Социологическая концепция Марксизма

§ 1. Коррупция и современное общество

Коррупция представляет собой сложное, многоаспектное, системно организованное социальное явление, органически интегрирующее в себе экономическую, юридическую, социальную, управленческую, политическую и даже этическую составляющие. Распространена она как на элитарном, так и на среднем и низовом уровнях; проникает во все сферы и подсистемы общественного бытия; затрагивает интересы всех социальных групп, слоев и классов общества; поражает экономику и политику, социальную сферу и культуру.

В современной России отношениями коррупции пронизаны все сферы социального взаимодействия.

Многие исследователи^[50], подчеркивая, что коррупция в России превращается сегодня из преступлений отдельных чиновников в массовое социальное явление, становящееся общепринятой практикой, привычным элементом социально-экономической системы, говорят о ее институционализации. Причем ими отмечается не только интенсификация процессов сращивания аппарата государственной власти и общественного управления с организованной преступностью, но и способность коррупции формировать и воспроизводить специфические отношения обмена и соответствующие им социальные нормы (правовые, моральные и др.). Эти нормы регулируют и поддерживают непредусмотренный законом и потому скрываемый от общества и государства обмен, присвоение субъектами публично-властных структур незаконной ренты.

Социологические исследования также свидетельствуют о качественном изменении коррупции, при котором спонтанное коррупционное поведение, носящее характер девиации, сменяется регулярными действиями, совершаемыми в соответствии с определенными правилами, о закреплении коррупционных практик в организационно устойчивых формах. Как представляется, значимую роль в этом процессе сыграло формирование «института» посредников. Если раньше роль посредников зачастую выполняли родственники и сослуживцы коррумпируемого субъекта, то сейчас такие действия осуществляются лицами, формально не связанными с подкупаемой стороной. Коррупционное посредничество осуществляется с привлечением юридических лиц, когда при помощи легальных по форме сделок (оплата экспертиз, формирования пакета документов, юридического сопровождения, наконец, посредством оплаты счета в ресторане) вуалируются коррупционные вознаграждения. Благодаря тому, что «подкупающая» и «подкупаемая» стороны не взаимодействуют друг с другом непосредственно, обеспечивается большая латентность проявлений коррупции и снижается риск изобличения. Как следствие, коррупционное посредничество в настоящее время стало важным видом криминального промысла.

Негативные последствия коррупции хорошо известны. Так, например, указывают, что усиление, увеличение масштабов коррупции приводит к возникновению в российской экономике таких негативных явлений, как неэффективное распределение и расходование государственных средств и ресурсов; неэффективность распределения финансовых потоков с точки зрения экономики страны; снижение объемов собираемых налогов; повышение уровня «зарегулированности» экономики и т. д.^[51]Угрожающий экономическому развитию страны рост инфляции также является результатом коррупции. По оценкам некоторых экспертов, порядка 400 миллиардов долларов ежегодно выводятся из экономики страны в виде взяток и «откатов».

Социальная инфраструктура недополучает примерно 30–50 % финансирования, а по ряду программ объем хищений достигает 70 %!^[52]

Выделяют и еще одну сторону воздействия коррупции на жизнь российского общества: «Коррупционный механизм во многом является доминирующим в кадровых назначениях, в выборе подрядчиков, в выдаче разрешений, в сокрытии преступлений и т. д…Прямым следствием этого является наличие в стране массы социальных конфликтов, которые принимают форму то расовых, то национальных, то межконфессиональных, многие из которых, по сути дела, порождены коррупцией и бездействием властей… Не находя справедливых решений по закону, люди начинают действовать сами… Следовательно, коррупция создает благоприятную среду для провоцирования экстремизма в России»^[53]. О том, насколько справедливо это мнение, свидетельствуют события, развернувшиеся вокруг убийства болельщика ФК «Спартак» Егора Свиридова^[54]. Обычный для нашего времени эпизод подкупа следователя после послужил толчком к массовым беспорядкам. Люди осознали, что за милицией и следователем стоит не авторитет государственной власти, а своекорыстный интерес, и пришли к выводу, что коррумпированной милиции и следствию можно не подчиняться; можно вершить самосуд. Этот случай является весьма тревожным симптомом болезненного состояния российского общества, так как в силу принципа «голографичности», т. е. единства и разнообразия мира, который впервые был сформулирован Блезом Паскалем еще в XVII веке и получил дальнейшее развитие в трудах современного французского философа Э. Морена^[55], коррумпированная милиция и следствие воспринимаются общественным сознанием как отражение государства в целом. И потому не подчиняться «можно» не только милиции (полиции), но и другим институтам власти.

В этой связи примечательными являются результаты социологических опросов молодежи^[56], согласно которым более двух третей опрошенных оценивает работу властных структур как плохую, еще четверть — на «удовлетворительно», остальные затруднились с оценкой. Говоря о доверии государственным и общественным институтам, респонденты наивысшее доверие выражают к президенту, церкви, вооруженным силам. Наименьшее — к милиции, судам, органам местного самоуправления. Практически поровну распределилось отношение к роли государства и правоохранительных органов в обеспечении личной безопасности человека (48,3 %) и тех, кто считает, что человеку о своей безопасности приходится заботиться самому, действуя в соответствии с собственным чувством справедливости (51,7 %). Иначе говоря, половина респондентов мало верят в силу закона и, скорее, живут, руководствуясь «понятиями» — это следование не правовым нормам и установленному законом порядку, а неким представлениям о благе и справедливости, принятым в криминальных сообществах. Как следствие, большинство молодых людей сегодня воспринимает государство в основном как источник ресурсов для реализации собственных интересов^[57]и не хотело бы жертвовать чем-то личным даже ради спасения страны^[58].

На основании приведенных данных и оценки результатов большого числа иных социологических опросов можно констатировать, что коррупция «активно воздействует на общественное сознание и личные взгляды, формирует морально-нравственные установки, определяет правовую культуру и нравственный климат в обществе, лишает в конечном итоге право и мораль монополии регулирования общественными отношениями, разрушает буквально все, причем очень быстро: был бы «интерес» и «ресурс»^[59]. Подобно ржавчине она «разъедает» устои российского общества, став, по сути дела, альтернативой праву и морали.

Необходимо подчеркнуть, что в настоящее время коррупция имеет место практически во всех государствах, однако реальные механизмы протекания коррупционных процессов в каждом государстве, в каждом обществе различны, а одни и те же регулятивные меры дают различный эффект. Обусловлено это тем, что социокультурные и социополитические процессы, которые выступают фундаментом для всех правовых и противоправных действий, их социальным контекстом, а также механизмы общественной регуляции коррупционных отношений неразрывно связаны с цивилизационными основами этого общества — с системой провозглашаемых и реализуемых им ценностей и идеалов, с культурой, обычаями, традициями, правовыми и социально-политическими институтами, которые формируются на протяжении всей его истории и продолжают видоизменяться и корректироваться в настоящее время. Поэтому научное исследование феномена коррупции, равно как и выработка эффективных методов противодействия ей, невозможно без рассмотрения цивилизационных детерминант конкретных обществ, в которых она имеет место.

Как известно, современная отечественная наука^[60]исходит из того, что при всем многообразии мировых цивилизаций^[61]их можно разделить на два основных типа^[62] — традиционалистский тип цивилизации и цивилизацию техногенную, в развитии которой решающую роль играет постоянный поиск и применение новых технологий, причем не только производственных технологий, обеспечивающих экономический рост, но и технологий социального управления и социальных коммуникаций. Различия между этими двумя типами цивилизации носят радикальный характер. Так, система ценностей и жизненных смыслов, характерная для техногенной цивилизации и составляющая ее «культурную матрицу» («геном культуры») (В.С. Степин), включает:

— особое понимание человека и его места в мире: человек предстает как деятельностное существо, активная, суверенная, автономная личность, свободная индивидуальность, которая может включаться в различные социальные общности, обладая равными правами с другими личностями;

— понимание деятельности как процесса, направленного на преобразование объектов как природных, так и социальных, и их подчинение человеку;

— ценность индивидуальных свобод и прав человека, которых не знали традиционные культуры;

— ценность инноваций и прогресса, которые становятся едва ли не самоценностью, и

— особое понимание власти и силы. Власть здесь рассматривается не только как власть человека над человеком (это есть и в традиционных обществах), но прежде всего как власть над объектами, причем объектами как природными, так и социальными. Они тоже становятся объектами технологического манипулирования.

Из этой системы ценностей вырастают многие другие особенности техногенной культуры. В частности, политико-правовым результатом становления техногенной цивилизации является приоритет личности как субъекта и цели правовых отношений, легализм как монополия государственной власти на установление и преобразование права в сочетании с подчинением этому праву всех элементов общества и интеллектуализм как постижение правового бытия, выявление единой сущности в разнообразии правовых явлений, абстрактный, понятийный и системный характер правового мышления, научные формы правовой аргументации. Соответственно, именно право в условиях техногенной цивилизации имеет реальную силу и является главным и наиболее действенным регулятором общественных отношений (с учетом возможности вмешательства в процесс регуляции политической власти и структур гражданского общества). И потому именно право выступает главным регулятором и ограничителем коррупции. «Западные формы борьбы с коррупцией опираются на веками формировавшиеся европейские и американские принципы правового государства и гражданского общества как субъектов, ограничивающих возможность неправового поведения органов власти и воспринимаемого как отклонение от должного состояния легитимности в результате действия субъектов в соответствии с индивидуальными корыстными интересами. Главным направлением западной борьбы с коррупцией выступает усиление правовых приоритетов и действенности права в том числе, посредством «автоматического правоприменения» — возбуждения уголовных дел и последующего осуждения правонарушителей… Позитивные и негативные санкции, цивилизационно сформировавшиеся в техногенном обществе и зафиксированные в уголовном и других кодексах и транслируемые оттуда в политические решения власти и активность гражданского общества (а не наоборот), являются наиболее эффективным выработанным человечеством антикоррупционным механизмом»^[63].

Иная система ценностей и жизненных смыслов характерна для традиционных культур. В рамках этой системы:

— личность, ее ценность, определяется прежде всего через ее включенность в строго определенные (и часто от рождения заданные) семейно-клановые, кастовые и сословные отношения;

— деятельность человека, направленная на преобразование внешних объектов и обстоятельств, отнюдь не считается его предназначением. Наоборот, вектор человеческой активности должен быть направлен не вовне, а внутрь, на самоконтроль и самовоспитание, обеспечивающие адаптацию индивида к социальной среде. Это выражено в знаменитом принципе древнекитайской культуры «у-вэй», который провозглашал идеал минимального действия, основанного на чувстве резонанса ритмов мира, а наглядной иллюстрацией тому, к чему может привести нарушение этого принципа, служит древнекитайская притча о «мудреце», который, пытаясь ускорить рост злаков, стал тянуть их за верхушки и вытянул их из земли.

Для правовых систем, действующих в традиционных обществах, прежде всего, исламской, индуистской и буддийской, которые, исходя из численности охватываемого ими населения, являются наиболее распространенными в современном мире, характерен приоритет традиций, представленных в виде определенного набора представлений, обычаев, привычек и навыков практической деятельности, передаваемых из поколения в поколение. Этот комплекс основанных на религии ценностно-нормативных и культурно-институциональных образцов и традиций всегда является детерминирующим в конкретной правоприменительной практике. Также и коррупционные деяния — совершаемые в бизнесе и на бытовом уровне, они являются, как правило, интегрированными в культуру и не считаются предосудительными, не воспринимаются как проблема^[64]. Исключение составляет лишь узкий круг деяний, которые создают угрозу национальным интересам и национальной безопасности и потому воспринимаются как «абсолютно коррупционные» и «безусловно преступные». И потому коррупция в этих странах оказывает существенное воздействие на общественную жизнь и социально-экономическое развитие.

Таким образом, различия культурно-генетического кода оказывают существенное влияние на феномен коррупции, поскольку именно культурной матрицей соответствующего общества определяются:

реальные причины и механизмы коррупционных процессов;

оценка, как правовая, так и этическая, этого социального явления, восприятие проблем коррупции общественным сознанием;

особенности воздействия коррупции на политическое устройство и всю общественную жизнь государства;

эффективность мер предупреждения коррупции и борьбы с ней.

Анализируя цивилизационные детерминанты коррупции и механизмов общественной регуляции коррупционных отношений в России, необходимо отметить:

1. Российское общество является частью цивилизации, именуемой исследователями «западной», или «техногенной». В его культурной матрице важное место занимают понимание человека как деятельностного существа, чья социальная активность направлена на преобразование внешнего по отношению к нему мира и отдельных его объектов (И.В. Мичурин: «Мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у нее — наша задача»), а также ценность инноваций и прогресса. Но есть и отличие: техногенная цивилизация, как было показано выше, «человекоцентрична» — ключевым элементом ее культурной матрицы является присущий западной культурной традиции индивидуализм, приоритет суверенной, автономной личности, тогда как российское общество вплоть до недавнего времени было «социоцентрично», его «ключевым игроком» на протяжении всей истории был коллектив — будь то крестьянская община, партийная ячейка или государство в целом.

Вследствие этого, а также породивших указанные различия причин исторического, пространственно-географического, природно-климатического, этнокультурного, военно-политического характера к началу XXI века в России оказались довольно слабо развиты как «техногенные», т. е. правовые, так и «традиционные», внеправовые регуляторы коррупционных процессов. В свою очередь восприятие проблем коррупции общественным сознанием в России сходно с восприятием, характерным для государств с традиционным типом цивилизационного развития. Об этом свидетельствуют, в частности, данные, полученные в ходе проведенных с участием Научно-исследовательского центра ФСБ России в 2007–2009 гг. научных исследований коррупции^[65], согласно которым:

— наибольшее осуждение россиян вызывает коррупция среди высших должностных лиц (злоупотребления со стороны высокопоставленных политиков и чиновников), тогда как отношение общества к «низовой», повседневной коррупции относительно терпимое. Данный стереотип общественного сознания, с одной стороны, позволяет инициировать одобряемые обществом обвинения в коррупции против самых высокопоставленных лиц, но с другой — препятствует вовлечению граждан в борьбу с коррупцией как повседневным явлением;

— в настоящее время коррупция рассматривается большинством россиян как одна из весьма важных, но далеко не приоритетных проблем (в отличие от экспертов, которые считают ее одной из важнейших). Сложилась парадоксальная ситуация, когда последствия коррупции вызывают у россиян более сильную тревогу, чем опасность самой коррупции, являющейся их причиной;

— оценивая степень важности различных факторов коррупции, россияне склонны делать слишком сильный акцент на морально-этические (жадность/аморальность чиновников) и на политические (безнаказанность чиновников) аспекты, недооценивая значение институциональных факторов (слабость гражданского общества, высокая коррупциогенность законов и бюджета). Такое искажение приоритетов объективно способствует сохранению коррупции, поскольку препятствует применению эффективных институциональных мер, направленных против явления, а не против конкретных людей. Очевидно, что эффективная борьба с коррупцией невозможна без устранения этого несовпадения массовых стереотипов и научных выводов, и, как следствие, без корректировки цивилизационных детерминант, регламентирующих все сферы жизни российского общества на современном этапе его развития.

2. Российская Федерация в настоящее время относится к категории «государств переходного типа»^[66]. Среди выделяемых учеными характеристик (атрибутивных признаков) этого типа государств особое влияние на коррупцию оказывают следующие:

— временное ослабление социальных и политических основ государства в силу происходящей в стране переоценки социально-политических и духовных ценностей значительной частью населения;

— доминирование в системе разделения властей исполнительно-распорядительной власти;

— повышение роли и значения субъективных факторов в развитии государства и права в переходный период;

— вариативность дальнейшей эволюции социальной и государственно-правовой материи, возможность развития государства, права и общества по тому или иному пути. «Современное переходное состояние России… содержит в себе альтернативу развития в направлении созидания общества, государства и права по образцу и подобию или раннего (дикого) капитализма, или позднего («монополистического») капитализма, или социал-демократизма, или же любого иного «изма»^[67].

Действие указанных факторов, а также ряд причин как объективного (экономического, политического и т. д.), так и субъективного свойства привели к тому, что результатом перехода нашей страны от развитого социализма к капитализму стало формирование не «этического и демократического капитализма, основанного на идеалреалистической онтологии и гносеологии, на экономической теории социального и этического рыночного хозяйства и на политической теории парламентской демократии»^[68], а общества потребления, в рамках которого социальный престиж связывается не с достижением каких-либо духовных идеалов, а с удовлетворением любых, даже самых нелепых и иррациональных потребностей. «Потребление… превращается в инструмент конструирования социальной идентичности»^[69]. «Если сущность общества наиболее отчетливо выражается (говоря словами Вико) «в сфантазированных общих понятиях», т. е. в тех, ставших наглядными, общих понятиях, к которым принадлежат и социальные образцы, — резюмирует В. Хесле, — то с сокрушенным сердцем нужно признать: образцами для греческого полиса служили герои эпоса и трагедии, образцами римской республики — герои седой древности, средневековья — легендарные святые; а вот образцами для современной культуры являются в лучшем случае юные спортсмены и рок-певцы, а еще чаще — фигуры рекламы. Ковбой «Мальборо» заменяет Ахилла, Цинцинната и святого мученика»^[70].

Не менее значимыми с точки зрения изучения проблем коррупции чертами общества потребления^[71]являются рост потребительских настроений; эстетизация повседневной жизни (вплоть до ее «гламуризации»), в результате чего «потребители приобретают власть и авторитет за счет производителей» (инженеров, врачей, учителей и др.); распространение рынка, рыночных отношений на все сферы жизни (от сексуальной до «шопинга» как «отдыха» и досуга), а также то, что общество потребления сопровождается процессами включения / исключения (inclusion / exclusion), когда «недопотребители» исключаются из активной экономической, социальной, политической, культурной жизни (или же исключенные становятся «недопотребителями»). Исключенные (excluded) составляют основную социальную базу различных девиантных проявлений^[72], в т. ч. и коррупции.

Таким образом, превращение российского общества в общество потребления, сопровождаемое престижным потреблением, погоней за модой, гламурным миром, создаваемым рекламой и СМИ, и желанием любой ценой попасть в этот мир, подтачивает мораль совместного проживания и общения людей, создавая благоприятную почву для распространения коррупции и иных девиантных проявлений.

3. Подобно тому, как геном является генетической характеристикой биологического вида в целом, а не отдельного индивида (организма), так и «геном культуры» той или иной цивилизации характеризует эту цивилизацию «в целом», определяет культурно-генетический код, в соответствии с которым она воспроизводится и развивается. Тогда как существование и функционирование принадлежащего этой цивилизации общества, практическая (повседневная) деятельность людей регламентируется принимаемой этим обществом на определенном этапе своего развития и воплощаемой в экономических реалиях, социальных технологиях, в принятых способах организации труда и быта «нравственной установкой»^[73]. В частности, воплощением нравственной установки, которая на протяжении многих лет регламентировала жизнь советского общества и которая, подчеркнем, искренне разделялась многими миллионами советских людей, можно считать популярный лозунг «Труд — дело чести, доблести и геройства». Причем эта нравственная установка находила свое отражение не только в Моральном кодексе строителя коммунизма^[74], который провозглашал идеалы аскетизма и нетерпимость к стяжательству и нарушениям общественных интересов, но и в художественной литературе (см., например, романы А. и Б. Стругацких «Хищные вещи века», «Понедельник начинается в субботу», «Сказка о Тройке»). Одним из результатов реализации указанной установки является то, что коррупция в Советском Союзе была, но масштабы ее были ограниченны, поскольку подобные явления обществом, общественным мнением осуждались.

Однако каждая нравственная установка имеет определенный жизненный цикл, и к началу 80-х годов ХХ века она оказалась исчерпанной. Это привело к росту числа девиантных проявлений, и в частности — к увеличению масштабов коррупции. «В конце 70-х годов минувшего столетия коррупция… представляла собой опасное, организованное, но все же лишь околополитическое явление. Она стала развиваться из-за застоя элиты, из-за застоя самой власти, из-за обстановки полной бесконтрольности, когда политический здравый смысл стал подменяться конъюнктурой… Именно на этом фоне она достигла достаточно серьезных по тем временам масштабов, проникла в сами структуры власти…»^[75]

Распад Советского Союза и переход российского общества от развитого социализма к капитализму еще более усложнили эту ситуацию. «В России началась окончательная утрата всех нравственных устоев, совести, существовавших традиций дружбы, взаимопонимания и поддержки друг друга. Основным мерилом человеческих ценностей обществу навязали «денежный мешок», уничтожили всякие устремления по совершенствованию единой среды обитания. Человеческий эгоизм, его пороки, как «мертвая вода», стали уничтожать все живое и здоровое… Рубль для большой категории людей оказался не заработанным, и это развращение достигло невиданных доселе масштабов»^[76]. Как следствие, по мере трансформации российского общества в общество потребления все более значимым регулятором общественной жизни становится экономический императив и коррелирующие с ним (соответствующая ему) нравственные установки «все на продажу», «деньги не пахнут», что, очевидно, не является сдерживающим фактором для девиантных проявлений, включая коррупцию.

4. В последние годы в российском обществе нарастают фаталистические представления о коррупции как о неизбежном и непобедимом зле. Этому, а также банализации коррупции в общественном сознании способствует ряд мифов, которые сложились вокруг данного социального явления и тиражируются средствами массовой информации и некоторыми исследователями. Рассмотрим те из них, без «развенчания» которых невозможно создание в нашей стране эффективной системы противодействия коррупции.

Миф № 1. Коррупция является неотъемлемым элементом национальной культуры и потому имманентно присуща российской системе государственного управления. «Реальная, не идеализированная и не мифологизированная история государства Российского свидетельствует о том, что коррупция, наряду с другими социальными недугами (воровством, пьянством, беззаконием и др.), нищетой и бесправием большинства населения, всегда была чрезвычайно распространена в стране»^[77].

Укоренение этого мифа в общественном сознании порождает целый ряд негативных последствий, среди которых особо следует отметить широкое распространение фактов эксцессивной (избыточной) коррупции, т. е. ситуаций, когда вступление в коррупционные отношения обусловлено не собственными интересами частного либо корпоративного характера, а сугубо представлениями о неизбежности, общепринятости и безальтернативности коррупционных форм решения тех или иных вопросов^[78]. Такие представления выступают в роли самореализующегося пророчества, когда в полном соответствии с теоремой Томаса определенное видение социальной ситуации как реальной оборачивается реальными же последствиями.

Рассматривая этот миф, необходимо отметить:

Исследователи, придерживающиеся такой позиции^[79], чаще всего ссылаются на существовавший на Руси на протяжении нескольких столетий институт «кормления». «Зарождение «легальной» коррупции относится к IX–X вв., когда возникает, по примеру Византии, институт «кормления» — древнерусский институт направления главой государства (князем) своих представителей (воевод, наместников) в провинцию без денежного вознаграждения. Предполагалось, что население региона будет «кормить» наместника. Последний обладал огромными полномочиями, и ясно, что население не скупилось на подношения…»^[80]. Представляется, что видеть в институте «кормлений» исключительно коррупционные практики, лишь подношения, которые делались «государевым людям», как наместникам, так и приказным и служилым людям, не вполне корректно. Как отмечает профессор новой и новейшей истории Университета города Валансьен (Франция), сотрудник Центра российских исследований Высшей школы социальных наук (Париж) Т.С. Кондратьева, вплоть до XVII–XVIII веков кормленческая функция российской власти, значимость которой была обусловлена ее «харизматическим», «иррациональным» характером, унаследованным ею отчасти от Византии, отчасти от языческих верований, была своего рода «знаком продовольственной безопасности», необходимым для поддержания повседневного порядка^[81]. И выражалась она не только и не столько в практике «кормления от дел» чиновников всех уровней, сколько в практике «подач», распределения даров между теми, кто стоял на более низкой ступени иерархической лестницы. В целом же институт «кормлений», его роль и место в системе государственного управления нуждается в детальном исследовании.

Несмотря на то что коррупция представляет собой одно из тех явлений, с которыми российское общество сталкивается на протяжении всей своей истории, в разные периоды социально-экономического развития страны масштабы этого явления различны. Многие исследователи отмечают, что в «проблему № 1», без решения которой не может быть решена ни одна социальная, экономическая или политическая проблема, коррупция в России превратилась лишь последние два десятилетия. И связано это именно с формированием в России общества потребления и «воцарением» характерной для него нравственной установки, а также с тем, что К.А. Феофанов назвал «текущими развращающими факторами»^[82], к числу которых можно отнести, в частности, высокие цены на нефть.

Как было отмечено выше, сегодня коррупция имеет место практически во всех государствах независимо от уровня их социально-экономического развития, а интенсификация глобализационных процессов приводит к унификации «коррупционных практик», с одной стороны, и повышению значимости транснациональных разновидностей коррупции, таких, как подкуп иностранных должностных лиц, служащих международных организаций и т. д., — с другой.

Миф № 2. Коррупция является одним из механизмов, обеспечивающих функционирование экономической системы России: она способствует снижению материальных и временных издержек субъектов хозяйствования и, тем самым, развитию предпринимательства, гибкости рынка, а потому может рассматриваться не только как неизбежное зло, но и как положительное явление. «В экономической литературе появляются исследования, доказывающие, что если в стране нет отлаженной системы управления и плохо развито законодательство о защите собственности, коррупция может дать неожиданно сильный положительный эффект…Но основная часть теоретиков и практиков стоит на противоположной точке зрения, что негативные последствия от коррупции могут превышать позитивные в 50–100 раз»^[83]. Представляется, что рассуждения о пользе коррупции можно сравнить с рассуждениями о пользе курения: успокаиваются нервы, притупляется чувство голода, коммуникативные функции и т. п. Однако и в том, и в другом случае постепенно разрушается организм человека, или государства.

Миф № 3. Коррупция порождается действиями бюрократии, «алчных чиновников». Поборники этого мифа полагают, что коррупция есть следствие чрезмерного государственного регулирования экономики, и панацеей от всех бед полагают «невидимую руку» рынка, его способность к саморегуляции, способность оптимизировать окружающее социокультурное пространство в соответствии со своими нуждами. При этом из вида упускается релятивизм (относительность) предпринимательской морали^[84]и имманентно присущее бизнесу стремление экстернализировать издержки^[85].

Этот миф детально исследован в литературе^[86]. Сущность этого мифа авторы излагают следующим образом: «Как правило, за пределами следственной и судебной практики взяткодатели рассматриваются как жертвы вымогательства (и «мнимые» преступники), а продажные чиновники как вымогатели и «преступники истинные».

На фоне этой тенденции Зигхард Некель^[87]совершенно справедливо обращает внимание на возможность рассмотрения также и взяткополучателей в качестве потерпевшей стороны коррупционных отношений. Вовлечение чиновников в такие отношения вполне может происходить путем обмана, запугивания, шантажа со стороны коллег, начальства и потенциальных взяткодателей. При этом следует учитывать, что взяткодатель может быть более заинтересованной стороной в решении вопроса с помощью взятки, нежели взяткополучатель (в случаях, когда речь идет об оценке инвестиционных проектов, предоставлении налоговых льгот и субсидий и т. д.). Рассмотрение вымогательства взяток в качестве проблемы является половинчатым без рассмотрения в качестве таковой навязывания взяток…

Представления некоторых экономистов о желательности для предпринимателей мира без коррупции трудно определить иначе чем благоглупость (только вот, дескать, издержки переходного периода от одного состояния к другому слишком высоки). Если мы критикуем тов. Маркса за идеализацию класса пролетариев, то не следует уж самим впадать в ту же ошибку в отношении класса предпринимателей. Они — народ пластичный и с повышенной адаптивной способностью. Они в достаточной степени владеют арифметикой, чтобы сосчитать, что взятка меньше, нежели полная сумма налоговых платежей либо таможенных отчислений, или что инвестиции в устранение конкуренции посредством задействования административных ведомств очень рентабельны. Они научились жить и работать в коррупционной среде и оказались бы скорее беспомощны, если бы чиновники разом отказались брать взятки и принялись решать все вопросы так, как это полагается по закону. Если кто-то объективно и заинтересован в мире без коррупции, это широкие массы наемных работников (исключая топ-менеджеров) и иные социально слабые слои населения…

При рассмотрении противозаконных действий, как и любых других, необходимо соотносить издержки и выгоды предпринимающих их субъектов. С учетом этих позиций проводится сравнительный анализ незаконных и легальных форм экономической деятельности. Так, например, легальная хозяйственная деятельность требует затрат на регистрацию юридического лица, получение лицензий, открытие банковского счета и т. д. Эти затраты обеспечивают лишь доступ к закону. Но и продолжение деятельности в рамках закона тоже требует затрат, к которым следует отнести необходимость выплаты налогов, подчинение требованиям трудового законодательства (определенная продолжительность рабочего дня, социальные гарантии) и т. д. Если упомянутые затраты оказываются очень высокими, то экономическая логика может подтолкнуть хозяйствующего субъекта к уходу в нелегальную сферу. В этом случае, с одной стороны, субъект будет экономить на издержках легальности, но, с другой стороны, ему придется столкнуться со специфическими затратами незаконной деятельности. К таковым относятся взятки, «двойная» бухгалтерия, необходимость обращения к нелегальным процедурам защиты прав собственности и разрешения конфликтов, сужение из-за персонализации отношений круга лиц, с которыми можно взаимодействовать, и возможностей повышения эффективности за счет разделения труда и т. д.»^[88].

Примечательно приводимое авторами мнение одного из иностранных экспертов:

«С некоторой долей пафоса можно сказать: меньше взяток платит тот, кто находится в России не только, чтобы «делать бизнес», но и чтобы собственно жить в этом обществе. Очищенная от каких-либо посторонних мотивов (ознакомления с культурой, неформального общения) ориентация на извлечение прибыли и карьерный рост сопряжена с неразборчивостью в средствах достижения этих целей, включая коррупционные средства. Закон при этом выступает просто как внешний фактор повышения расходных статей: преимущества перед конкурентами же просто следует покупать (в чем и состоит экстернализация издержек); если в результате бизнес не окупает себя, он просто не имеет смысла»^[89].

«Для многих представителей предпринимательской стороны, — делают вывод авторы, — расхожие представления о безальтернативности коррупции служат своего рода «культурной подсказкой», помогающей оправдать бездействие в поиске возможностей некоррупционного решения вопросов. Мифологическое содержание представлений о «предпринимателях-жертвах» и вымогателях-чиновниках служит прикрытием для обеспечения владельцами фирм и топ-менеджерами сугубо личного материального благополучия за счет как корпоративных, так и общественных интересов»^[90].

В целом приведенные мифы вносят весомый вклад в поддержание сложившейся к настоящему времени в России системы коррупционных взаимодействий, реализующихся на всех уровнях общественных отношений. И это еще раз подтверждает тот факт, что решение проблем коррупции невозможно без выработки новых идеалов^[91], принятия обществом новой нравственной установки, «без большой идеи». «Обсуждение проблем духовности для нас — это не воспарение, не уход от злобы дня, а самое насущное дело, во многом более практичное, чем многие другие», — отмечает В.А. Лекторский^[92]. Однако смена нравственной установки не происходит сама по себе, ее невозможно внедрить «указанием свыше», — для этого необходимо изменение типа цивилизационного развития. Применительно к современной России речь идет о переходе к инновационному, социально ориентированному типу развития и построении экономики, базирующейся преимущественно на генерации, распространении и использовании знаний, поскольку именно преумножение научных знаний становится неотъемлемым условием обеспечения жизнедеятельности общества, его духовного и физического здоровья.

Подводя итог проведенному анализу, отметим, что современная Россия является неотъемлемой частью техногенной цивилизации, и потому эффективное противодействие коррупции в нашей стране невозможно без использования инструментов, присущих этому типу цивилизационного развития. В частности, многие исследователи, объясняя феномен устойчивости коррупционных практик, указывают на недостаточность в российском обществе структур, которые позволили бы ему (обществу) участвовать в государственных делах, неразвитость институтов гражданского общества^[93]. Об этом же говорится и в Послании Президента Российской Федерации Дмитрия Медведева Федеральному Собранию Российской Федерации от 12 ноября 2009 г.^[94]В современных условиях весьма острыми являются проблемы преодоления отчуждения государства от общества, установления партнерских отношений между властью и институтами гражданского общества, усиления их взаимной поддержки и согласованной деятельности, направленной на решение наиболее актуальных проблем российского общества, включая вопросы борьбы с коррупцией.

Не менее значим с точки зрения противодействия коррупции и другой аспект. Рядом ученых высказывается мнение о том, что любые девиантные проявления, в т. ч. и коррупция, «есть следствие нормативных предписаний и связанных с ними санкций. Чем больше предписаний, тем больше можно ждать отклонений»^[95]. «Запреты лишь провоцируют девиантное поведение людей»^[96]. Очевидно, что такая позиция, несущая на себе отпечаток вульгарного гегельянства, рассматривая социальную реальность по принципу «все сущее — разумно», является весьма ограниченной. При этом преувеличенное значение придается факту органической вплетенности коррупционных отношений в процессы социального взаимодействия и упускается из виду конфликтность отношений между различными элементами культуры и общества.

В свою очередь общественное мнение стоит на иных позициях — как свидетельствуют результаты упомянутого выше опроса общественного мнения, наибольшее одобрение у россиян вызывают такие меры противодействия коррупции, как ужесточение уголовных наказаний, вплоть до введения смертной казни за коррупцию и другие экономические преступления (поддерживают 43 % опрошенных), применение конфискации имущества не только самих коррупционеров, но и членов их семей (43 %) и усиление контроля за деятельностью чиновничества со стороны общества и демократических институтов (СМИ, общественные организации, политические партии) (22 %).

Очевидно, что уголовное преследование «коррупции в целом» невозможно, поскольку понятием «коррупция», как было показано выше, охватывается множество различных отношений, процессов и явлений. Меры уголовного характера, причем достаточно жесткие, должны приниматься лишь в отношении некоторых аспектов этого явления. Из этого следует необходимость различения этих аспектов и дифференцированного применения к ним мер различного характера — экономических, просветительских, карательных и т. д. И первым шагом на этом пути должно стать рассмотрение феномена коррупции с позиций деликтологии.

§ 2. Факторы, детерминирующие коррупционные процессы

Природу развития современной коррупции исследователи объясняют по-разному. Одни видят причину в несовершенстве законов, усугубляющих деградацию личности. Другие главной причиной считают разрастающуюся армию чиновничества, бюрократизацию общественной жизни, неоправданное расширение роли государства, третьи выдвигают на первый план причины, лежащие в экономической сфере. Указывают и на эволюцию рынка. Сходятся только в одном — коррупция, ее масштабы, специфика и динамика отражают общие политические, социальные и экономические проблемы страны.

Выше уже отмечалось, что в настоящее время в России разворачивается и набирает силу процесс становления и развития «общества потребления». Этот всеобъемлющий (в масштабах страны) процесс в отдельных сферах жизни российского общества воплощается в целый ряд социальных феноменов и явлений (совокупностей явлений), которые могут рассматриваться как факторы, способствующие проявлениям коррупции. Эти факторы условно можно разделить на следующие шесть основных групп: социально-экономические, политические, социально-психологические, организационные, кадровые и правовые.

1. Социально-экономические факторы.

Переход от плановой экономики к экономике рыночной, который определяет сущность современного этапа развития российского общества, сопровождается целым рядом негативных последствий. Среди них особенно следует отметить следующие:

— имущественную поляризацию населения. Еще Платон в свое время отмечал, что для устранения одного из основных факторов преступности законодатель должен установить пределы бедности и богатства. «Допустимо, чтобы имущество самых состоятельных лишь в четыре раза превышало «богатство» самых бедных»^[97]. В настоящее время взаимозависимость криминализации общества и совокупности социально-экономических факторов иллюстрируется в ряде современных научных исследований^[98], в т. ч. и фундаментального содержания, удостоенных Нобелевской премии^[99], результатами экономических исследований Л.И. Абалкина и криминологических исследований А.Б. Сахарова. Последний указывал, что «…более неблагоприятное состояние преступности имеет место в том из сравниваемых регионов, где материальный уровень жизни населения по комплексу наиболее значимых показателей (средняя заработная плата, душевой денежный и реальный доход и т. д.) лучше, но зато значительнее контрастность (коэффициент разрыва) в уровне материальной обеспеченности отдельных социальных групп»^[100]. В настоящее время в Российской Федерации доходы 10 % наиболее богатых граждан превышают доходы 10 % беднейших граждан более чем в 15 раз, однако действенных мер для снижения экономического неравенства между социальными стратами внутри страны до настоящего времени не выработано. Такая ситуация является питательной средой не только для теневой экономики, которая охватывает, по некоторым оценкам, до 50 % экономического оборота^[101], но и для иных форм девиантного поведения людей, включая коррупцию;

— следование индивидов и субъектов хозяйствования «внутренне присущей капитализму «этике эффективности, которая выводится из исчисления капитала»^[102]. Следуя этой этике, каждый индивид, каждый субъект хозяйствования в условиях рыночной экономики должен стремиться максимизировать свое благосостояние, свою прибыль, с одной стороны, и максимально экстернализировать, «переложить на плечи» общества или других участников рынка свои издержки — с другой. Достижение этих целей возможно, в т. ч. и за счет использования коррупционных механизмов, например посредством получения нерыночных преференций, уничтожения конкурентов за счет использования административных ресурсов и т. п.;

— периодические экономические и финансовые кризисы, а также безработицу. Нестабильное состояние и слабость российской экономики, финансово-экономический кризис, недостатки в сфере производства и распределения материальных ценностей влияют на многие негативные процессы, протекающие в обществе, и в том числе на такое явление, как преступность. Что же касается безработицы, то последствия этого социального явления могут быть не только экономическими, выражающимися в недополучении дохода конкретным индивидом или в недопроизводстве валового национального продукта, но и носить неэкономический характер. На индивидуальном уровне неэкономические последствия безработицы состоят в том, что если человек в течение продолжительного времени не может найти работу, то это часто приводит к психологическим стрессам, отчаянию, нервным (вплоть до самоубийства) и сердечно-сосудистым заболеваниям, развалу семьи. Потеря стабильного источника дохода провоцирует девиантное, асоциальное поведение человека. На уровне общества это в первую очередь означает рост социальной напряженности, нарастание в обществе неуверенности в завтрашнем дне и, как следствие, утверждение идеологии «после нас хоть потоп».

Следует еще раз подчеркнуть, что социально-экономическая система, которая формируется в России с начала 90-х годов ХХ века, имеет не очень много общих черт с «этическим капитализмом», характерным сегодня для стран Запада^[103]. Анализируя сложившуюся ситуацию, исследователи отмечают, что с точки зрения экономической науки коррупционные платежи в современной России должны рассматриваться не как избыточные, специфические трансакционные издержки, а как определенные отношения «изъятия» («перераспределения») прибавочного продукта, присущие архаическим формам экономики, возникшим в нашей стране на рубеже XXI века. И потому «безнравственные» формы социального поведения, к числу которых относится и коррупция, исчезнут только с уничтожением из причин экономического основания такого рода отношений — т. е. с уничтожением архаических форм экономики^[104]. Это свидетельствует о необходимости скорейшей модернизации российской экономики в целях достижения уровня экономического и социального развития, соответствующего статусу России как ведущей мировой державы XXI века, занимающей передовые позиции в глобальной экономической конкуренции и надежно обеспечивающей национальную безопасность и реализацию конституционных прав граждан^[105].

В целом приходится констатировать, что значимые факторы, порождающие коррупцию, находятся в области функционирования государственного и хозяйственно-экономического механизмов.

2. Политические факторы.

Криминологами давно опровергается довольно распространенное мнение, согласно которому проблема противодействия преступности является исключительной прерогативой правоохранительных органов. Без участия всей государственной системы, всего общества задача минимизации уровня преступности нерешаема. В этой связи особое значение приобретает наличие политической воли руководства государства реально (т. е. не декларативно), целеустремленно и последовательно противодействовать коррупционной преступности.

Многими исследователями отмечается, что зачастую решение о привлечении к уголовной ответственности высокопоставленных должностных лиц принимается, исходя не из наличия или отсутствия юридических оснований, а исходя из политической целесообразности, узкопартийных интересов, степени близости этого лица к вышестоящему руководству. Случаи привлечения к уголовной ответственности высокопоставленных государственных служащих в России крайне редки, и, как правило, возбуждение уголовного дела против коррумпированных чиновников, занимавших высокие должности, связано с конфликтом интересов различных политических и финансовых групп. К сожалению, лозунг борьбы с коррупцией часто используется для борьбы с политическими противниками.

Так, по данным Верховного суда Российской Федерации, большинство выявленных в 2008–2021 годах коррупционеров — это милиционеры, врачи и преподаватели, при этом в данных ситуациях речь идет о так называемой низовой коррупции, эти люди не крадут заводы, шахты, пароходы. В основном люди попадали на скамью подсудимых за взятку размером в две-три тысячи рублей, иногда и меньше. Более чем в ста случаях сумма взятки не превышала пятисот рублей^[106].

В подобной ситуации наличие политической воли является решающим фактором противодействия коррупционной преступности. Под политической волей обычно понимается то, что при наличии законных оснований закон применяется к какому-либо лицу независимо от занимаемой должности, политических пристрастий, родства, близости к политическому руководству и других подобных обстоятельств. При отсутствии политической воли самое совершенное антикоррупционное законодательство обречено на декларативное существование, а деятельность правоохранительных органов — на имитацию борьбы с коррупцией.

Следует отметить, что недостаточно последовательная и целеустремленная уголовная политика российского государства в сфере противодействия коррупционной преступности (например, отмена конфискации имущества лиц, виновных в совершении этих преступлений) также является одной из детерминант подобных преступлений.

3. Социально-психологические факторы.

Рассматривая коррупцию как социальное явление, нельзя не отметить, что она представляет собой отражение, социальную проекцию психологических законов, феноменов, представлений, и потому среди детерминирующих ее факторов видное место занимают факторы социально-психологические. Факторы этой категории весьма разнообразны и включают в себя как личностные детерминанты, так и господствующие в обществе моральные, социокультурные и иные императивы социальной активности людей.

Как известно, при любом противоправном деянии, в т. ч. и коррупционном, возникает противоречие между разрешенным и желаемым, между публичным и частным интересом. И потому понятие коррупции обретает свой теоретический и практический смысл только при сформированном представлении субъекта о сущности долга. Ведь именно долг является основополагающей категорией, позволяющей установить границу между допустимым и неприемлемым. Однако сегодня понятие морального долга «размывается» экономическим императивом, преобладающим в системе ценностей «общества потребления», которое, как было показано выше, интенсивно формируется в нашей стране с момента распада Советского Союза. Выше уже отмечалось, что основным инструментом конструирования социальной идентичности становится «престижное потребление», т. е. «цена», значимость человека определяется не его достижениями, не тем, насколько верно он следовал требованиям морального долга, а стоимостью потребляемых им товаров. Соответственно, приобретение «брэндовых», «позиционных» товаров рассматривается как принадлежность к определенной «статусной» группе.

Не менее значимым является и другой фактор — средства массовой информации, насаждающие поведенческую модель, которая фактически представляет собой пропаганду коррупции, создавая и поддерживая представления о коррупции как о всемогущей и непобедимой системе.

Это стимулирует коррупционное поведение человека. И потому в сознании значительной части общества государственная служба предстает не как сфера «общественного служения», а исключительно как источник личного обогащения. Как следствие, российское общество в целом довольно равнодушно относится к коррупционной преступности. Отношение населения к проституции более негативно, чем к коррупции: 37 % опрошенных граждан оправдывают существование взяточничества и лишь 25 % оправдывают проституцию^[107].

Некоторые эксперты указывают также, что среди факторов коррупции значительную роль могут играть определенные этнокультурные традиции и обычаи, пережитки, которые в определенной степени программируют поведение личности. Так, в некоторых южных регионах России коррупция не просто имеет место, «а ею пропитано все общество на различных уровнях; методы коррупционного характера не просто предпочтительны при реализации каких-либо задач, а необходимы, ибо в ином случае зачастую сопряжены с невероятными трудностями»^[108].

В подобных условиях даже порядочные, не коррумпированные государственные служащие, будучи связаны куначеско-патронажными обязательствами, порой не могут позволить себе проявить принципиальность. Таким образом, «коррупция становится составной частью национальной культуры, поэтому лица, использующие такие методы, могут быть удивлены, если им сказать, что то, что они делают, является бесчестным и неэтичным^[109].

Интересно, что подобные социально негативные традиции более распространены, по свидетельству многих исследователей, в России — в южных регионах, а в Европе — в южных странах. Возможно, отсутствие в культуре северных народов таких обычаев является одним из факторов самого низкого в мире уровня коррупции в скандинавских странах.

Все это свидетельствует о необходимости комплексного подхода к формированию антикоррупционного общественного и индивидуального сознания.

4. Правовые факторы.

Значимым фактором, повышающим интенсивность коррупционных проявлений, является несовершенство действующей правовой системы. Здесь можно отметить несколько аспектов:

1) в последние два десятилетия число законодательных актов, принимаемых органами государственной власти Российской Федерации, нарастает лавинообразно. Такое «упоение» законотворчеством приводит к снижению его качества. «Тщательно отработанный текст акта служит важнейшим условием и характеристикой его высокого качества, облегчает правильное понимание содержания норм и предусмотренных ими юридических действий. И, напротив, путаные тексты, неюридический язык, игнорирование правил составления и согласования проектов, противоречия в использовании юридических понятий резко снижают эффективность правовой системы.

Не менее важна содержательная сторона вопроса, когда закон и иной правовой акт призваны реально формировать устойчивый правовой порядок и способствовать решению различных социальных задач»^[110]. В противном случае, когда принимаемые акты недостаточно проработаны, они могут привести к ухудшению ситуации, которую призваны разрешить. Так, например, по мнению ряда ученых, тот факт, что в сознании граждан бытовая коррупция чаще всего представляется обыденной нормой общественных отношений, обусловлен, в частности, нормами ст. 575 Гражданского кодекса Российской Федерации, которые фактически легализуют получение подарков работниками образовательных и медицинских учреждений, разрешая принимать подарки, стоимость которых не превышает 3000 рублей. Таким образом, стоимость подарка служит квалифицирующим признаком для наступления уголовной ответственности. Такая позиция представляется ошибочной^[111], поскольку различие между подарком и взяткой состоит не в стоимости передаваемого имущества, а в мотивах и целях совершения таких действий. Поэтому при оценке коррупционных деяний следует исходить из причинно-следственной связи между получением материальной выгоды (в том числе получение подарков стоимостью меньше 3000 руб.) и совершением определенных действий в пользу взяткодателя. «Взятка, независимо от ее размера, не является ни обычным подарком, ни подарком вообще. Незначительный размер взятки не должен исключать ответственности за взяточничество»^[112].

2) способствуют бюрократизму, произволу чиновников и коррупционной преступности, с одной стороны, и затрудняют эффективную деятельность по противодействию этим явлениям — с другой, существующие в законодательстве пробелы, коллизии и противоречия между нормативными правовыми, в т. ч. и между законодательными, актами, регулирующими сходный круг отношений, отсутствие должной регламентации многих вопросов, а иногда, напротив, избыточная регламентация. «Переход к нормам рыночной экономики создал множество «белых пятен» в законодательной сфере… Быстрая, по историческим масштабам, смена всего корпуса законодательной базы в экономике привела к законодательной чересполосице. Даже сегодня, через 18 лет после начала этих изменений, законодательная база в сфере экономики все еще находится в стадии становления. До сегодняшнего дня в ряде случаев в экономических отношениях наряду с новыми нормативно-правовыми актами все еще действуют нормы советского времени»^[113]. Крайне негативное влияние на криминогенные процессы оказывает нестабильность законодательства. Отсутствие эффективного механизма реализации ряда нормативных актов антикоррупционной направленности, их декларативный характер приводит к аномии, бездействию закона. Например, процессуальная независимость следователей и лиц, проводящих дознание, в современных условиях реально является достаточно призрачной.

3) значимую роль играет несогласованность и непоследовательность и проводимых в Российской Федерации реформ. Так, например, в некоторых случаях реформы ограничиваются разработкой и принятием федеральных законов и постановлений Правительства Российской Федерации, тогда как анализу и контролю их практической реализации государством должного внимания не уделяется. В результате создание необходимой нормативно-правовой базы сочетается с неэффективной правоприменительной практикой в реформируемых сферах, связанной в том числе с несовершенством существующих властных, регулятивных и других общественных институтов и структурными деформациями.

5. Организационные факторы.

Недостаточно эффективная организация контроля деятельности государственных служащих, чрезмерная закрытость и иногда необоснованная корпоративная солидарность большинства государственных органов, недостаток гласности и прозрачности в их деятельности, слабость внутреннего, ведомственного контроля создают благоприятную почву для коррупционной преступности. Следует отметить, что подобные условия имеют как объективную природу, вызванную определенным несовершенством механизма государственного управления, так и субъективную — значительное число государственных служащих подобное положение вполне устраивает. Отсутствие четкого и общедоступного регламента исполнения функций позволяет многим чиновникам интерпретировать порядок осуществления своей деятельности, исходя из своих интересов. Обилие проверяющих (лицензирующих) предпринимательскую деятельность органов и, как следствие, многочисленные инструкции и нормативные акты, регламентирующие их деятельность, также создают почву для коррупции. Необходимо гармонично сочетать целесообразный контроль бизнеса со стороны государства с ограничением избыточного вмешательства государственных органов в экономическую сферу.

В другую группу организационных факторов коррупционной преступности входят: плохое взаимодействие правоохранительных органов, противоречия в компетенции органов, осуществляющих борьбу с преступностью, несоответствие системы мер борьбы с преступностью целям такой борьбы, перегрузка системы уголовной юстиции, низкий уровень профессионализма в системе правоохранительных органов, недостаточное материально-техническое обеспечение органов, осуществляющих борьбу с преступностью. Такая разрозненность и разобщенность правоохранительных органов способствует распространению коррупционной преступности, направленной на достижение выгоды любым путем.

Также одним из факторов, препятствующих эффективной борьбе с коррупционной преступностью, является крайне сложная процедура привлечения к уголовной ответственности совершивших преступления должностных лиц, наделенных правовым иммунитетом.

В Послании Федеральному Собранию Российской Федерации Президент страны Д.А. Медведев, отмечая масштабы коррупции, подчеркнул, что «одними «посадками» проблему не решить. Но сажать надо»^[114].

Представляется, что «высокая доходность» «преступного бизнеса» в совокупности с относительно низким риском быть выявленным и осужденным за рассматриваемый вид преступления (а в случае осуждения — возможности получения условного срока лишения свободы) позволяет коррупционерам «высшего эшелона» продолжать свой незаконный вид деятельности и в дальнейшем способствует усилению негативных тенденций коррупционной преступности.

6. Кадровые факторы.

Недостатки в подборе и профессиональной подготовке кадров государственных служащих и, как следствие, их низкий профессионализм и некомпетентность способствуют распространению коррупционной преступности.

Представляет интерес то обстоятельство, что 91 %, опрошенных сотрудников правоохранительных органов России дали низкую оценку профессиональной подготовке своих коллег^[115]. И потому Федеральный закон от 7 февраля 2021 г. № 3-ФЗ «О полиции» (ред. от 1 июля 2021 г.)^[116], в целях в т. ч. и противодействия коррупции в органах внутренних дел, установил четкие критерии приема на службу в полицию, которая осуществляется в соответствии с российским законодательством, регламентирующим порядок прохождения службы в органах внутренних дел. Согласно ст. 35 указанного Федерального закона на службу в полицию имеют право поступать граждане России не моложе 18 лет и не старше 35 лет, имеющие образование не ниже среднего (полного) общего, «способные по своим личным и деловым качествам, физической подготовке и состоянию здоровья выполнять служебные обязанности сотрудника полиции» (п. 1 ст. 35).

Существенно и то, что граждане Российской Федерации, поступающие на службу в полицию, должны проходить психофизиологические исследования, тестирование на алкогольную, наркотическую и иную токсическую зависимость в установленном порядке.

На поступающего на службу в полицию гражданина Российской Федерации оформляется личное поручительство, которое состоит в письменном обязательстве сотрудника органов внутренних дел, имеющего стаж службы не менее 3-х лет, о том, что он поручается за соблюдение указанным гражданином ограничений и запретов, установленных для сотрудников полиции Законом о полиции и другими федеральными законами. Порядок оформления личного поручительства определяется Министерством внутренних дел РФ. Кстати, если рекомендованный полицейский совершит проступок или иное правонарушение — служебное расследование коснется и его поручителя.

В целях проверки уровня подготовки гражданина, поступающего на определенную должность, и соответствия его этой должности такому претенденту устанавливается испытательный срок от 3 до 6 месяцев. На период испытания указанный гражданин назначается на соответствующую должность стажером, на которого в период стажировки распространяется действие трудового законодательства Российской Федерации. При этом срок испытания засчитывается в стаж работы в полиции.

Таким образом, реформа органов внутренних дел, а именно милиции, с принятием Федерального закона «О полиции» создала основы предотвращения коррупции в их рядах.

Вместе с тем среди факторов должностной преступности следует отметить и социальную незащищенность государственных служащих, хотя, по нашему мнению, этот фактор не является решающим. Как отмечают специалисты, «прямая причинно-следственная связь между уровнем оплаты труда государственных служащих и вероятностью коррупции отсутствует»^[117]. Просто для подкупа низкооплачиваемых чиновников можно тратить меньше денег, а подкуп высокооплачиваемых должностных лиц обойдется дороже.

§ 3. Деликтологическая характеристика коррупции

Проявления коррупции распространены в формах уголовного преступления, административного правонарушения, гражданско-правового деликта, а также дисциплинарного проступка. Но при этом ни Уголовный кодекс России, ни Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях не содержат самостоятельного состава соответственно преступления и административного правонарушения в виде коррупции. Так, например, на основании норм УК РФ специалистами предлагается несколько вариантов перечней коррупционных преступлений, от достаточно кратких до весьма обширных, включающих свыше 70 различных статей Кодекса. Это вызывает определенные затруднения у правоприменительных органов, а также приводит к существенным трудностям при криминологическом анализе коррупционной преступности и тенденций ее развития и не позволяет получить объективную статистическую картину состояния коррупции в стране. В результате даже руководители правоохранительных ведомств на заседании Совета по противодействию коррупции при Президенте Российской Федерации 13 января 2021 г. были вынуждены оперировать различными статистическими данными. Так, Генеральный прокурор Российской Федерации приводит данные о 8 600 уголовных дел о преступлениях коррупционной направленности, направленных прокурорами в суд; Министр внутренних дел Российской Федерации говорит о 37 тыс. преступлений, совершенных против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления (не все из них являются коррупционными, в то же время некоторые преступления коррупционной направленности не входят в это число); а Председатель Следственного комитета Российской Федерации — об 11 тыс. возбужденных уголовных дел по факту преступлений коррупционной направленности за 9 месяцев 2021 г.^[118]

Тем не менее данные официальной статистики позволяют сделать определенные выводы о состоянии коррупции и ее структуре^[119].

Так, в структуре преступлений коррупционной направленности доминируют мошенничество, совершенное с использованием служебного положения (ч. 3, 4 ст. 159 УК РФ) — 23,1 % от всех выявленных коррупционных преступлений, служебный подлог (ст. 292 УК РФ) — 24,3 %, присвоение или растрата, совершенные с использованием служебного положения (ч. 3, 4 ст. 160 УК РФ) — 17,2 %, получение взятки (ст. 290 УК РФ) — 9,9 %, злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ) — 6,1 % (рис. 1).

В настоящее время единственным нормативным актом, определяющим перечень коррупционных преступлений, является совместное Указание Генпрокуратуры Российской Федерации № 187/86 и МВД России № 2, в котором прямо упоминается 39 статей УК РФ, но при определенных условиях к коррупционным деяниям могут быть отнесены преступления, предусмотренные иными статьями Кодекса.

Согласно указанному перечню к преступлениям коррупционной направленности при любых условиях относятся преступления, предусмотренные следующими статьями УК РФ:

Рисунок 1. Структура коррупционной преступности в 2021 г.

ст. 141¹ (Нарушение порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума);

ст. 184 (Подкуп участников и организаторов профессиональных спортивных соревнований и зрелищных коммерческих конкурсов);

ст. 204 (Коммерческий подкуп);

ст. 289 (Незаконное участие в предпринимательской деятельности);

ст. 290 (Получение взятки);

ст. 291 (Дача взятки).

Также в данном перечне приведены преступления, которые могут быть отнесены к коррупционным при наличии определенных условий.

Так, при наличии в статистической карточке основного преступления отметки о его коррупционной направленности к коррупционным относятся и преступления, предусмотренные:

ст. 174 (Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем);

ст. 174¹ (Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления);

ст. 175 (Приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем);

ч. 3 ст. 210 (Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)).

Преступления, относящиеся к перечню в соответствии с международными актами при наличии коррупционной направленности, предусмотрены:

ст. 294 (Воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования);

ст. 295 (Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование);

ст. 296 (Угроза или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования);

ст. 302 (Принуждение к даче показаний);

ст. 307 (Заведомо ложные показание, заключение эксперта, специалиста или неправильный перевод);

ст. 309 (Подкуп или принуждение к даче показаний или уклонению от дачи показаний либо к неправильному переводу).

Преступления, относящиеся к перечню коррупционных при условии, что они совершены из корыстных мотивов:

п. «а», «б» ч. 2 ст. 141 (Воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий — соединенные с подкупом, обманом, принуждением, применением насилия либо с угрозой его применения; совершенные лицом с использованием своего служебного положения);

ч. 2 ст. 142 (Фальсификация избирательных документов, документов референдума — соединенная с подкупом);

ст. 170 (Регистрация незаконных сделок с землей);

ст. 201 (Злоупотребление полномочиями);

ст. 202 (Злоупотребление полномочиями частными нотариусами и аудиторами);

ст. 285 (Злоупотребление должностными полномочиями);

ст. 285¹ (Нецелевое расходование бюджетных средств);

ст. 285² (Нецелевое расходование средств государственных внебюджетных фондов);

ст. 285³ (Внесение в единые государственные реестры заведомо недостоверных сведений);

ст. 286 (Превышение должностных полномочий — за исключением п. «а», «б» ч. 3);

ст. 292 (Служебный подлог);

ст. 305 (Вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта).

Преступления, относящиеся к перечню коррупционных при условии, что они совершены должностным лицом, государственным служащим и служащим органов местного самоуправления, а также лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации:

п. «в» ч. 3 ст. 226 (Хищение либо вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств);

ч. 2 ст. 228² (Нарушение правил оборота наркотических средств или психотропных веществ);

п. «в» ч. 2 ст. 229 (Хищение либо вымогательство наркотических средств или психотропных веществ).

Преступления, относящиеся к перечню в тех случаях, когда они совершены должностным лицом, государственным служащим и служащим органов местного самоуправления, а также лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации и с корыстным мотивом:

ч. 3, 4 ст. 183 (Незаконные получение и разглашение сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну — причинившие крупный ущерб или повлекшие тяжкие последствия);

п. «б» ч. 3 ст. 228¹ (Незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов).

Преступления, относящиеся к перечню при условии, что они совершены должностным лицом, государственным служащим и служащим органов местного самоуправления, а также лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации с использованием своего служебного положения:

ч. 3, 4 ст. 159 (Мошенничество — совершенное лицом с использованием своего служебного положения; организованной группой);

ч. 3, 4 ст. 160 (Присвоение или растрата — совершенные лицом с использованием своего служебного положения, организованной группой).

Преступления, относящиеся к перечню, если они связаны с подготовкой, в том числе мнимой, условий для получения должностным лицом, государственным служащим и служащим органов местного самоуправления, а также лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества, незаконного представления такой выгоды:

ст. 159 (Мошенничество);

ст. 169 (Воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности);

ст. 178 (Недопущение, ограничение или устранение конкуренции);

ст. 179 (Принуждение к совершению сделки или к отказу от ее совершения).

Отличительным признаком, отражающим коррупционную направленность преступлений, является незаконное использование лицом своего должностного положения и связанных с ним полномочий вопреки законным интересам общества и государства в целях получения имущественной выгоды для себя или для третьих лиц. В диспозициях некоторых статей УК РФ прямо указано на использование своего служебного положения именно должностным лицом (например, ст. 170).

Наиболее распространенными среди преступлений коррупционной направленности являются преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления (гл. 30 УК РФ).

В диспозициях ст. 201, ч. 3 ст. 204 УК РФ указан конкретный вид специального субъекта преступления (лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации).

Остальные составы преступлений отнесены к числу деяний коррупционной направленности как совершенные лицом с использованием своего служебного положения (например, ч. 3 ст. 159 УК РФ).

Уголовно-правовое понятие представителя власти дано в примечании к ст. 318 УК РФ «Применение насилия в отношении представителя власти». Это понятие является единым для преступлений, предусмотренных всеми статьями УК РФ, субъектом которых является представитель власти. По смыслу этого примечания представителем власти признается не только должностное лицо правоохранительного или контролирующего органа, но и иное должностное лицо, наделенное в установленном законом порядке распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от него в служебной зависимости.

В соответствии с разъяснением, содержащимся в п. 2 постановления Пленума Верховного суда РФ от 10.02.2000 № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе», к представителям власти следует относить лиц, осуществляющих законодательную, исполнительную или судебную власть, а также работников государственных, надзорных или контролирующих органов, наделенных в установленном законом порядке распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от них в служебной зависимости, либо правом принимать решения, обязательные для исполнения гражданами, а также организациями независимо от их ведомственной подчиненности. Такими лицами являются, например, члены Совета Федерации, депутаты Государственной Думы, депутаты законодательных органов государственной власти субъектов Российской Федерации, члены Правительства Российской Федерации и органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, судьи федеральных судов и мировые судьи, наделенные соответствующими полномочиями работники прокуратуры, налоговых, таможенных органов, органов МВД России и ФСБ России, государственные инспекторы и контролеры, военнослужащие при выполнении возложенных на них обязанностей по охране общественного порядка, обеспечению безопасности и при осуществлении иных функций (для чего военнослужащие тоже наделяются распорядительными полномочиями).

При квалификации преступлений против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления следует исходить из того, что объектом уголовно-правовой охраны является лишь законная деятельность должностных лиц, постоянно, временно или по специальному полномочию: 1) осуществляющих функции представителя власти либо 2) выполняющих организационно-распорядительные, административно-хозяйственные функции в государственных органах, органах местного самоуправления, государственных корпорациях, а также в Вооруженных силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации.

Особенностью названных преступлений с объективной стороны является то, что они могут совершаться путем использования лицом имеющихся у него служебных полномочий или в связи с занимаемой им должностью.

При квалификации данной категории преступлений следует исходить из общей характеристики признаков всех элементов составов этих преступлений.

Обязательным признаком объективной стороны большинства рассматриваемых составов преступлений, предусмотренных гл. 30 УК РФ, являются активные действия (ст. 285¹, 285², 285³, 288, 289, 290, 292). Бездействие характерно для объективной стороны преступления, предусмотренного ст. 287 УК РФ.

В некоторых же составах преступлений объективная сторона содержит указание на возможность ее исполнения как путем совершения действия, так и путем бездействия (например, ст. 285, 286 УК РФ).

Юридические признаки конкретных общественно опасных деяний должны быть тождественны (полностью совпадать) признакам объективной стороны состава преступления, предусмотренного нормой УК РФ (диспозицией статьи с учетом конкретного пункта и части статьи Особенной части или только по конкретной статье Особенной части УК РФ, а также с учетом норм Общей части УК РФ в случае необходимости, например, ст. 30, 33 и др.).

Рассматривая деликтологическую характеристику коррупции в Российской Федерации, следует отметить, что к преступлениям коррупционной направленности относятся лишь противоправные общественно опасные деяния, предусмотренные уголовным законодательством. Ответственность за менее опасные противоправные деяния установлена Кодексом об административных правонарушениях и некоторыми иными законами.

Следует отметить, что становление административной ответственности за коррупционные правонарушения имеет достаточно противоречивый характер. Долгое время ее потенциал для борьбы с коррупционными правонарушениями практически не использовался. В настоящее время наблюдается противоположная тенденция.

Общей частью Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (ст. 2.4) закрепляется административная ответственность должностных лиц, в том числе выполняющих организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в государственных органах, органах местного самоуправления, государственных и муниципальных организациях, а также в Вооруженных силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации. Тем самым создается реальная возможность реального использования административной ответственности для борьбы с проявлениями коррупции.

К административным правонарушениям, обладающим коррупционной составляющей, относятся не являющиеся преступлениями правонарушения, запрещенные следующими статьями Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях:

— ст. 5.19 (Использование незаконной материальной поддержки при финансировании избирательной кампании, кампании референдума);

— ст. 5.20 (Незаконное финансирование избирательной кампании, кампании референдума, оказание запрещенной законом материальной поддержки, связанные с проведением выборов, референдума выполнение работ, оказание услуг, реализация товаров бесплатно или по необоснованно заниженным (завышенным) расценкам);

— ст. 7.27 (Мелкое хищение (в части присвоения или растраты));

— ст. 7.31 (Предоставление, опубликование или размещение недостоверной информации о размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для нужд заказчиков, а также направление недостоверных сведений, внесение их в реестр контрактов, заключенных по итогам размещения заказов, реестр недобросовестных поставщиков);

— ст. 7.31.1 (Нарушение сроков возврата денежных средств, порядка и (или) сроков блокирования операций по счету участника размещения заказа, порядка ведения реестра участников размещения заказа, правил документооборота при проведении открытого аукциона в электронной форме, разглашение оператором электронной площадки, должностным лицом оператора электронной площадки сведений об участнике размещения заказа до подведения результатов открытого аукциона в электронной форме);

— ст. 7.32 (Нарушение условий контракта на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для нужд заказчиков в соответствии с законодательством Российской Федерации о размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд);

— ст. 15.14 (Нецелевое использование бюджетных средств и средств государственных внебюджетных фондов);

— ст. 15.21 (Неправомерное использование инсайдерской информации);

— ст. 19.6.1 (Несоблюдение должностными лицами органов государственного контроля (надзора) требований законодательства о государственном контроле (надзоре));

— ст. 19.28 (Незаконное вознаграждение от имени юридического лица);

— ст. 19.29 (Незаконное привлечение к трудовой деятельности государственного служащего (бывшего государственного служащего)).

К иным административным правонарушениям, обладающим признаками коррупции, относятся запрещенные статьями КоАП и содержащие в качестве самого деяния либо квалифицирующего признака указание на использование лицом своего служебного положения либо должностных полномочий.

Не менее значимой проблемой представляется и раскрытие в российском законодательстве перечня дисциплинарных проступков, которые могут рассматриваться как коррупционные.

Под дисциплинарным проступком коррупционной направленности подразумевается такой вид правонарушения, как использование государственным или муниципальным служащим либо служащим коммерческой или иной негосударственной организации своего статуса для получения преимуществ вопреки интересам государства, общества, граждан или организаций с нарушением (или без такового) нормативно установленного порядка несения соответствующей службы, за которое предусмотрено дисциплинарное взыскание. Например, Закон № 79-ФЗ предусматривает в качестве оснований прекращения служебного контракта с государственным гражданским служащим несоблюдение ограничений, нарушение запретов и неисполнение обязанностей, установленных Федеральным законом «О противодействии коррупции».

Таким образом, коррупционные правонарушения неуголовного характера посягают на правоотношения, имеющие профилактический по отношению к коррупции характер. Нарушаются правовые нормы, введенные специально для предупреждения коррупционных проявлений в органах государственной власти и местного самоуправления.

Необходимо подчеркнуть — с 1 января 2021 года в соответствии с п. 9 ст. 20 Федерального закона от 28 декабря 2021 г. № 404-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием деятельности органов предварительного следствия»^[120]составы, связанные со взяточничеством, злоупотреблением должностными полномочиями (ст. 285), превышением должностных полномочий (ст. 286), незаконным участием в предпринимательской деятельности (ст. 289), служебным подлогом (ст. 292), привлечением заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299), незаконным освобождением от уголовной ответственности (ст. 300), преступления против интересов службы в коммерческих и других организациях (ст. 201–204) и целый ряд иных преступлений, в том числе в сфере компьютерной информации — неправомерный доступ к компьютерной информации лицом с использованием своего служебного положения (ч. 2 ст. 272), будут исключены из компетенции следователей органов внутренних дел и отнесены к исключительной подследственности следователей Следственного комитета Российской Федерации. Однако их выявление и пресечение останется в компетенции полиции.

Также следует отметить инициативу Президента Российской Федерации Д.А. Медведева о внесении изменений в УК и КоАП в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия коррупции^[121]. Указанным законодательным актом Уголовный кодекс Российской Федерации дополняется положениями, в соответствии с которыми за коммерческий подкуп, дачу взятки, получение взятки и посредничество во взяточничестве устанавливаются штрафы до стократной суммы коммерческого подкупа или взятки, но не более пятисот миллионов рублей. В целях дифференциации ответственности предусматриваются четыре вида взятки, а посредничество во взяточничестве вводится в качестве отдельного самостоятельного состава преступления.

Изменения коснулись также и Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях. За незаконные передачу, предложение или обещание от имени или в интересах юридического лица иностранному должностному лицу либо должностному лицу публичной международной организации денег, ценных бумаг, иного имущества, оказание ему услуг имущественного характера, передачу иных имущественных прав за совершение в интересах данного юридического лица должностным лицом, лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, иностранным должностным лицом либо должностным лицом публичной международной организации действия (бездействия), связанного с занимаемым им служебным положением, на юридических лиц налагается штраф. Также вводится институт правовой помощи по делам об административных правонарушениях.

Подводя итог проведенному анализу, необходимо отметить следующее.

Еще несколько лет тому назад, вопрос об усилении ответственности за коррупционные преступления не был таким острым. Однако время показывает, что наиболее действенным механизмом по противодействию коррупции является ужесточение уголовно-правовых мер воздействия в отношении должностных лиц — взяточников, коррупционеров, осуществляющих правоохранительную деятельность вопреки нарушению прав граждан, интересов службы в таких органах. Об этом же свидетельствуют и результаты социологических опросов.

В ходе массового социологического опроса населения^[122]были выявлены меры антикоррупционной политики, которые нашли наибольшее одобрение у россиян. Так, наиболее эффективными мерами, по мнению опрошенных, являются (допускалось указывать не более 3 вариантов ответов):

— усиление борьбы с коррупцией в правоохранительных органах — 62 % респондентов;

— ужесточение уголовных наказаний, вплоть до введения смертной казни за коррупцию и другие экономические преступления — 43 %;

— применение конфискации имущества не только самих коррупционеров, но и членов их семей — 43 %;

— совершенствование законодательной базы — 35 %;

— сокращение государственного аппарата — 26 %;

— усиление контроля за деятельностью чиновничества со стороны общества и демократических институтов (СМИ, общественные организации, политические партии) — 22 %;

— наделение правоохранительных органов дополнительными полномочиями и средствами — 10 %;

— поощрение, в том числе материально, добровольных информаторов о фактах коррупции — 9 %;

— легализация наименее социально опасных видов коррупции («чаевые», подарки врачам и учителям и др.) — 7 % опрошенных.

Для интерпретации полученных результатов указанные меры антикоррупционной политики были сгруппированы в два блока:

— силовые меры, основанные на применении традиционных для России административных подходов, — ужесточении наказаний и выделении дополнительных ресурсов (их суммарный рейтинг 96 %);

— социально-экономические меры, основанные на применении ранее не типичных в нашей стране мер небюрократического, демократического контроля (их суммарный рейтинг 161 %).

Можно констатировать, что россияне большее предпочтение отдают социально-экономическим мерам, чем чисто силовым. Это совпадает с мнением ученых, убежденных, что силовые меры сами по себе хотя и тормозят развитие коррупции (как это было, например, в сталинские времена), но дают относительно слабый и, самое главное, неустойчивый эффект.

При этом следует учитывать особенности и специфику деятельности представителей правоохранительных органов, их авторитет во власти.

Чтобы избежать неопределенности в вопросе отнесения правонарушений к числу коррупционных, необходимо раскрыть понятие таких правонарушений в нормативном правовом акте, обладающем большей юридической силой, чем совместное указание (или приказы) Генеральной прокуратуры и МВД России. Так, например, исчерпывающий перечень коррупционных преступлений предпочтительнее всего дать в Уголовном кодексе Российской Федерации. В этих целях целесообразно выделить в действующем УК РФ отдельную главу, предусматривающую ответственность за коррупционные деяния (как это сделано в УК Республики Казахстан). Либо общую часть УК РФ дополнить новой главой, в которой изложить базовые понятия, раскрываемые в примечаниях к отдельным статьям уголовного кодекса, но используемые и в других статьях, например: пытка (примечание к ст. 117), жилище (примечание к ст. 139), хищение (примечание к ст. 158), преступления экстремистской направленности (примечание к ст. 282¹), должностное лицо (примечание к ст. 285), представитель власти (примечание к ст. 318) и др. В одной из статей этой главы можно дать понятие и перечень коррупционных преступлений.

Детальному реформированию следует подвергнуть главу 31 Уголовного кодекса Российской Федерации, предусматривающую ответственность за преступления против правосудия, с учетом, во-первых, изменений и дополнений уголовно-процессуального законодательства, повышения значения уголовно-правовой охраны в сфере отношений государственной власти, государственной службы, службы в органах местного самоуправления (глава 30 УК РФ), а во-вторых, с учетом усиления ответственности за преступления коррупционного характера. Именно в этом направлении должно развиваться уголовное законодательство. В то же время такое «модное» в настоящее время направление по либерализации уголовного законодательства, касающейся проблем противодействия коррупции, является преждевременным и в определенной степени опасным.

Наиболее эффективной мерой уголовно-правового противодействия коррупции представляется криминализация коррупционных преступлений. Необходимость криминализации деяний коррупционной направленности назрела давно. Уголовный закон в настоящее время отстает и не отвечает требованиям современности и применения его на практике. Основная причина создавшегося положения заключается в запаздывании принятия новых норм, дополнения уже действующих с целью повышения их эффективности и качества, то есть отражающих основную цель уголовного закона — предупреждение преступлений коррупционного характера.

Корректировка уголовной политики в направлении усиления уголовной ответственности за коррупционные преступления, в том числе и за преступления, совершаемые в правоохранительной системе, в настоящее время крайне необходима и своевременна.

Наряду с другими ключевыми решениями по проблемам противодействия коррупции необходимо:

— усовершенствование видов уголовных наказаний, повышение их определенности и суровости за все виды коррупционных преступлений;

— повышение эффективности уголовного закона по противодействию коррупции, организованной преступности, теневой экономике;

— совершенствование уголовного законодательства об ответственности за коррупционные преступления должно проводиться на концептуальной основе, затрагивающей различные сферы общественных отношений (экономическую, государственновластную, защиту граждан и иное);

— приведение в соответствие понятий «взяточничество», «подкуп» и иных коррупционных признаков, указанных в федеральных законах, международных актах с их определением в уголовно-правовом значении. В частности, в Уголовном кодексе РФ следует предусмотреть норму общего характера, в которой сформулировать определение «коррупционного преступления» (например, по типу ст. 331 Главы 33 УК РФ, предусматривающей ответственность за преступления против военной службы);

— проведение тщательного, без изъятий, анализа судебной практики о выявляемых за последние годы фактах совершения коррупционных преступлений, в том числе совершаемых в сфере правоохранительной деятельности, а также количестве виновных, привлекаемых к ответственности за такие преступления, фактах отказа в возбуждении уголовных дел такой категории (с учетом лиц, занимающих служебное положение различного уровня), а также латентности такой преступности и другое, с целью определения стратегии усиления борьбы с коррупционными преступлениями;

— незамедлительное принятие решения о совершенствовании уголовного закона по определению четкого круга (видов) коррупционных преступлений (должностных, экономических, против правосудия и другое);

— проведение жесткой ревизии действующих уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за коррупционные преступления, с целью выявления их неэффективности. С этой целью предлагается усилить уголовную ответственность за такие преступления, например посредством включения в их составы дополнительных квалифицирующих признаков, отражающих коррупционность действий виновных;

— ужесточение уголовной ответственности за коррупционные преступления, совершаемые в соучастии (организованной группой, преступным сообществом и т. д.), а также за экономические преступления (в частности, в сфере таможенного, налогового законодательства, финансовой системы и другое), сопряженные со взяточничеством (подкупом), вымогательством взятки. С этой целью усилить карательный акцент на общественно опасные деяния, совершаемые из корыстных побуждений либо иной личной заинтересованности;

— обобщение опыта зарубежных стран (особенно стран с низким уровнем коррупции) об ответственности за преступления коррупционной направленности, разумное его внедрение в отечественное уголовное законодательство.

Все вышеизложенное должно быть сведено к одной из основных целей уголовного закона — предупреждению преступности, в данном случае, коррупционной.