Фольклор : реферат : культура и искусство
Ю. Соколов
Фольклор
— художественное творчество широких народных масс, преимущественно
устно-поэтическое творчество. Термин впервые был введен в научный обиход в 1846
английским ученым Вильямом Томсом.
В
буквальном переводе Folk-lore означает: народная мудрость, народное знание.
Этим термином сначала обозначали только самый предмет науки, но иногда стали им
называть и научную дисциплину, этот материал изучающую; однако последнюю
правильнее называть фольклористикой.
Помимо
термина «фольклор» в научном обиходе разных стран встречаются и другие термины:
немецкий — Volkskunde, в более узком значении слова — Volksdichtung;
французский — Traditions populaires. В XIX в. у нас господствовал несколько
расширительно толковавшийся термин «народная словесность» или «народная
поэзия».
Художественное
и историческое значение Ф. было глубоко раскрыто А. М. Горьким, высказывания
которого имеют руководящее значение в разработке основных проблем
фольклористики. В своем докладе на Первом съезде советских писателей Горький
говорил:
«Я
снова обращаю ваше внимание, товарищи, на тот факт, что наиболее глубокие и
яркие, художественно совершенные типы героев созданы фольклором, устным
творчеством трудового народа. Совершенство таких образов, как Геркулес,
Прометей, Микула Селянинович, Святогор, далее — доктор Фауст, Василиса
Премудрая, иронический удачник Иван-дурак и, наконец, — Петрушка, побеждающий
доктора, попа, полицейского, чорта и даже смерть, — все это образы, в создании
которых гармонически сочетались рацио и интуицио, мысль и чувство. Такое
сочетание возможно лишь при непосредственном участии создателя в работе
творчества действительности, в борьбе за обновление жизни» (М. Горький,
Советская литература, доклад на I Всесоюзном съезде советских писателей, М.,
1935, стр. 12).
Ф.
— поэтическое творчество, вырастающее на основе трудовой деятельности
человечества, отразившее в себе опыт тысячелетий. Ф., будучи древнее письменной
литературы и передаваясь из уст в уста, из поколения в поколение, является
ценнейшим источником для познания истории каждого народа, на какой бы ступени
общественного развития он ни стоял. На том же съезде писателей А. М. Горький
обратился к писателям Кавказа и Средней Азии: «Начало искусства слова — в фольклоре.
Собирайте ваш фольклор, учитесь на нем, обрабатывайте его. Он очень много дает
материала и вам, и нам, поэтам и прозаикам Союза. Чем лучше мы будем знать
прошлое, тем легче, тем более глубоко и радостно поймем великое значение
творимого нами настоящего». М. Горький подчеркивает в Ф. его трудовое и
коллективное начало, материалистическую и реалистическую его основу, его
художественную мощь. Выделяя специфические черты, присущие устной народной
поэзии, М. Горький в то же время не противопоставляет Ф. письменную
художественную литературу как обособленные друг от друга явления. В народном
творчестве он видит ту глубокую и плодотворную почву, на которую опирались в
сущности все величайшие произведения литературы.
Ф.
поэтический нельзя рассматривать изолированно от других проявлений духовной
культуры. Устная народная поэзия тесно связана с областями народного
сценического искусства (мимика, жест, драматическое действо — при исполнении не
только так наз. «народной драмы» и драматизированных обрядов — свадебных,
похоронных, земледельческих, хороводов и игр, но и при сказывании былин,
сказок, при исполнении песен), хореографического искусства (народные танцы,
пляски, хороводы), музыкального и вокального искусства. Следовательно,
фольклористика включает некоторые разделы таких дисциплин, как театроведение,
хореография, музыковедение (раздел его, называемый «музыкальной этнографией»
или «музыкальным Ф.»). Вместе с тем Ф. не может быть изучаем без помощи
лингвистики, без изучения того диалекта, говора, на котором создаются данные
устно-поэтические произведения. Однако фольклористика есть прежде всего часть
литературоведения, а Ф. есть часть словесного искусства. Ф., как и письменная
художественная литература, является словесно образным познанием, отражением
общественной действительности. Но создание Ф. народными массами, условия
бытования Ф., характер художественного творчества в докапиталистическую пору,
когда сложилась значительная часть дошедшего до нас старого Ф., определили
известные особенности Ф. по сравнению с письменной художественной литературой.
Коллективное начало в Ф., анонимность большинства фольклорных памятников,
значительная роль традиции в Ф. — все это откладывает свой отпечаток на Ф. и
обусловливает известные особенности его изучения.
Фольклористика
как наука существует с небольшим сто лет. Возникновение ее не как случайного и
любительского собирания устных поэтических материалов и их литературной
обработки (столь характерных явлений для Европы конца XVIII в., а для России в
первые десятилетия XIX в.), а как научного изучения Ф. относится к первому
десятилетию прошлого века. Зарождение фольклористики тесно связано с тем
широким направлением в области философии, науки и искусства начала XIX в., которое
получило название романтизма. В идеалистической романтической философии того
времени большой популярностью пользовалось утверждение, что история народа
определяется не волей отдельных личностей, но есть проявление его «духа»,
выражением которого являются и все области коллективного творчества, где творец
— сам народ (язык, мифология, Ф.).
Специальные
науки тоже отражали эти тенденции. Особенно ярко отразила их лингвистика того
времени; именно в то время зарождается сравнительное языкознание (см.
«Языкознание»).
В
издании первых романтических публикаций Ф. явно просвечивают
конкретно-политические цели. Для уяснения их стоит только принять во внимание,
что эти первые публикации совпадают по времени с наполеоновскими войнами. Таков
знаменитый сборник народных немецких песен, составленный поэтами Арнимом и Брентано,
«Des Knaben Wunderhorn» (3 Tle, Heidelberg, 1806—1808), «Die deutschen
Volksbücher» Гёрреса (Heidelberg, 1807) и наконец «Kinder und
Hausmärchen» братьев Гримм (2 Bde, B., 1812—1814).
Руководящую
роль в собственно научной разработке Ф. в эпоху романтизма играли братья
Вильгельм и Яков Гриммы (особенно Яков). В своих общих теоретических
рассуждениях и в работах по частным вопросам истории права, языка, литературы
фольклора Яков Гримм руководился, по его собственному признанию,
«патриотическими целями». При изучении фольклора Гримм пользовался тем же
сравнительным методом, каким руководился в работах по языку. Сходные явления в
Ф. европейских народов Яков Гримм и все его последователи объясняли
унаследованием общего поэтического богатства от единого «праиндоевропейского»
предка. Стремясь вскрыть наиболее древние черты в сказках и сказаниях, Гримм и
его последователи в произведениях устной поэзии главное внимание обращали на
остатки религиозных представлений; интерес к мифам особенно возрастает, когда последователями
Гримма выступают санскритологи (А. Кун, М. Мюллер), пытавшиеся найти истоки
европейского фольклора в ведийских гимнах и заклинаниях; отсюда и сама школа
Гримма получила в истории науки название школы «мифологической». С наибольшей
полнотой взгляды Гримма на природу устной поэзии и на историю ее развития с
древнейших времен изложены им в книге «Немецкая мифология» (1835). Взгляды
Гримма в дальнейшем были развиты в середине XIX в. в трудах его последователей
— немецких ученых Куна, Шварца, Маннгардта, английского ученого Макса Мюллера,
французского — Пикте и русских ученых Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева и О. Ф.
Миллера.
В
России, как и в Германии, «мифологическая» школа тоже была первым этапом в
развитии научной фольклористики. Как и в Германии, научным разысканиям
предшествовал период романтического собирания «народной поэзии» и использования
ее в художественных целях (фольклорные темы у Жуковского, Пушкина, раннего
Гоголя и др.). Страстное увлечение П. В. Киреевского собиранием народных песен
дало громадные результаты. Киреевский, как и другие представители
славянофильства, в своих увлечениях руководился настроениями, близкими к
немецкому националистическому романтизму. Киреевский и другие славянофилы были
не столько учеными, сколько преимущественно публицистами. В России первыми
подлинно учеными фольклористами были Ф. И. Буслаев и А. Н. Афанасьев. Объем и
характер деятельности Буслаева очень напоминает деятельность Якова Гримма. Он
был одновременно и языковедом, и историком национальной литературы и народной
словесности. Буслаев, в основном, приложил к русскому и вообще славянскому
материалу методологические приемы и теоретические установки мифологической
школы. Взгляды Буслаева на народную поэзию были изложены со всей отчетливостью
в его книгах: «Исторические очерки русской народной словесности и искусства» (2
тт., СПБ, 1861) и «Народная поэзия» (СПБ, 1887). Наиболее крайним и горячим
сторонником мифологической школы в России был А. Н. Афанасьев. Ему в
значительно большей степени, чем Буслаеву, были свойственны все те увлечения
лингвистическими и мифологическими сближениями, которые приводили к
фантастическим построениям многих европейских мифологов. Свои многочисленные
статьи по мифологии Афанасьев в систематизированном и обработанном виде объединил
в знаменитом трехтомном труде «Поэтические воззрения славян на природу» (М.,
1865—1869). Афанасьеву принадлежит также заслуга в составлении первого научного
сборника русских сказок «Народные русские сказки» (1-е изд. в 8 вып., М., с
1855—1863). Крупным представителем мифологической школы в России был также
Орест Федорович Миллер. В своей громадной по размерам книге
«Сравнительно-критические наблюдения над слоевым составом народного русского
эпоса. Илья Муромец и богатырство киевское» (СПБ, 1869) Орест Миллер применил к
толкованию русского былевого эпоса принципы мифологической школы, но с такой
прямолинейностью и отсутствием критического такта, что не только противники ее,
но даже сторонники должны были указать на чрезмерные увлечения автора. В духе мифологической
теории написаны и многие работы харьковского ученого А. А. Потебни, ряд своих
трудов посвятившего раскрытию конкретных поэтических образов в народных песнях.
С
изменением социально-экономической жизни в Европе к 60-м гг. XIX столетия, с
развитием промышленности, усилившейся экспансией европейского капитала, с
развертыванием колониальной политики европейских государств стали получать все
большее значение вопросы торгово-финансовой, политической и культурной связи с
внеевропейскими странами. Открылись новые миры, представлялась необходимость
дать объяснение вновь открытым фактам, в частности и в Ф. Напр. оказалось
совершенно невозможным объяснить сходство сюжетов в сказках разных народов
происхождением их от общего предка. Должна была появиться и новая попытка
объяснить это сходство. Такую попытку дал немецкий ученый Бенфей. В 1859 он
издал с немецким переводом сборник индусских рассказов «Панчатантра» (VI в. н.
э.), снабдив издание большим предисловием, которому суждено было стать
поворотным пунктом в развитии фольклористики. Бенфей указал на поразительное
сходство санскритских сказок с европейскими и со сказками других, неевропейских
народов. Сходство сюжетов, по мнению Бенфея, вызвано не родством народов, а
культурно-историческими связями между ними, заимствованием; отсюда названия
теории Бенфея — «теория сравнительная», «теория заимствования», «миграционная
теория», «теория странствующих сюжетов», «бродячих сюжетов».
Основным
резервуаром, откуда европейские народы черпали материалы для поэтического
творчества, по мнению представителей бенфеевской школы, являлась древняя Индия.
В
течение нескольких десятилетий эта теория пользовалась большим успехом. В
лагерь бенфеистов перешел и ряд сторонников мифологической школы, напр. Макс
Мюллер, в России — Буслаев, написавший яркий очерк в духе нового направления:
«Перехожие повести и рассказы» (сб. «Мои досуги», ч. II, М., 1886). Страстно, с
большими преувеличениями отстаивал бенфеевскую точку зрения известный
художественный критик В. В. Стасов в своей статье «Происхождение русских былин»
(«Вестник Европы», 1868, №№ 1—4, 6 и 7, перепеч. в т. III Собр. соч. Стасова,
СПБ, 1894).
В
духе теории заимствования в течение долгого времени работал и знаменитый
академик А. Н. Веселовский. Таков напр. его труд «Из истории литературного
общения Востока и Запада. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные
легенды о Морольфе и Мерлине» (СПБ, 1872). В духе той же школы заимствования
написал свою первую большую работу по русскому Ф. академик В. Ф. Миллер («Экскурсы
в область русского народного эпоса», М., 1892). В направлении этой же школы
работали А. И. Кирпичников («Опыт сравнительного изучения западного и русского
эпоса». Поэмы ломбардского цикла, М., 1873), академик И. Н. Жданов («К
литературной истории русской былевой поэзии», Киев, 1881, «Русский былевой
эпос», СПБ, 1895, и др.), М. Г. Халанский («Южнославянские сказания о кралевиче
Марке в связи с произведениями русского былевого эпоса», Варшава, 1893—1895),
А. М. Лобода («Русские былины о сватовстве», Киев, 1904) и мн. др.
Настойчиво,
но без должной методологической осторожности, отстаивал восточное происхождение
европейского героического и сказочного эпоса известный путешественник по Сибири
Г. Н. Потанин («Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе», М., 1899).
Несмотря
на огромное влияние теории заимствования на фольклористику всех стран, все же
постепенно обнаруживались и слабые ее стороны: поверхностное, недостаточно
осторожное пользование приемами сравнения сюжетов и склонность говорить о заимствовании
лишь на основе общего сюжетного сходства в легендах, сказках, былинах. При этом
упускалось из виду, что суть дела не в сюжетной схеме только, а в
художественном произведении, взятом в целом, со всеми особенностями его
идеологии и художественной формы.
Некоторые
исследователи, например французский ученый Жозеф Бедье, автор монументального
исследования «Фабльо» (Париж, 1893), высказывали общую скептическую мысль о
безрезультатности изысканий по миграции сюжетов. Однако далеко не все
фольклористы конца XIX и начала XX в. разделяли этот пессимизм.
Так
напр. известный русский ориенталист академик С. Ф. Ольденбург решительно
возражал против категорических утверждений Бедье и доказывал возможность в
отдельных случаях довольно точно устанавливать заимствования и путь миграции
сюжетов.
Когда
исследователи Ф. встретились с многочисленными случаями поразительных
совпадений в творчестве не только не родственных друг с другом народов, но и
далеко отстоявших друг от друга географически и исторически, то оказалось
совершенно невозможным объяснять эти совпадения заимствованием. Исключительное
значение этнографические, лингвистические, фольклорные изучения приобрели в
Великобритании и Соединенных штатах в силу огромных колониальных захватов,
произведенных названными государствами. В результате накопившихся наблюдений
английским ученым Тейлором (автором известной книги «Первобытная культура») и
его последователем шотландским ученым Ленгом была выдвинута новая теория для
объяснения сходства сюжетов и мотивов у самых разнообразных народов. Эта теория
получила название теории «антропологической». Она основывалась на положении,
что все народы проходят в общем одинаковые пути развития и поэтическое
творчество их совершается по одинаковым законам психологии, следовательно,
совершенно естественно допустить самостоятельное зарождение поэтических сюжетов
у самых различных народов в самых отдаленных друг от друга географических
пунктах. Поэтому теория эта называется еще «теорией самозарождения». Большое
значение придавала антропологическая школа т. наз. «пережиткам» или «реликтам»,
т. е. остаткам в поэзии элементов более ранних культур.
За
последние десятилетия принципы антропологической школы в Англии проводились в
трудах известного этнолога и историка Джемса Фрезера (автора фундаментальной
работы о первобытной религии «Золотая ветвь», на английском языке (1890, то же,
3 изд., в 12 тт., 1911—1915); на русский язык переведено ее сокращенное
издание, М., 1928, в 4-х вып.). В своих трудах Джемс Фрезер исключительно
большое значение придает магии, игравшей, по его убеждению, чрезвычайно большую
роль в первобытных обрядовых действиях и в связанных с ними песнях и других
видах Ф. В XX в. на германской почве антропологическая теория получила
некоторую переработку в трудах известного психолога Вильгельма Вундта (особенно
в его многотомной «Психологии народов»), а также у немецких фольклористов
Лайстнера и фон-дер-Лейена.
У
последних эта теория модифицировалась в теорию «психологическую». Большое
значение в процессе создания поэтических образов и фабул представителями этой
школы отводилось состояниям сна и галлюцинаций. Одной из разновидностей
психологической школы был т. наз. «фрейдизм».
В
России антропологическая и психологическая школы не получили сколько-нибудь
заметного развития, если не считать, что многие результаты антропологической
школы были использованы в оригинальном учении академика А. Н. Веселовского.
А.
Н. Веселовский, начавший свою научную деятельность в духе бенфеевской школы
заимствования, а затем освоивший положения антропологической школы, сочетая их
с принципами эволюционной теории Дарвина, с теорией Спенсера, сделал попытку
нарисовать общую картину развития поэтических видов. В своем теоретическом
(неоконченном) труде: «Три главы из исторической поэтики», написанном им в
1898—1899 («ЖМНП», 1899, №№ 3—5, и отд. отт., СПБ, 1899, перепеч. в Собрании
сочинений А. Н. Веселовского, серия 1, т. I, СПБ, 1913), Веселовский
использовал грандиозный материал мирового Ф. и сделал попытку установить
закономерность развития поэзии на первых стадиях человеческой культуры, когда
разные виды искусства не были еще отделены друг от друга и когда само искусство
было тесно слито с производственно-практической деятельностью человека и
религиозно-магическими моментами. Он прослеживал, как поэзия в своем развитии
движется от синкретизма к отдельным, самостоятельным видам искусства, а внутри
поэзии совершается постепенная диференциация родов (эпос, лирика, драма) и их
видов, путем постепенного высвобождения их из обрядово-магического комплекса.
Параллельно с раскрытием процесса от синкретизма к диференцированным видам
поэзии Веселовский устанавливал развитие поэтического творчества по линии «от
певца к поэту». При всем богатстве сделанных Веселовским конкретных наблюдений
его теория в целом не может считаться правильной, т. к. эволюция поэтических
форм им раскрывалась имманентно, хотя в отдельных случаях самый материал
подводил его к постановке проблем о связи литературы с общественным развитием.
Научная
теория Веселовского является одним из наиболее ценных элементов наследства,
которое осталось от буржуазной науки о Ф. К сожалению, работы Веселовского до
сих пор еще мало изучены марксистским литературоведением.
Другим
крупным явлением буржуазной фольклористики следует считать так наз. «историческую
школу» во главе с академиком В. Ф. Миллером. Школа эта занимала господствующее
положение в русской науке о фольклоре, начиная с середины 90-х гг. вплоть до
Великой Октябрьской социалистической революции и даже в первые годы после нее.
Историческая школа не стремилась, подобно мифологической, искать истоков
фольклорных явлений в прародине или в праязыке. В основе исторической теории
лежало установление конкретных связей фольклора с историей русского народа.
Исходной точкой всякого фольклорного произведения, по мнению представителей
этой школы, является какой-либо исторический факт. По формулировке В. Миллера,
в Ф. наблюдаются встречные процессы: поэтизация исторического факта и
историзация поэтического сюжета. Первые опыты исторического объяснения русского
Ф. были сделаны еще задолго до основных работ Миллера, напр. Л. Н. Майковым («О
былинах Владимирова цикла», СПБ, 1863), Н. П. Дашкевичем («К вопросу о
происхождении русских былин. Былины об Алеше Поповиче и о том, как перевелись
богатыри на святой Руси», Киев, 1883) и М. Г. Халанским («Великорусские былины
киевского цикла», Варшава, 1885). В. Миллер, как было уже указано, в течение
многих лет работал в направлении школы заимствования, но с середины 90-х гг.
стал печатать статьи, исходя из принципов «исторической школы». Статьи эти были
им объединены в три больших тома «Очерков русской народной словесности» (т. I,
М., 1897, т. II, М., 1910, т. III (посмертный), М. — Л., 1924). В своих
«Очерках», посвященных изучению истории отдельных былин, он шел от современности
в глубь истории, пытаясь при таком ретроспективном рассмотрении последовательно
«снимать» отдельные ряды «наслоений» или «напластований» былины и
восстанавливать гипотетически ее первоначальный вид.
Доказательства,
так же как и некоторые его сопоставления с фактами исторического и литературного
порядка, бывали натянуты и далеко не всегда убедительны. То же следует сказать
и о методе в работах его учеников и последователей: А. В. Маркова («Из истории
русского былевого эпоса», вып. I, М., 1905, и вып. II, М., 1907), С. К.
Шамбинаго («Песни времени царя Ивана Грозного», Сергиев Посад, 1914, и др.), Б.
М. Соколова («Исторический элемент в былинах о Даниле Ловчанине», «Русский
филологический вестник», 1910, «Шурин Грозного удалой боец Мамстрюк Темгрюкович»
(«ЖМНП», 1913, № 7) и др.).
Выступление
«исторической школы» имело известную положительную сторону, поскольку оно было
направлено против одностороннего увлечения теорией заимствований и ставило
своей задачей связать Ф. с историей народа.
Но
исторические построения Миллера и его учеников исходили из ошибочного,
ненаучного понимания исторического процесса; в дальнейшем же ошибки школы были
усугублены попытками вульгарно-социологической интерпретации истории Ф.
Итогами
работ Миллера и исторической школы воспользовался В. А. Келтуяла для своего
«Курса истории русской литературы» (ч. I, кн. 1, СПБ, 1906; ч. I, кн. 2, СПБ,
1911).
В
этом курсе (особенно во втором его выпуске) Келтуяла, опираясь частично на
отдельные высказывания Миллера, выставил в категорической форме глубоко
неправильное положение, будто бы русский былинный эпос, а также и все другие
виды русского Ф. созданы были не народом (т. е. трудящимися массами), а
господствовавшими в эпоху феодализма классами. Этими своими высказываниями Келтуяла,
как он думал, становился на материалистическую точку зрения и бросал вызов
романтико-славянофильским и народническим тенденциям в фольклористике.
В.
Миллер в поздних своих работах, в свою очередь уже под влиянием Келтуялы, также
выдвинул проблему о социальном генезисе русского эпоса, проблему, которая
раньше не привлекала его большого внимания. Он также стал подробно доказывать
мысль о военно-дружинной аристократической и купеческой среде, создавшей в
своих интересах тот эпос, который будто бы лишь впоследствии стал достоянием
«народа».
Этот
взгляд Миллера стал общепринятым в русской дооктябрьской науке, гл. обр. в
отношении русского былинного эпоса. Антинародность и неправильность этой
трактовки Ф. была доказана за последнее время нашей советской критикой и
фольклористикой.
В
настоящее время, как и раньше, Ф. используется буржуазией всех стран в ее
классовых целях. В Западной Европе и Америке известен целый ряд разветвленных
научных направлений, которые, однако, в своем большинстве являются эпигонами вышеупомянутых
фольклористических школ. Наибольшим распространением пользуется один из
вариантов теории заимствования, так наз. «финская школа» во главе с умершим в
1933 гельсингфорсским профессором К. Кроном. Он в 1907 совместно с шведским
ученым Сидовым и датским ученым Акселем Ольриком организовал международную
федерацию фольклористов «Folklore Fellows», которая стала издавать
научно-исследовательскую серию «Folklore Fellows Communications», или
сокращенно «FFC». Одной из главных задач, поставленных себе федерацией, было
изучение сказочных, легендарных и героических сюжетов, определение отправных
пунктов возникновения и географических путей распространения их. Типичными
образцами монографических работ, выполненных в духе финской школы, могут
считаться работы бывшего казанского профессора, теперь профессора в Тартау,
Вальтера Андерсона («Император и аббат. История одного анекдота» — по-русски,
т. I, Казань, 1916, на немецком языке, Helsingfors, 1923). Из русских
фольклористов в том же направлении финской школы работал ученик Андерсона — Н.
П. Андреев. Основные положения финской школы изложены были в книге Карла Крона
«Die folkloristische Arbeitsmethode» (Oslo, 1926).
Если
теоретические и методологические установки финской школы не могут не вызвать
решительных возражений с точки зрения марксистской фольклористики как установки
эпигонствующего бенфеизма, доведенного до формалистической утрировки, то чисто
техническая сторона работы скандинавских фольклористов должна быть оценена
достаточно высоко.
Один
из крупнейших учеников К. Крона — Анти Аарне — составил в 1911 «Verzeichnis der
Märchentypen» (Указатель сказочных сюжетов, 1911), который в настоящее
время стал международным пособием по систематизации сюжетных схем. Его перевел
на русский язык и соответствующим образом переработал, подведя под этот
указатель все главнейшие сборники русских сказок, Н. П. Андреев (Н. П. Андреев,
«Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне», Л., 1929). По примеру Аарне
американский ученый Томсон составил многотомный указатель сказочных мотивов
разных народов мира (Stith Thompson, Motif Index of Folk-Literature, vol. I—VI,
1932—1936). В настоящее время сами представители финской школы признали, что их
теория и методология зашли в тупик. Предлагаемый Сидовым переход от сравнительного
анализа международных сюжетов к анализу сюжетов Ф. лишь одной национальности
не прокладывает новых путей, а ведет лишь к национальному самоограничению, в
чем нельзя не видеть некоторого отражения националистических тенденций
буржуазии ряда европейских стран.
Буржуазная
реакция также делает попытки использовать Ф. в своих целях. Орудием грубо
тенденциозного, антинародного извращения Ф. в этих целях является точка зрения
Ганса Наумана, который считает Ф. явлением исключительно «реликтовым»; Науман
отрицает творческий процесс в народных массах. Позиция Наумана целиком
проникнута кастовым духом.
Что
касается советской фольклористики, то она за 20 лет существования советской
власти проделала большой и сложный путь своего развития. В первые годы, правда,
господствовали еще в университетском преподавании и в научных организациях
теории дореволюционной буржуазной фольклористики, гл. обр. историческая школа и
миграционная теория. Будучи частью литературоведения, фольклористика,
естественно, отражала те направления, которые существовали в теории и истории литературы.
Так в фольклористике нашел себе отражение «формализм». Здесь надо принять во
внимание не только спорадические высказывания по фольклору В. Шкловского и О.
Брика, но и более систематические работы по фольклору В. Жирмунского (в его
книгах «Рифма, ее история и теория» (Пб., 1923) и «Введение в метрику», Л.,
1925) и особенно две книги по формальному анализу сказок: Р. М. Волков,
«Сказка» (Одесса, 1924) и В. Пропп, «Морфология сказки» (Л., 1928).
Большое
научное значение имело применение к фольклору методологических принципов теории
Н. Я. Марра. «Палеонтологический анализ» языковых явлений в плане уяснения
стадиальности в их развитии, выработанный яфетидологическим новым учением о
языке, был применен самим Марром и к явлениям Ф., особенно к мифологии
(исследование «Иштарь» и др.). Группа учеников Н. Я. Марра, образовавшая
«сектор семантики мифа и фольклора» в Институте языка и мышления Академии наук,
выпустила коллективную работу («Тристан и Исольда», Л., 1932) в духе
марровского учения о языке. Работы академика Н. Я. Марра ставят в новом плане
проблему совпадения сюжетов и образов в фольклоре различных народов (например
легенды о Прометее с легендой об Амране у народов Северного Кавказа, легенды об
основании Киева с подобной же армянской легендой и т. п.), объясняя это
совпадение не наследием от небывалого «пранарода» и не заимствованием, но
единством переживаемого всеми народами процесса развития языка и мышления,
тождеством переживаемой ими стадии. Следует также отметить, что
яфетидологическая школа уделяет особое внимание Ф. народов СССР.
В
течение продолжительного времени, в значительной мере под влиянием
вульгарно-социологической школы М. Н. Покровского, вульгарно-социологических
тенденций в литературоведении (Фриче и др.), фольклористы занимались гл. обр.
«социологическим детерминированием» фольклорных явлений. Вместо подлинного
марксистского анализа, они обычно занимались детализированием
вульгарно-социологических положений Келтуялы и Миллера, не умея в должной мере
преодолеть традиции буржуазной методологии. В этом повинен и автор настоящей
статьи.
В
конце 1936 по инициативе «Правды», в связи с постановлением Комитета по делам
искусств о постановке пьесы Демьяна Бедного «Богатыри», была подвергнута резкой
критике концепция аристократического происхождения национального былинного
эпоса (разделявшаяся и автором этих строк), была вскрыта ее
вульгарно-социологическая основа. При этом в статьях «Правды» было указано на
возможность сближения этой вульгарно-социологической концепции с теоретическим
построением буржуазных «ученых» типа Ганса Наумана. Эта справедливая критика
реакционных фольклористических концепций сыграла решающую роль в советской
фольклористике. Основная беда многих советских фольклористов заключалась в
недостаточном использовании высказываний Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина о
фольклоре и принципов методологии марксизма-ленинизма в целом.
Маркс
и Энгельс очень интересовались Ф. Их переписка указывает, что они по большей
части в подлинниках читали и перечитывали произведения немецкого, датского,
норвежского, шотландского, испанского, сербского и русского Ф. О высокой оценке
Марксом и Энгельсом Ф. древней Греции, Запада и Востока говорит многократное
использование его в научных и полемических работах. Основоположники марксизма
не раз отмечали большое значение фольклора как художественного творчества (см.
напр. письмо Энгельса Марксу о стародатских балладах от 20 июня 1860). О
непосредственной любви Маркса и Энгельса к произведениям устной словесности
говорят воспоминания Лафарга, В. Либкнехта и др. Высказывания Маркса и Энгельса
о фольклоре тематически чрезвычайно разнообразны.
Огромное
значение для понимания явлений Ф. и его развития имело известное высказывание
Маркса (во введении к «К критике политической экономии») о греческом эпосе, об
его мифологической основе, о связи его с определенной стадией социального
развития и о причинах доставляемого им художественного наслаждения до
настоящего времени.
В
литературном наследии Маркса и Энгельса есть немало высказываний по конкретным
историческим и историко-литературным вопросам, связанным с Ф. Их интересовало и
выяснение источников определенных фольклорных произведений, и проблема
исторической и географической локализации основных образов Ф., использование Ф.
писателями и значение Ф. как исторического и историко-бытового документа. Они
всегда указывали на огромную политическую роль фольклора, на необходимость
использования его как орудия агитации и пропаганды, приветствуя всякий раз
публикацию того или другого текста, если этот текст представлял интерес в плане
борьбы с существовавшим строем. Не раз они говорили о революционном Ф., о
политической его функции в прошлом и настоящем, о классовых переработках и
искажениях его на протяжении веков и десятилетий.
Историческое
значение Ф., в частности народных песен, многократно и настойчиво подчеркивал
Поль Лафарг. Лафарг посвятил даже целый трактат Ф., статью «Свадебные песни и
обычаи» (на русском языке в сборнике статей Лафарга: «Очерки по истории культуры»,
М. — Л., 1926).
Близко
к вопросам Ф. подошел Г. В. Плеханов в своих «Письмах без адреса» («Научное
обозрение», 1899, № 11, и 1900, №№ 3 и 6; перепеч. в «Сочинениях» Плеханова, т.
XIV, М. (1925)). Одна из главных интересовавших его проблем — проблема
происхождения искусства. Из других марксистов отдельные высказывания по Ф.
имеются у Воровского, Луначарского и др.
Что
касается отношения к фольклору В. И. Ленина, то прямых высказываний его в
печати не было, но сохранились воспоминания Н. К. Крупской и В. Д.
Бонч-Бруевича, которые говорят о большом интересе и внимании Ленина к
фольклору. Бонч-Бруевич вспоминает: «Владимир Ильич Ленин, изучая словарь Даля,
любил бывать на народных праздниках, интересовался пословицами, любил
революционные песни и быстро запоминал их. Внимательно читал Владимир Ильич
„Смоленский этнографический сборник“, отмечая большую ценность материалов,
помещенных в нем. Когда однажды речь зашла об устном поэтическом творчестве,
Владимир Ильич попросил дать ему просмотреть некоторые сборники былин, песен и
сказок. Его просьба была исполнена. „Какой интересный материал, — сказал он. —
Я бегло просмотрел вот эти книги, но вижу, что не хватает, очевидно, рук или
желания все это обобщить, все это просмотреть под социально-политическим углом
зрения, ведь на этом материале можно было бы написать прекрасное исследование о
чаяниях и ожиданиях народных. Смотрите в сказках Ончукова, которые я просмотрел
— ведь здесь есть замечательные места. Вот на что нам нужно обратить внимание
наших историков литературы. Это подлинное народное творчество, также нужное и
важное для изучения народной психологии в наши дни“».
Огромное
руководящее значение имеют для советской фольклористики высказывания И. В.
Сталина о культуре, «социалистической по своему содержанию и национальной по
форме». В свете этого учения Ф. не может не занимать видного места в
общественной жизни. «И если дело идет о приобщении различных национальностей к
пролетарской культуре, — говорит Сталин, — то едва ли можно сомневаться в том,
что приобщение это будет протекать в формах, соответствующих языку и быту этих
национальностей» (Сталин И., «Вопросы ленинизма», Соцэкгиз, Москва — Ленинград,
1931, стр. 178). Приобщение это протекает наряду с другими формами, как
засвидетельствовано собирателями и исследователями современного советского
фольклора, у всех национальностей Советского Союза через национальные песни и
сказы, через пословицы и поговорки, через разные другие виды национального Ф.,
вырастающего на основе языка и быта этих национальностей.
Широко
развернувшаяся, особенно за последние годы, художественная самодеятельность
рабочих и колхозных масс, в которой значительную роль играют традиционные
художественные навыки в устно-поэтическом, музыкальном, танцовальном,
изобразительном искусствах, открывает для исследователей фольклора необъятное
поле наблюдений, которые приводят к выводам, не оставляющим камня на камне от
клеветнических утверждений реакционеров о творческом бесплодии трудящихся.
Условия
общественной жизни в СССР выдвинули перед фольклористами-исследователями целый
ряд таких исторических и теоретических проблем, которые не замечались или
сознательно затушевывались буржуазной фольклористикой.
«У
нас есть материал и в природных богатствах, и в запасе человеческих сил, и в
прекрасном размахе, который дала народному творчеству великая революция, —
чтобы создать действительно могучую и обильную Русь» (Ленин В. И., Соч., 3-е
изд., т. XXII, М. — Л., 1931, стр. 376). «Такая революция может быть успешно
осуществлена только при самостоятельном историческом творчестве большинства
населения, прежде всего большинства трудящихся» (Ленин В. И., Соч., 3-е изд.,
т. XXII, Москва — Ленинград, 1931, стр. 440). Эти слова т. Ленина относятся и к
области искусства. Роль Ф. как голоса современности, как отражения и орудия
классовой борьбы, как средства агитации и пропаганды, как способа массового
художественного воспитания в духе подлинного интернационализма и глубокой любви
к социалистической родине, как культурного наследства выяснялась в многочисленных
научных, популяризаторских и педагогических работах советских фольклористов.
Тесная связь с практическими вопросами политической и хозяйственной жизни
страны очень четко отличает советскую фольклористику от узко кабинетной, часто
крохоборческой работы многих фольклористов на буржуазном Западе.
Раскрытие,
в связи с подъемом национальной культуры множества народов СССР, угнетавшихся
колониальной политикой царской России, громадных устно-поэтических богатств, в
первую очередь героического эпоса, дает обильный и свежий материал для
теоретических построений в области фольклористики.
Руководствуясь
марксистско-ленинским учением диалектического материализма, используя
достижения палеонтологического анализа нового учения о языке, советские
фольклористы делают, правда, пока еще робкие, попытки воссоздания общей истории
Ф. и Ф. отдельных национальностей. Эти попытки встречают еще очень много
препятствий, прежде всего в недостаточной разработанности конкретных вопросов и
памятников фольклора, в отсутствии исчерпывающей библиографии Ф., недостаточном
координировании работы фольклористов по всему Союзу и сравнительной еще
малочисленности специальных научных кадров.
Огромную
роль в поднятии общественного интереса к фольклору сыграло известное
выступление А. М. Горького на I Всесоюзном съезде советских писателей в 1934.
А. М. Горький показал крупнейшее значение фольклора для понимания истории
народов, истории их литератур и для развития советской литературы.
Основными
центрами научной собирательской и исследовательской работы по Ф. были Москва и
Ленинград. В Москве фольклористическая работа с 1923 по 1930 была сосредоточена
в Фольклорной секции Гос. акад. худ. наук, преобразованной в 1930 в Гос. акад.
искусствознания, а также с 1926 по 1930 в Фольклорной подсекции Института
литературы и языка РАНИОН. Основными работниками этих организаций было
совершено много экспедиций по собиранию разных видов Ф. как в деревнях, так и
на фабриках и заводах (в частности, широкая постановка изучения пролетарского
Ф. является заслугой советских фольклористов, т. к. буржуазная фольклористика
почти начисто игнорировала эту тему).
В
последние годы московские фольклористы объединились в работе Фольклорной секции
ССП. С начала 1938 была организована специальная кафедра русского фольклора в
МИФЛИ. В Ленинграде с 1930 объединяющим фольклорным центром является
Фольклорная секция Академии наук. В предшествующие годы фольклорная работа
велась в секции крестьянского искусства Восточного института истории искусств и
в Сказочной комиссии Географического общества. Из краевых фольклористических
центров надо отметить Саратов, Иркутск, Воронеж, Смоленск. В национальных
областях и республиках работа по фольклору была широко развернута в местных
научных учреждениях: в Украинской Академии наук, в Белорусской Академии наук, в
Баку, в Тбилиси, Ереване, в Ташкенте, Ашхабаде и т. д. Однако в целом ряде
национальных республик и областей фольклористика не раз использовалась местными
националистическими элементами в своих враждебных социалистическому строю
целях. Несмотря на отдельные проявления местного национализма, а иногда
великодержавного шовинизма в фольклористике, расцвет подлинного советского
фольклора говорит сам за себя. Одно из ярких и наглядных доказательств этому —
том «Творчество народов СССР» (XX лет Великой Октябрьской социалистической
революции в СССР 1917—1937) (М., 1937, изд. «Правда»). Книга эта, составленная
из лучших образцов фольклора различных народов, — свидетельство высокого
культурного, политического и художественного роста трудящихся Советского Союза
и показатель той огромной роли, которую играет в жизни трудовых народных масс
устное поэтическое творчество — фольклор.
До
какой высоты поднялось народное поэтическое творчество в СССР, показывает
творческая деятельность таких народных поэтов, как лезгинский ашуг-орденоносец
Сулейман Стальский и казахский акын-орденоносец Джамбул, имена и песни которых
известны всему Союзу и окружены ореолом великой славы.
Список литературы
Буслаев
Ф. И., Исторические очерки русской народной словесности и искусства, т. I—II,
Петербург, 1861
Его
же, Народная поэзия. Исторические очерки, Петербург, 1887
Веселовский
А. Н., Собрание сочинений, Серия 1, т. I и т. II, вып. I, Петербург, 1913
Миллер
В. Ф., Очерки русской народной словесности, 3 тт., М., 1897, 1910, 1924
Пыпин
А. Н., История русской этнографии, тт. I—IV, СПБ, 1890—1892
Сперанский
М. Н., Русская устная словесность, М., 1917
Лобода
А. М., Русский богатырский эпос, Киев, 1896
Савченко
С. В., Русская народная сказка (История собирания и изучения), Киев, 1914
Кагаров
Е. Г., Что такое фольклор. «Художественный фольклор», М., 1929, кн. 4—5
Соколов
Ю. М., Очередные задачи изучения русского фольклора, там же, 1926, кн. 1
Его
же, Фольклористика и литературоведение, в кн.: Памяти П. Н. Сакулина. Сборник статей,
М., 1931
Его
же, Природа фольклора и проблемы фольклористики, «Литературный критик», 1934, №
12
Жирмунский
В. М., Проблема фольклора, в сб. «С. Ф. Ольденбургу. К пятидесятилетию
научно-общественной деятельности (1882—1932)», изд. Академии наук СССР, Л.,
1934
Азадовский
М. К., Предисловие к сб. «Советский фольклор», вып. 1, изд. Акад. наук СССР,
Л., 1934
Горький
М., Советская литература (Доклад на I Всесоюзном съезде советских писателей),
М., 1934
Его
же, О литературе, 3 изд
М.,
1937
Пиксанов
Н. К., Горький и фольклор, Л., 1935
Против
фальсификации народного прошлого (О пьесе «Богатыри» Демьяна Бедного), изд.
«Искусство», Москва — Лениград, 1937
Соколов
Ю. М., Русский былинный эпос (Проблема социального генезиса), «Литературный
критик», 1937, № 9
Van Gennepp A., Le folklore, P., 1924
Kaindl R. F., Die Volkskunde, ihre Bedeutung, ihre Ziele und ihre
Methode, Wien, 1903
Corso R., Volklore. Storia. Obbietto. Metodo. Bibliografia,
Roma, 1923.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://feb-web.ru/
Ю. Соколов
Фольклор
— художественное творчество широких народных масс, преимущественно
устно-поэтическое творчество. Термин впервые был введен в научный обиход в 1846
английским ученым Вильямом Томсом.
В
буквальном переводе Folk-lore озна
