейербаха – это именно чувственное, страстное отношение, в котором мужчина и женщина дополняют друг друга и в единении «представляют собой род, т.е. совершенного человека». Благодаря Фейербаху европейская философия по сути дела возвращается к пониманию любви в единстве ее сущностных проявлений. Вместе с тем, проблематизировав любовь в контексте концепции диалога ( рассматривая ее не в статичности состояний личности, но в динамике конкретных межличностных отношений), Фейрбах задал новое направление философствованию о любви.

С кон. 19 – 20 вв. философия любви развивается в трех основных направлениях: а) на почве русской религиозной философии; б) философской антропологии; в) психоаналитической философии. По В.С Соловьеву любовь – это отношение полного и постоянного обмена, утверждения себя в другом, отношение совершенного взаимодействия и общения. Смысл любви – в преодолении эгоизма, которое происходит, однако, благодаря «вполне объективированному субъекту» – другому. Как и для Фейрбаха, для Соловьева существенно то, что физическое, житейское и духовное соединение двух существ приводит к «созданию нового человека»; в любви как половом отношении эмпирические мужчина и женщина соединяются в «одной абсолютно идеальной личности». В любви другой мысленно переносится в сферу Божества, и т.о., по Соловьеву, происходит избавление от неизбежности индивидуальной смерти. Идеи философии любви получили развитие также в работах В.В.Розанова, Н.А. Бердяева, Б.П. Вышеславцева.

В феноменологически-аксиологической антропологии Шелера любовь рассматривается в качестве особой разновидности силы, которая направляет «каждую вещь» в сторону свойственного ей совершенства. Вырабатываемые в отдельной личности правила предпочтения одного и небрежения другим образуют, по Шелеру, «порядок любви» (ordo amoris) или его этос. Именно как «существо любящее» человек может быть «существом познающим» и « существом волящим». В любой своей разновидности любовь есть незавершенная любовь к Богу; как таковая она – наряду с ненавистью – представляет собой принципиальное ценностное основание бытия человека. Идея «порядка любви» получила развитие в книге «Метафизика любви» Д.фон Гильдебранда – наиболее фундаментальна в 20 в. философском произведении на тему любви. Рассматривая любовь как разновидность ценностного ответа (в любви другой человек воспринимается целостно и безусловно – как ценность сама по себе), Гильдебранд сознательно противопоставляет свое понимание платоновскому, согласно которому любовь – это тоска по совершенству.

Фромм подчеркивает значение любви как страсти, преодолевающей отчуждение между людьми, порожденное чувством стыда, вины или волнения. Без любви человек не мог бы просуществовать ни дня. Возмужавшая любовь – условие, при котором сохраняется целостность, единство, индивидуальность каждого. Любовь – активная сила человека, это сила, пробивающая стены, отделяющие одного человека от другого, и объединяющая его с другими: любовь помогает человеку преодолеть чувство изоляции и одиночества, одновременно он может остаться самим собой, сохранить свою индивидуальность. В любви реализуется парадокс – два существа становятся одним, и одновременно их двое.1 Любовь, продолжает Фромм, не пассивное, а активное действие, состояние, в котором любишь, но вовсе не влюбленность. Любовь связана с отдачей, а не восприятием. Самая главная сфера отдачи – царство гуманизма, в котором человек отдает себя, часть своей жизни (не всегда это означает приносить в жертву жизнь): радость, понимание, задачи, юмор, интересы и т.д. Отдавая эту часть своей жизни, подчеркивает Фромм, человек обогащает другого, углубляет смысл своей жизни, углубляя смысл жизни другого. Возможности любви зависят от степени развития личности и предусматривают достижение состояния творчества, в котором человек побеждает зависть, самолюбование, властолюбие, приобретает сознание своей силы, уверенность в своих силах при достижении цели. В той мере, в какой у человека не хватает этих качеств, он боится отдать себя, то есть боится любить. Об активном характере любви, продолжает Фромм, говорят и следующие ее элементы:

• забота как активное отношение к жизни и благосостоянию того, кого мы любим, труд на пользу других;
• отзывчивость как готовность отозваться на призыв другого, просьбу и т.п.;
• уважение как способность видеть человека таким, какой он есть, признавая его индивидуальность (а не таким, какой нужен для наших целей); это только тогда, когда любовь свободна;
• познание, которое преодолевает слепоту, неумение разглядеть друг друга; только в любви реализуется жажда знать себя и своих близких. Единственно полный путь познания реализуется в акте любви. Мне надо знать себя и другого человека объективно, чтобы быть способным разглядеть его истинную сущность или, точнее, преодолеть иллюзии, неверные, уродливые представления о нем. Только тогда, когда я познаю живое существо объективно, я могу узнать его до самой интимной сущности, и это я делаю в процессе любви.

Аспект любви, связанный с необходимостью отдавать, преодолевая свой личный эгоизм, жизненные инстинкты, играет особую роль в христианской морали, что выразилось в известном тезисе о любви к ближнему и врагу как к самому себе. Такого рода любовь важна не только для христианства, но и для морали вообще.

Любовь – и в этом проявляется ее уникальная роль в жизни – одна из немногих сфер, в которых человек способен почувствовать и пережить свою абсолютную незаменимость. Во многих социальных ролях и функциях конкретного человека можно заменить, заместить, сменить, только не в любви. В этой сфере жизни индивид имеет, таким образом, высшую ценность, высшее значение по сравнению со всем остальным. Здесь человек не функция, а он сам, в своем конкретном и непосредственном абсолюте. Именно поэтому только в любви человек может прочувствовать смысл своего существования для другого и смысл существования другого для себя. Это высший синтез смысла существования человека. Любовь помогает ему проявиться, выявляя, увеличивая, развивая в нем хорошее, положительное, ценное.

И, наконец, любовь – это одно из проявлений человеческой свободы. Никто не может заставить любить – ни другого, ни самого себя. Любовь – дело собственной инициативы, она основа самой себя.

Специфику любви Ортега-и-Гассет характеризует так: Любовь – и именно любовь, а не общее состояние души любящего – есть чистый акт чувств, направленный на какой-либо объект, вещь или личность. Как одно из чувственных проявлений памяти, любовь сама по себе отлична от всех составных памяти: любить – это не соотносить, наблюдать, думать, вспоминать, представлять; с другой стороны, любовь отлична и от влечения, с которым она зачастую смешивается. Без сомнения, влечение – одно из проявлений любви, но сама любовь не есть влечение… Наша любовь – в основе всех наших влечений, которые, как из семени, вырастают из нее.1

Революционирующее воздействие на понимание источника и психической природы любви оказала антропология З.Фрейда, хотя он и не привнес новых идей в понимании ее сути. Фрейд редуцировал любовь к либидо, любовь есть «душевная сторона сексуальных стремлений». Феномен Я-либидо, в отличие от объект-либидо получил название нарциссизма- своеобразное выраженного себялюбия. Либидо – это психофизическая основа не только любви в собственном смысле слова, но всего разнообразия тех привязанностей и влечений, которые в живом языке называются любовью в неспецифических и частных смыслах. В отношении к другому человеку либидо реализуется в сексуальном единении; однако спроецированное на иные объекты или виды деятельности либидо сублимируется и преобразуется в различные формы творчества. В поздних работах Фрейда намечается характерное различие между либидо и эросом: поскольку полное удовлетворение либидо как сексуальной энергии мыслиться в реализации инстинкта к смерти (танатоса), именно эрос как инстинкт жизни позволяет человеку сохранить себя, придает жизни новизну и усиливает напряжение творчества. Полемизируя с Фрейда, Э.Фромм синтезирует его поздние идеи с классическими философскими представлениями о любви как о способе преодоления одиночества и объединения с другими людьми; деструктивному либидо противопоставляется «продуктивная любовь»- созидательная и творческая сила, проявляющаяся главным образом в заботе, ответственности. Уважения и знаний; именно благодаря ей себялюбие оказывается полностью опосредованным любовью к ближнему. Углубленный психологический анализ позволил последователям Фрейда (К.Хорни, Фромму,Э.Эриксону и др.) развернуто представить феноменологию любви, в т.ч. в разнообразии ее аберраций.

4. Типы любви

В художественной литературе и научной литературе было не мало попыток раскрыть разные формы любви, особенности этого всеобъемлющего чувства. Многолика земная любовь. Французский писатель Стендаль обратил внимание на то, что эрос имеет множество оттенков. Он даже попытался выделить четыре рода любви: любовь-страсть, любовь-влечение, физическая любовь и любовь-тщеславие.

Существуют и иные понимания любви как глубинного чувства. Например, братская любовь представляет собой фундаментальный тип любви, лежащий в основе всех ее типов. Под братской любовью понимается чувство ответственности, заботы, уважения, знания другого человека, желание бескорыстно помочь ему. Именно о такой любви говорится в Библии: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Братская любовь – это любовь ко всем людям, ее характерная черта – отсутствие избирательности.

Любовь к слабому, любовь к бедняку и чужестранцу – это начало братскойлюбви. Любить собственную плоть и кровь – не бог весть какое достижение. Животное тоже любит своих детенышей и заботится о них. Беспомощный пес любит своего хозяина, потому что от него зависит его жизнь. Ребенок любит своих родителей, потому что они ему нужны. Однако истинная любовь раскрывается по отношению к тем, от кого ты ничего не ждешь и от кого не зависишь.

Еще один тип любви – материнская любовь как безусловное утверждение жизни ребенка. Она имеет две стороны: одна из них – забота и ответственность; другая идет дальше простого сохранения жизни и представляет собой установку, которая прививает ребенку любовь к жизни, дает ему почувствовать, как прекрасно жить: быть маленьким мальчиком или маленькой девочкой. Соловьев писал: «Любовь родительская – в особенности материнская – и по силе чувства, и по конкретности предмета приближается к любви половой, но по другим причинам не может иметь равного с нею значения для человеческой индивидуальности».1

Братская любовь есть любовь равных. А материнская любовь – любовь к беспомощному. Отличаясь одна от другой, те две формы любви имеют то общее, что они по самой своей природе не ограничены одним человеком. Если я люблю своего ребенка, то я люблю всех своих детей. Более того, я люблю всех детей вообще, особенно тех, кто нуждается в моей помощи. В отличие от двух данных типов любви, эротическая любовь – страстное желание полного слияния, соединения с одним человеком. Это желание по своей природе избирательно, а не вообщее…

Не часто можно встретить двух «любящих», которые не любят больше никого. В действительности их любовь есть не что иное, как самовлюбленность. Им кажется, будто они преодолели одиночество, но, отделенные от остальных людей, они остаются отдельными и друг от друга. Их ощущение соединения иллюзорно. Эротическая любовь избирательна, но она может быть подлинна лишь в том случае, если в лице одного человека мы любим все человечество, все живое. Эротическая любовь исключает любовь к другим только в смысле физической близости, но не в смысле братской любви.

Можно выделить и такой тип любви, как любовь к себе. Обычно никто не возражает против применения понятия любви к различным объектам, в том числе и к себе. Тем не менее широко распространенно и другое мнение: любить других – добродетель, любить себя – грех. Эта точка зрения имеет в западном мышлении глубокие корни. В частности, французский богослов Жан Кальвин (1509-1564) называл любовь к себе чумой. Таким образом, любовь и себялюбие – взаимоисключающие понятия в том смысле, что чем сильнее одно, тем слабее другое. Значит, если любить себя – плохо, то не быть эгоистом – хорошо.

В настоящее время слово «любовь» в обычном случае выступает как общее обозначение для совокупности самых разных (по характеру и уровню) отношений между женским и мужским началами. Именно началами, а не мужчиной и женщиной в их конкретной отвлеченности. Пол, как известно, образуется не исключительным наличием того или много начала в человеке, но лишь преобладанием какого-либо из них (на первоначальных стадиях своего развития эмбрион двупол, т.е. существует теоретическая вероятность развития пола по любому из двух направлений). И поскольку в мужчине преобладает мужское начало, но остаются и следы женского (аналогичным образом и в женщине), то реальное отношение между ними разворачивается не как одноуровневое взаимодействие двух сторон, а как двухуровневое – четырех: на внешнем уровне взаимодействуют мужское начало одноименного его носителя и женское начало одноименной его носительницеы; на скрытом уровне взаимодействуют – в обратном позициоровании – вытесненные культурой и воспитанием в подсознание следы (остатки) второго начала, напоминающее об изначальной целостности «замысла о человеке».

«Человек есть не только половое существо, – пишет Бердяев, – но и существо бисексуальное, совмещающее в себе мужской и женский принцип в разной пропорциональности и нередко в жесткой борьбе … Мужской принцип есть по преимуществу антропологический и личный. Женский же принцип есть по преимуществу космический и коллективный. Только соединение мужского антропологического – личного начала с женским космическим – коллективным началом создает полноту человека».1 ( Можно отметить, правда, что в вопросе «распределения» качеств между женским и мужским началами имеется расхождение у Европы и Востока. Если Европа безусловно отдает активизм и творческий импульс мужскому началу, женское же считает воспринимающим по преимуществу, то Восток, например Индия, именно женское начало связывает с активной энергией, аккумулированной в Шакти).

Реальность ситуации взаимодействия двух уровней: уровня проявления, принятого в культуре, и скрытого уровня взаимодействия «вытесненных» в подсознание и «отредактированных» культурой и воспитанием следов противоположных (неодноименных) начал – обоснавана К.Г.Юнгом. Здесь хотелось бы развить тему данной структуризации в направлении объяснения не только разнообразия типов «нормативных» женско-мужских взаимодействий (в зависимости от степени развития и проявленности соответствующих начал), но и возможных отклонений от нормы, получающих распространение и даже легитимацию в культуре и варьирующих в зависимости от социального контекста и культурной терпимости. В современной культуре, например, представленна не только легитимированная пратика отклонений, но и сама идеология гомосексуальности.

Разнообразие типов взаимодействия объясняется тем, что практически на бывает идеального сочетания: абсолютной женщины и абсолютного мужчины – с полным развитием внешне проявленного плана и полным отсутствием скрытого в подсознании. Подобное отношение было бы слишком «функциональным» и как бы одномерным и одноцветным, не будучи укреплено в фундаменте подсознания и расцвечено в его глубинных потайных «залах». Как известно, скрепляют и расцвечивают любовь именно индивидуальные, неповторимые штрихи взаимодействий на всех уровнях и планах.

Вне подобного подхода, из одного лишь физического плана, однополая любовь бала бы необъяснима, ибо зачем природе такой неестественный путь, такой биологически тупиковый суровой нормы. На структурно-энергетическом уровне это явление можно объяснить.

М Ж М М

сознательный

уровень

уровень

подсознания

а) нормативный уровень б) отклоненный вариант

Рис.1. Схема взаимодействия разных начал

Таким образом, в нормативном варианте двухуровневое взаимодействие носит нормативный характер, т.е мы видим параллельные интеракции; в отклоненном варианте (однополый контакт) интеракции неизбежно перекрещиваются, что указывает на столь же неизбежный конфликтный (даже если он глубоко запрятан в подсознании) характер контакта, его энергетическую бесперспективность и психологическую « дискомфортность », ибо ( рис.1 б ) сознательное мужское взаимодействует только с подсознательным женским ( или же, в случае женско-женского варианта, сознательное женское – только с подсознательным мужским). В то же время определенная контрастность в оппозиции «мужское-женское» неизменно сохраняется даже в отклоненной (однополой) паре.

Как уже говорилось, эмбрион первоначально в половом отношении амбивалентен, но даже когда пол уже целиком сформирован, полученная принадлежность должна быть подкреплена воспитанием, предлагающим довольно однозначные образцы поведения для каждого пола. Сексуальное поведение (в том числе и сексуальные предпочтения) социально и культурно-психологически детерминировано. Однако значительная доля противоположного полового начала, которая может быть обусловлена генетической предрасположенностью и преобладанием гормонов, подсознательно ищет дополнения качествами «титульного» пола. Подобный поиск может трансформироваться в стойкий интерес и затем в деформацию поведенческих программ. Позже это может быть подкреплено неудачами и разочарованиями, полученными при нормативных контактах и могущих спровоцировать в этой связи проявление психо-социальной инфантильности; это можно объяснить и выделенными Фрейдом фиксациями на родителях противоположного пола, что негативно окрашивается страхами инцеста, подсознательно закрепляемыми затем в страхе пред противоположным полом; это могут быть как ошибки или неправильные установки родителей (например, излишняя холодность матери к дочери ), в контактах с которыми дети не нашли соответствующей энергетической подпитки, надобность в которой они восполняют излишне тесными одно полыми контактами (как гласит в этой связи современный фольклор чем меньше женщину мы любим, тем больше песен у «Тату» это могут быть также и неправильно организованные (часто из необходимости) социальные условия: тюрьма, исправительная колония, армия и т.п.

Причин подобных отклонений множество, однако механизм развития их всегда носит энергетический характер. Условно говоря, в основе всегда лежит неправильно организованный или неправильно протекающий энергетический контакт, который не дает необходимый по виду и качеству энергетической подпитки; это порождает энергетический дискомфорт, и человек вынужден искать компенсацию, в том числе и через «неправильные» или деформированные каналы поступления нужной ему энергии.

В то же время в связи со биоприродной бесперспективностью гомосексуальные отношения по своему происхождению социальны, а не природны. Даже в природе, например, у обезьян, подобное явление выступает не как реализация какой-то природной склонности, а именно как способ выражения примитивных социальных отношений первичного позицирования особей в стаде, что имеет также и определенную садомазохистскую составляющую, ибо жестко и демонстративно закрепляет сложившуюся силовым путем иерархию подчинения. Таким образом, реально опредмечивается социальное функционирование каждой особи в стаде по определенному типу, что выступает способом и формой архаичной социализации. Гомосексуальная «любовь» имеет в своей основе – осознаваемое или нет – энергетическое подавление в паре, организованной по типу «мужское-женское».

Культура «переработала» первичные формы социального извращения, а человеческая психология разработала оправдание и целую «технологию» удовлетворения этой архаичной модели отношений. В то время в уже зрелой культуре нарастание отклонений говорит о неправильном направлении и распределении энергетических потоков, и появление своеобразной карикатуры на андрогина, является характерным выражением изменений, свидетельствующих о вырождении.

То же в целом касается и лесбийской «любви», которая чаще всего рождается не столько из-за сексуальных аномалий, сколько из-за социальных аномалий власти. В мире, устроенном по патриархальному варианту и с маскулинной культурой, женское начало энергетически подавляется мужским. Женщина не может, например, принудить к любви мужчину как это способен в отношениях с ней мужчина), поэтому у властной женщины может появиться искушение сделать это в отношении другой женщины.

Аномалии властной натуры или издержки неправильного воспитания, с одной стороны, и неудачный опыт нормативных отношений, с другой, создают лесбийскую пару, где также сохраняется определенная контрастность «мужского-женского». И несмотря на то, что казалось бы вся промышленность сегодня работает на женщину – на внешнюю женщину: ее красоту, моду и украшения для нее – она ощущает, что по-прежнему (а, пожалуй, и еще больше ибо не может не чувствовать, что этой самой модой и рекламой настойчиво превращается из субъекта отношений в объект) не может не только реализоваться в своей истиной полноте, но и вообще раскрыться как женщина. Отсюда – распространение девиантных (а не сублимационно-творческих, как ожидалось бы по Фрейду) способов канализации сексуальной энергии. Так, например, современная сильная женщина, полная слабости, все чаще выступает в роли «палача» и в так называемых нормативных, т. е. женско-мужских садомазохистских парах.

Сам садомазохизм, насыщенный ущербной атавистической энергетикой архаического – доэкономического, докультурного (со специальными культурными институтами и инструментами) принуждения, но приобретший современные формы психокультурного взаимодействия, по своему происхождению есть встреча двух образцов психо-социальной патологии. С одной стороны, это сильное энергетическое начало, не нашедшее адекватного выхода в творческой (любого вида) деятельности и реализующееся в порожденной комплексами потребности само утверждения; с другой – злокачественная инфантильность, усиливаемая потребительским характером современной культуры. В целом это порождение нетворческого характера общества, которое не способно создать условий для творческой реализации энергии, начинающей искать себе формы реализации через девиантно-агрессивные каналы. Если Флоренский говорил, что любовь есть перемещение ценности в другого, то здесь происходит обратное: ценность другого (превращенного в объект) перемещается в себя (воспринимаемого как субъект). Это связано и с несостоятельностью эмоциональной сферы, неспособностью к полноценному переживанию (как правило, все жестокие люди сексуально несостоятельны). Болезненное самоутверждение за счет другого становится как бы видом извращенной режиссуры, когда единственный доступный вид творчества – это вносить в другого, проявляя свою власть над ним, причиняя страдания, наблюдая изменения в поведении и облике человека-объекта.

Безусловно, мы говорим о как бы вынужденных отклонениях от нормы, ноне о сознательной установке на извращение, т.е. не о пороке. В случае порока речь идет вообще не о любви в принципе; речь идет только о подобной извращенной психологической установке на дефектные каналы реализации активности и т.п. Например, в «120 днях Содома» де Сада нет ни упоминания о любви, ни намека на какие-то подобные отношения или переживания. Э то картина развития порока личности, мотивируемой желанием зла, жестокости, любованием безобразностью. Неразвитая и эстетически никак не функционирующая система чувственных восприятий требует для своего возбуждения нарастания грубых раздражений; для того, чтобы расшевелить ее, требуется все более сильные стимулы. Человек стремиться к бездне: порок безграничен, это бездонное инферно. Здесь царство агрессивного количества, и количественная мотивация может быть удовлетворена или изменена только количеством же. В отличии от этого любовь – понятие качественное, это качественное состояние высшего комплексно-эстетического переживания. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно»,- говорится о подобном состоянии в «Фаусте» Гёте. Порок не может остановиться, и ни одно из мгновений не может быть прекрасно: к нему применимы подобные категории, ибо это жадно урчащая, ненасытная черная дыра абсолютной энтропии.

Девиантная (однополая) любовь – отнюдь не всегда выражение порока, если в ней нет «прогресса» количества; в ней может быть развитие любви и нарастание трагичности; но это всегда трагедия, поскольку, во-первых, здесь невозможно ожидаемое от любви восполнение до целого и, во-вторых, в психологическом плане – это оказывается расплатой за уход от неизбежной и Богом предопределенной «борьбы противоположностей» (представленных разными полами) к попытке выстроить мнимую гармонию «одинаковых» (однополую). В любви нельзя имитировать чувство, хотя формы поведения поддаются имитации; в пороке же нельзя имитировать поведение, если нет извращения самих чувств. Это как бы разные способы энергетических проявлений.

Заключение

Многие современные философы считают, что утверждение своей собственной жизни, своего счастья, своего развития, свободы основано на способности любить, т.е. на заботе, уважении, ответственности и знании. Если индивид способен на плодотворную любовь к другим, то он любит и себя. Если же он способен любить только других, то не способен любить вообще.

Любовь неисчерпаема в своих проявлениях. Любовь – это и соединение двух человеческих созданий, сохраняющих, однако, свою уникальность. Парадоксально, но двое, сливаясь воедино и растворяясь, друг в друге, тем не менее, остаются индивидуальными существами. И, любя, безоговорочно, не проявляют равнодушия ко всему мирозданию, иначе их чувство было бы не любовью, а только лишь привязанностью, своеобразной формой эгоизма.

Любовь – это чувство, присущее в полной мере только человеку, в разных его проявлениях обнаруживается вся самобытность и уникальность человека как земного существа. Ведь каждый человек – это целый мир со своей гаммой чувств и страстей, он вписывается в предназначенный ему отрезок времени, эмоционально и личностно определяя и само время, и суть чувства, его всеобъемлющую духовную активность.

В любви мы нашим чувствам, выплескам эмоций, размышлений, ожиданий и т.п. создаем достаточно волновой контур, который соотносим с избранным объектом. И «работаем» мы чаще всего именно с этим созданным нами же образом, который подпитываем свей энергией. Процесс выстраивания этого идеально-энергетического образования приобретает форму «отношений». Как справедливо говорится в стихах Р.Камаевой: «Ты меня любишь,/Лепишь, творишь, малюешь …/ О, ты чудо – ты меня любишь».

На определенной стадии формирования отношения к любви творчество образа другого выступает основным его содержанием. Возникающая симпатия означает начало процесса энергетического «подстраивания», который постепенно становится самодельным процессом выстраивания образа. Действительный человек и созданный работой нашего воображения (и закрепленный в эмоционально-гормональном рисунке нашего состояния) образ могут иметь весьма мало общего, и чем более творческим человеком является любящий, тем больший вымысел создаст он из предмета любви.

С энергетической точки зрения если и бывает любовь не разделенная, то безответной любви не может быть. Мы вовлекаем в свою жизнь то, о чём (и как) мы думаем. Эти мысли перестраивают в нас что-то, на энергетическом уровне взаимодействуют с объектом наших энергетических излучений, хотя на внешнем плане взаимодействие может быть никак не выражено. И часто получается, что мы любим не столько сам предмет, сколько наше идеальное представление о нем, сформированное нами же. И когда предмет становится онтологическим тем же, однако, по каким-либо причинам меняется наше восприятие его, мы определяем это как разочарование в предмете.

Много переживаний связано у людей и с хорошо известной всем любовью «с первого взгляда», которая представляет собой спонтанно возникающий резонанс между соответствующими чакрами (одиночный резонанс); когда резонанс захватывает сразу же несколько чакр, то это комплексный резонанс; спонтанный комплексный резонанс по всем чакрам представляет в виде внезапно вспыхнувшей страсти. Резонанс, если он подкрепляется, имеет свойство затухать; если подкрепляется эмоционально, физически, духовно, может быть развит и усилен. В то время резонанс может быть (как и в физике) наведенным (возбужденным, искусственно сконструированным), даже навязанным (искусством этого, иногда неосознанна, владеют так называемые дон-жуаны); сознательно поддерживаемый наведенный резонанс создает болезненную привязанность типа наваждения. Причиной большого числа трагедий является неумение отличить проявление пусть и сильного, но всего лишь резонанса от глубинно выстроенного чувства, имеющего многослойную структуру; при этом, хотя любовь оказывается как бы ненастоящей, «наведенной», тем не менее, возможные страдания все равно оказываются подлинным. Вся так называемая сексуальная магия строится на искусстве наведения резонанса, «заглубляемого» в подсознание.

Если бы любовь бала бы только тем, что внутри нас, то у одного и того же человека она была бы одинакова ко всем разным любимым им людям. Но один и тот же человек любит разных людей по разному (и по интенсивности, и по «качеству»), ибо различными оказываются взаимодействующие энергетические слагаемые. Любовь всегда между, поэтому «безответная» любовь у одного и того же человека оказывается разной к разным людям (хотя те, казалось бы, одинаково могут «не отвечать» на неё.

Но само Бытие без любви не может состояться. Как космическое Единое разделилось в себе на два разных начала, чтобы дать толчок к развертыванию жизни Космоса, так и Бог разделил первоначально единое существо, чтобы обеспечить динамичное развитие человека. Отчасти можно констатировать, что обычный разделенный человек стал результатом сомнения Бога в человеке, в том, что тот сам, по своей воле сможет (или захочет) совершенствоваться; и Бог дал ему любовь – «в компенсацию» за разделение, чтобы он хотел и вынужден был делать это, хотя бы иначе, как через борьбу и тяготение разных начал, что и имело для человека самые неожиданные и удивительные последствия.

К.Гамсун писал: «Бог сотворил любовь разных видов и следил, как она остается или как проходит». 1Даже Бог не стал искать в этом дальнейшего смысла, ибо смысл в данном случае исчерпывается самим существованием.

Список литературы

1 Философия любви. Ч. 1/Под общ. ред. Д. П. Горского; Сост. А. А. Ивин. – М.: Юнис, 1990.

К.Д. Василев. Любовь . М.: Прогресс, 1992.

1. П.С. Гуревич. Основы философии. Москва 2004г.
2. Жуховицкий Л. Счастливыми не рождаются… М.: Просвещение, 1999г.

5 Соковня И. Бессонница в ожидании Любви . М.: Просвещение, 2002г.

Фромм Э. Искусство любви. Минск: Полифакт, 1990, стр. 122-145

1. А. Рубенис. Сущность любви. М.: Политиздат, 1989.
2. В.И. Самохвалова. О психоэнергетической природе любви./Филосовские науки.-2004.-№10.- С.30-51.
3. Г.А. Тиме. Метафизика половой любви как металюбовь: (от А. Шопенгаура к Вл. Соловьеву)/Г.А. Тиме. // Вопрос. Философии. -2004г. №4.- С. 145-153.
4. В.Ш. Сабиров // Человек. – 2004.-№1.- стр.76-85
5. В.Ш. Шабиров // Человек. -2003.-№6. С 100-125.
6. В.П. Малахов. Уязвимость любви/ В.Малахов // Вопрос. Философии.- 2002г.-№11. С.231-237.
7. Соловьев Вл. Смысл любви/Сост. В.А. Роменец.-К.:Лыбидь-АСКИ,1991.-стр.21-32