Реферат: “Герой нашего времени” – нравственно-философский роман. Скачать бесплатно и без регистрации

ПЛАН

Введение
……………………………………… 02-03

Глава 1.
Печорин в классической критике ………….. 04-19

   1.1.
Историко-биографический комментарий ………. 04-06

   1.2.
Печорин как характер ……………………. 06-11

   1.3.
Традиционная точка зрения ……………….. 11-19

Глава 2.
Новые подходы к рассмотрению личности Печо-

   рина
………………………………………. 20-50

   2.1.
Печорин – жертва социальной среды ………… 20-28

   2.2.
Печорин – антигерой …………………….. 28-50

     
2.2.1. Общая характеристика героя ………….. 28-33

     
2.2.2. “Бэла” ……………………………. 33-36

     
2.2.3. “Максим Максимыч” ………………….. 36-38

     
2.2.4. “Тамань” ………………………….. 38-41

     
2.2.5. “Княжна Мери” ……………………… 41-47

     
2.2.6. “Фаталист” ………………………… 47-50

Заключение
……………………………………. 51-52

Литература
……………………………………. 53-56

введение

Данная
работа посвящена рассмотрению различных аспектов  изучения личности главного
героя романа М.Ю. Лермонтова “Герой нашего времени” – Г.А. Печорина –
и выявлению и защите превалирующей в настоящее время точке зрения на данную
проблему, показывающей отрицательный характер главного героя, рассматривание
его как антигероя.

Актуальность
работы заключается в том, что уже в течение двух столетий существует
значительное количество различных точек зрения на данную проблему; в литературоведении
конца ХХ века также появляются различные позиции относительно решения этого
вопроса.

При
исследовании проблемы ставились следующие задачи:

1)
рассмотреть в хронологическом аспекте различные точки зрения, касающиеся этой
проблемы;

2)
выявить адекватные позиции исследователей разных эпох и поколений;

3)
доказать правомерность точки зрения, определяющей Печорина как отрицательного
героя, антигероя.

При
написании работы был использован метод историко-функционального анализа.
Проведено изучение научных трудов в историческом аспекте: современников М.Ю.
Лермонтова и исследователей и критиков второй половины XIX века. Была изучена
биографическая и библиографическая литература, касающаяся данной проблемы. Для
выявления определенной позиции проведен анализ текста произведения.

Научная
новизна исследования заключается в сопоставлении всех основных точек зрения в
историческом аспекте и в защите указанной позиции.

Данная
работа может быть привлечена для проведения уроков по русской литературе при
изучении романа М.Ю. Лермонтова “Герой нашего времени” вообще и при
изучении личности главного героя в частности.

Часть
настоящей работы была апробирована при выступлении на Катановских чтениях.

Данная
работа состоит из введения, двух глав и заключения. В первой главе речь идет о
различных причинах появления героя такого типа и рассматриваются основные точки
зрения исследователей и критиков XIX века. Во второй главе, которая делится на
две части, показаны позиции исследователей советского времени (1917-1991 годы) и
приводится аргументация в защиту современной точки зрения на основе материалов
работ авторов последнего десятилетия.

глава 1. Печорин в классической критике

1.1 Историко-биографический комментарий

Творческая
история “Героя…” почти не документирована и устанавливается на
основании анализа текста и отчасти по указаниям в мемуарной литературе (часто
неточным и противоречивым). Замысел романа как “длинной цепи
повестей” окончательно сложился у Лермонтова, вероятно, в 1838 году.
Возможно, ранее других повестей написана “Тамань”. И есть основания
полагать, что “Фаталист” был написан вслед за “Таманью”, и,
может быть, до того, как оформился замысел всего романа. По другим
предположениям, “Фаталист” написан позже “Максима
Максимыча” (Б. Эйхенбаум), а “Тамань” – последней из повестей,
входящих в роман.

В
самой ранней редакции романа первой из составляющих его повестей стояла
“Бэла”; за нею следовали “Максим Максимыч” и “Княжна
Мери”. “Бэла” и “Максим Максимыч”, имевшие
подзаголовок “Из записок офицера”, составляли первую
“объективно-экспозиционную” часть романа, “Княжна Мери” –
вторую, основную его часть, содержащую исповедальное самораскрытие героя.
Вероятнее всего, в августе-сентябре 1839 года Лермонтов переписал все
“главы” романа (за исключением “Бэлы”, которая к этому
времени была опубликована) с черновиков в особую тетрадь, внося в процессе
переписывания некоторые поправки. На этой стадии работы в роман вошла глава
“Фаталист”. В этой редакции роман получил название “1 из героев 
начала века; теперь он состоял из “Бэлы”, “Максима
Максимыча”,  “Фаталиста”, “Княжны Мери”. По-прежнему
роман делился на две части: первая представляла собой записки
офицера-повествователя, вторая  – записки героя. С включением
“Фаталиста” вторая часть и роман в целом стали глубже, философичнее,
законченное. К концу 1839 года Лермонтов создает завершающую редакцию романа,
включив в него “Тамань” и определив окончательно его композицию.
Поставив в записках Печорина первой “Тамань”, Лермонтов передвинул
новеллу “Фаталист” в конец, что в наибольшей мере соответствовало ее
итоговому филисофскому смыслу. В этой редакции появилось название записок героя
– “Журнал Печорина”. Вычеркнув концовку “Максима
Максимыча”, подготавливавшую переход к “запискам”, Лермонтов
написал специальное предисловие к “Журналу Печорина”. Таким образом,
роман разросся до шести глав, включая сюда и “Предисловие” к
“Журналу”. Появилось и окончательное название – “Герой нашего
времени”.

Все
это говорит о том, что роман с самого начала был задуман не как простое
сочетание разрозненных частей, а как единое целое, внутренние связи которого
определены логикой развития центрального персонажа – аристократа, армейского
офицера Печорина.

1.2.
ПЕЧОРИН КАК ХАРАКТЕР

Образ
Печорина раскрыт в романе с разных сторон, однако ведущим композиционным
принципом романа является принцип концентрированного углубления в мир душевных
переживаний героя. Расположение глав в романе также подчиняется этому принципу.
В первой главе (“Бэла”) мы узнаем о Печорине из уст его сослуживца
штабс-капитана Максима Максимыча, во второй (“Максим Максимыч”) герой
дан в восприятии автора. Это как бы внешняя сторона, доступная извне. А вот
журнал Печорина дает возможность увидеть “загадочную личность”
изнутри. Во второй части романа (“Тамань”, “Княжна  Мери”, “Фаталист”)
читатель знакомится с главным действующим лицом из дневниковых записей, где
события и характер героя предстают в своем непосредственном самовыражении. При
этом автор отступает от хронологической последовательности (все происходящее во
второй части романа предшествовало событиям, изложенным в главах
“Бэла” и “Максим Максимыч”) с тем, чтобы углубить
психологическую характеристику героя.

Расположение
повестей обусловлено также и необходимостью ввести второстепенные персонажи,
которые нужны для решения основной задачи, стоявшей перед автором, – для
объективного, многостороннего изображения героя. Сначала Печорин сталкивается с
простыми, естественными в своих чувствах людьми – с Бэлой, Максимом Максимычем,
контрабандисткой (это первые три новеллы), затем – с людьми своего круга
(“Княжна Мери”, “Фаталист”).

История
разочарованной и гибнущей печоринской души изложена в исповедальных записках
героя – со всей беспощадностью самоанализа; будучи одновременно и автором, и
героем “журнала”, Печорин бесстрашно говорит и о своих идеальных
порывах, и о темных сторонах своей души, и о противоречиях сознания. Но этого
мало для создания объемного образа; Лермонтов вводит в повествование других
рассказчиков, не “печоринского” типа – Максима Максимыча,
странствующего офицера. Наконец, в дневнике Печорина приведены и другие отзывы
о нем: Веры, княжны Мери, Грушницкого, доктора Вернера.

Столкновения
между Печориным и другими персонажами позволяет с особенной четкостью показать
отличие Печорина от них, его ущербность по сравнению с ними и одновременно
бесспорное его превосходство, и основная функция всех персонажей романа состоит
в том, чтобы раскрыть центрального героя. Это лишний раз подчеркивает его
эгоцентризм. Печорин занят только самим собой. Он проявляет власть над чужой
душой (Бэла, Мери, Вера), управляет чувствами других людей (Грушницкий, Мери),
испытывает собственную волю (Вулич, казак из “Фаталиста”).

Григорий
Александрович Печорин для нас – вполне определенное лицо, узнаваемая
индивидуальность, неповторимо яркая и самобытная, но притом какие-то линии его
портрета – зыблющиеся, колеблющиеся. Портрет героя не является изображением
только его внешности. Лермонтов дает при этом и индивидуально-психологическую
характеристику. Портрет строится по определенной схеме: вначале даются внешние
признаки, затем – признаки, характеризующие внутренную сущность персонажа:
“Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи
доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и
перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями
душевными… его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой
аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой
его бледных пальцев. Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он
не размахивал руками – верный признак некоторой скрытности характера… С
первого взгляда на лицо его я бы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после
я готов был дать ему тридцать. В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела
какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно
обрисовывали его бледный, благородный лоб,на котором, только по долгом
наблюдении, можно было заметить следы морщин, пересекавших одна другую и,
вероятно, обозначавшихся гораздо явственнее в минуты гнева или душевного
беспокойства. Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные –
признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост у белой лошади.
Чтоб докончить портрет, я скажу, что у него был немного вздернутый нос, зубы
ослепительной белизны и карие глаза…” (Лермонтов. С.494). И эти
колебания, порождающие эффект  неопределенности, должны быть осознаны как
структурно необходимый, эстетически значимый элемент художественного создания,
как его самоценное слагаемое. Неопределенное не подлежит превращению, по воле
интерпретатора, в определенное, в проясненное, не подлежит замене или отмене;
оно продуктивно само по себе.

Таких
людей, как Печорин, в дворянском обществе николаевской России встречалось
немного. И тем не менее в этом своеобразном, исключительно одаренном человеке
Лермонтов показал типичного дворянского героя 30-х годов, того трагического
периода русской общественной жизни, который наступил после подавления восстания
декабристов.

Этот
характер рано начал беспокоить творческое сознание Лермонтова (“Странный
человек”) как отражение противоречивой сложности передовой дворянской
интеллигенции, не примиряющейся с окружающей пошлостью жизни и не находящей
выхода из своего тупика. Персонаж, названный Печориным, впервые появляется в
повести “Княгиня Лиговская” (1836), но дан он неразвернуто,
преимущественно в конфликте с молодым чиновником-разночинцем.
“Ранний” Печорин не обладает ни превосходством над окружающей средой,
ни глубиной, точностью самоанализа, что так свойственно центральному персонажу
последнего прозаического произведения Лермонтова. И все же замеченный тип
скучающего и мыслящего аристократа, презирающего общество и в то же время
тянущегося к нему, продолжал возбуждать Лермонтова. В “Герое нашего времени”
Лермонтов преодолевает слабости и недостатки предшествующего романа. В отличие
от “Княгини Лиговской” здесь все средства художественного отражения
сконцентрированы вокруг единого задания: дать “портрет” типического
представителя эпохи. Побочные сюжетные линии и конкурирующие темы отброшены без
колебаний – охват общественной действительности в “Герое нашего
времени” по сравнению с “Княгиней Лиговской” как будто
суживается. Но зато чрезвычайно углубляется трактовка центральной проблемы
романа и характеристики основного персонажа – произведение выигрывает в его
художественной цельности. Сужение объекта изображения сопровождается у
Лермонтова гораздо большей широтой взгляда в характеристике общества. В
“Герое нашего времени” это уже не только конкретно-бытовая среда, в
которой вращается герой, но совокупность общественно-исторических условий в
целом – типические черты “нашего времени”. Наконец, Лермонтов вовсе
не замыкает действие в кругу жизни обособленной общественной касты, и потому
сужение художественного полотна в “Герое нашего времени” по сравнению
с “Княгиней Лиговской” весьма относительное и даже кажущееся.
Лермонтов бросает своего Печорина то в кавказскую крепость и в горный аул, то в
лачугу контрабандистов, то в пеструю среду пятигорского “водяного
общества”, где рядом с аристократическим островком света теснится всякая
провинциально-дворянская и армейская мелкота.

Уже
в 1837 году Лермонтову становится ясно, что это один из самых загадочных и
самых характерных типов современной действительности. Образ, предназначавшийся
сначала для художественного воплощения автобиографической канвы, стал
наполняться содержанием, имеющим отношение к самой жгучей проблеме века:
человек и его время.

Печорин
– это аристократ, осознавший пустоту своей жизни и порывающийся к деятельности,
но в пределах своего сословного круга, притом к деятельности чисто
эмпирической, не вытекающей из какой-то четко осмысленной системы убеждений.
Возможно, это и определяет трагедию Печорина как личности. Однако именно это
состояние (стремление к деятельности без ясно осознанных целей) делает образ
Печорина типичным для передовой русской молодежи  30-х годов. Данное заключение
вытекает из статьи Герцена “О развитии революционных идей в России”
(1856), где все сказанное о Лермонтове можно отнести скорее к Печорину, нежели
к самому Лермонтову. По словам Герцена, Лермонтов “… не видел
возможности борьбы или соглашения… никогда не знал надежды, он не жертвовал
собой, ибо ничто не требовало этого самопожертвования. Он не шел, гордо неся
голову, навстречу палачу, как Пестель и Рылеев, потому что не мог верить в
действенность жертвы; он метнулся в сторону и погиб ни за что” (Герцен.
C.442).

“Метнулся
в сторону” – это путь одиночки, однако гордого и сильного, с недюжинной
жаждой дела. Таким и был Печорин, во многом “двойник” автора, а
точнее, по словам И. П. Щеблыкина, – “персонаж, в котором сконцентрированы
думы Лермонтова о сущности и перспективах мыслящей личности 30-х годов XIX
века, стремящейся избавиться от скуки, отыскать сферу приложения своих
сил” (Щеблыкин. C.196).

Невозможность
достижения этих целей наложила печать трагедийности на характер Печорина, она
же составляет и “тайну” его бытия, представляющую собой причудливые
сочетания несочетаемого: глубокий ум – с курьезными промахами;
“вулканическую” волю – с бездеятельностью; порывы добрых чувств – с
наклонностями к жестокости и злобе; высокий, “философский” настрой
мыслей – с прозаизмом поступков, нередко пошлых по своей сути.

Печорину
свойственны типичные противоречия передовых людей его поколения: жажда
деятельности и вынужденная бездеятельность, потребность любви, участия и
эгоистическая замкнутость, недоверие к людям, сильный волевой характер и
скептическая рефлексия. Противоречия и составляли, как известно, суть идейных
поисков передовых русских людей 30-х годов. В этом познается типичность образа
Печорина, реализм его изображения.

1.3 Традиционная точка зрения

Роман
М.Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”, опубликованный в 1940 году,
вызвал массу откликов и полярных оценок. Как верно отметил в своей статье
“Литературная позиция Лермонтова” Б.М. Эйхенбаум, многое (и иногда
самое важное) в творчестве Лермонтова оказывается темным, загадочным.
“Отсюда – простор для субъективных и разнообразных истолкований, не
образующих никакой научной традиции.” (Эйхенбаум. С.3). “Герой нашего
времени” вызвал в критике восторженные похвалы и ожесточенную брань.

В
критической литературе не раз предполагалось четкое, твердое истолкование
изображаемого – истолкование, не оставляющее места для загадок. Суть его такова:
на мелкие, мелочно-жестокие затеи и вечную скуку Печорин “обречен” –
временем, обстоятельствами, “косной средой”; в романе “во весь
рост” поставлена идея детерминированности судьбы и личности человека
общественными условиями. Иногда добавляют: Печорин искал, но не нашел для себя
“большой цели”, “широкой деятельности”, поэтому ситуацию
“обреченности” переживает он особенно остро. Социальные факторы в
этих суждениях получают значение роковой силы, безусловно предопределяющей и
поведение, и жизнеощущение героя.

Сторонники
этого взгляда на данную проблему считают, что Лермонтов подошел к следующей
задаче: показать в реальной обстановке характерного героя своего времени –
человека одаренного и мыслящего, но искалеченного светским воспитанием и
оторванного от жизни своей страны и своего народа.

Данная
точка зрения начала формироваться еще в 19 веке. В.Г. Белинский первым раскрыл
типичные черты Печорина – “человека с сильной волей, отважного,
напрашивающегося на бури и тревоги”. Великий критик объяснил причины раздвоенности
Печорина и убежденно заявил, что в этом романе Лермонтов является
“решителем важных современных вопросов”.

Горячо
защищая Печорина от проповедников лицемерной казенной морали, Белинский видел в
образе Печорина воплощение критического духа своего времени: “Итак –
“Герой нашего времени” – вот основная мысль романа. В самом деле,
после этого весь роман может почесться злою ирониею, потому что большая часть
читателей, наверное, воскликнет: “Хорош же герой!” – А чем же он дурен?
– смеем вас спросить.

Вы
говорите против него, что в нем нет веры. Прекрасно! Но ведь это то же самое,
что обвинять нищего за то, что у него нет золота: он бы и рад иметь его, да не
дается оно ему… Вы говорите, что он эгоист? – Но разве он не презирает и не
ненавидит себя за это? Разве сердце его не жаждет любви чистой и
бескорыстной?.. Душа Печорина не каменистая почва, но засохшая от зноя
пламенной жизни земля: пусть взрыхлит ее страдание и оросит благодатный дождь –
и она произрастит из себя пышные, роскошные цветы небесной любви… Этому
человеку стало больно и грустно, что его все не любят, – и кто же эти
“все”? – Пустые, ничтожные люди, которые  не могут простить ему его
превосходства над ними. А его готовность задушить в себе ложный стыд, голос
светской чести и оскорбленного самолюбия, когда он за признание в клевете готов
был простить Грушницкому, человеку, сейчас только выстрелившему в него пулею и
бесстыдно ожидавшему от него холостого выстрела? А его слезы и рыдания в
пустынной степи, у тела издохшего коня? – Нет, все это не эгоизм! Судя о
человеке, должно брать в рассмотрение обстоятельства его развитие и сферу
жизни, в которую он поставлен судьбою. В идеях Печорина много ложного, в
ощущениях его есть искажение; но это все выкупается его богатой натурою. Его во
многих отношениях дурное настоящее обещает прекрасное будущее…”
(Белинский. С.51-52). Печорин в его понимании оказывается возведенным на
чрезвычайно высокий пьедестал.

Чернышевский
и Добролюбов развили и углубили в соответствии с новыми историческими условиями,
в которых протекала их деятельность, ту характеристику Печорина, которую дал
Белинский. Сравнивая Печорина, с одной стороны, с Онегиным, а с другой – с
Бельтовым, Н.Г. Чернышевский писал: “Печорин человек совершенно другого
характера и другой степени развития. У него душа действительно очень сильная,
жаждущая страсти; воля у него действительно твердая, способная к энергической
деятельности…” (Чернышевский. С.65-66).

От
понимания Печорина Белинским, Чернышевским и Добролюбовым отправлялся и Д.И.
Писарев. В статье “Базаров” он пишет: “…люди более умные,
люди, подобные Лермонтову и его герою Печорину, решительно отвертывались от
русского маколейства и искали себе наслаждений в любви…” При этом
Писарев считает, что в “цветущее время печоринства постоянная праздность,
хроническое скучание и полный разгул страстей действительно составляли
неизбежную и естественную принадлежность самых умных людей.” (Писарев.
С.25-26).

Реакционно-охранительная
критика, напротив Белинскому, порицала “безнравственность” Печорина.
Она осудила Печорина и противопоставила ему соответствующий ее идеалам образ
Максима Максимыча. Добрый, бывалый кавказец, бесспорно, должен быть отнесен к
положительным персонажам романа. Это мужественный, честный, искренний, хороший
русский человек, незаметно делающий свое трудное и нужное дело. Он кровно
связан с народом. Он принадлежит к числу тех демократических героев русской
литературы XIX века, родословная которых идет от Самсона Вырина
(“Станционный смотритель” Пушкина), а затем получает продолжение в
образах униженных и оскорбленных, бедных чиновников Гоголя и Достоевского.

Отзывам
Белинского противостояли отзывы и высказывания по поводу романа в “Сыне
Отечества”, “Библиотеке для Чтения”, “Маяке”. Во всех
отзывах была одна общая черта – неприемлемость образа Печорина. Касаясь образа
Печорина, исследователь того времени Сенковский замечает, что “лучшими из
повестей, в которых он действует, могут быть признаны – “Тамань” и
“Княжна Мери”, хотя в первой, относительно к месту, где происходит
действие, есть несколько незакрытого плащом преувеличения. Но еще лучшие
страницы  – рассказ о Максиме Максимыче.” (Мордовченко. С.768). Оценка
самого романа у рецензентов вытекала из их отношения к Печорину, который для
Сенковского казался “преувеличением”, а для Бурачка был совершенно
нетерпим с моральной точки зрения, так как главным аргументом, который
выдвигался против “Героя нашего времени”, был  именно аргумент от
морали, понимаемый в смысле существующих правил и норм человеческого общежития.

Критики
демократического лагеря – В.А. Зайцев, Н.В. Шелгунов, – не оценили исторически
прогрессивной роли Лермонтова и его творческого наследия. Противоречивые
суждения о Печорине высказывал Н.В. Шелгунов в статье “Русские идеалы,
герои и типы”: “В чем же и слабость всех наших поэтов и романистов,
как не в том, что они не умели мыслить, не имели решительно никакого понятия о
страданиях человеческих и о средствах против общественных зол. Оттого их
героями являются не общественные деятели, а великосветские болтуны, и, чересчур
обобщая салонную жизнь, они называли “героями нашего времени” тех,
кого бы правильнее назвать “салонными героями”. Это была литературная
клевета писателей, неспособных понимать жизнь и общественных стремлений новых
поколений”.

Однако,
несмотря на отрицательную оценку Печорина, Шелгунов разглядел в герое
Лермонтова отличительные черты русского национального характера – силу,
смелость и твердость духа: “В Печорине мы встречаем тип силы, но силы
искалеченной, направленной на пустую борьбу, израсходовавшейся по мелочам на
дела недостойные…” (Мануйлов. С.35-36).

Нельзя
не обратить внимание на то, что и в откликах консервативной печати положительно
оценивался Максим Максимыч, как характер будто бы подлинно
“героический”, и отрицательно – Печорин, как персонаж, чуждый духу
русской жизни и выписанный по меркам западноевропейского романа. В особенности
настойчиво развивал данный мотив С. Шевырев, с которым полемизировал Белинский.
Шевырев резко осудил “главную мысль создания, олицетворенную в характере
героя”. “Печорин, конечно, не имеет в себе ничего титанического, –
писал Шевырев, – он и не может иметь его; он принадлежит к числу тех пигмеев
зла, которыми так обильна теперь повествовательная и драматическая литература
Запада.” (Мордовченко. С.774).

С
близких позиций оценивал “Героя нашего времени” и Ф. Булгарин. Он
признавал бесспорные достоинства романа с точки зрения правдивого описания
нравов русского общества. “Все подробности, все аксессуары, и окружающие
главное лицо характеры, – писал он, – создание русское, вполне
оригинальное”. Один только Печорин не мог быть оригинален. В нем, по
словам Булгарина, нет ничего русского: “Запад обрисовал эти холодные
существа и заразил их язвою эгоизма”. Автор, по мнению критика, обнажил
душу Печорина с нравоучительной целью – в назидание другим. Господствующая идея
произведения Лермонтова, писал Булгарин, “есть разрешение великого
нравственного вопроса нашего времени: к чему ведут блистательное воспитание и
все светские преимущества без положительных правил, без веры, надежды и любви?
Автор отвечает своим романом: к эгоизму, к пресыщению жизнью в начале жизни, к
душевной сухотке и, наконец, к гибели” (Григорьян. С.203).

Известна
полемика Герцена с Добролюбовым в “Very dangerous!”. Герцен говорил:
“…время Онегиных и Печориных прошло. Теперь в России нет лишних людей,
теперь, напротив, к этим огромным запашкам рук недостает. Кто теперь не найдет
дело, тому пенять не на кого, тот в самом деле пустой человек, свищ или лентяй.
И оттого, очень естественно, Онегины и Печорины делаются Обломовыми.”
(Герцен. С.14).

В
1843 году поэт-декабрист В.К. Кюхельбеккер, поселенный навечно в сибирской
глуши, получил впервые роман Лермонтова и записал в своем дневнике:
“Лермонтова роман – создание мощной души: эпизод “Мери” особенно
хорош в художественном отношении: Грушницкому цены нет – такая истина в этом
лице; хорош в своем роде и доктор; и против женщин нечего говорить… и
все-таки! Все-таки жаль, что Лермонтов истратил свой талант на изображение
такого существа, каков его гадкий Печорин”. (Кюхельбеккер. С.291)

П.В.
Анненков в “Литературных  воспоминаниях” говорит, что “Белинский
находит гипотезу, способную дать ключ к уразумению наиболее возмутительных
поступков героя. Белинский пишет по этому случаю чисто адвокатскую защиту
Печорина, в высшей степени искусственную и красноречивую.Найденная им гипотеза
состоит в том, что Печорин еще не полный человек, что он переживает минуты
собственного развития, которые принимает за окончательный вывод жизни, и сам
ложно судит о себе, представляя свою особу мрачным существом, рожденным для
того, чтобы быть палачом ближних и отравителем всякого человеческого
существования. Это – его недоразумение и его клевета на самого себя. В будущем,
когда Печорин завершит полный круг своей деятельности, он представляется
Белинскому совсем в другом виде. Его строгое, полное и чуждое лицемерия
самоосуждение, его откровенная проверка своих наклонностей, как бы извращены
они ни были, а главное, сила его духовной природы служат залогами, что под этим
человеком есть другой, лучший человек, который только переживает эпоху своего
искуса. Белинский пророчил даже Печорину, что примирение его с миром и людьми,
когда он завершит все естественные фазисы своего развития, произойдет именно
через женщину, так унижаемую, попираемую и презираемую им теперь. Как добрая
нянька, Белинский следит далее за всеми движениями и помыслами Печорина,
отыскивая при всяком случае возможные облегчающие обстоятельства для
снисходительного приговора над ним, над его невыносимой претензией играть
человеческой жизнью по произволу и делать кругом себя жертвы и трупы своего
эгоизма” (Сборник. С.161-162). Таким образом, автор делает вывод, с
которым мы полностью согласны, что Белинский постоянно спасает Печорина от
обвинения в диких порывах, в цинических выходках “беспрестанно рисующегося
и себя оправдывающего эгоизма”, что сделало бы его лицом
противоэстетическим и, следовательно, безнравственным.

А.П.
Шан-Гирей в своей статье “М.Ю. Лермонтов” пишет: “Лермонтов…
выставил пустоту подобных людей и вред от них для общества. Не его вина, если
вместо сатиры многим угодно было видеть апологию.” (Шан-Гирей. С.51).

А.Н.
Толстой в речи на торжественном заседании памяти М.Ю. Лермонтова сказал, что в
“Герое нашего времени” Лермонтов раскрывает образ Печорина – продукта
страшной эпохи, опустошенного, жестокого, ненужного человека, со скукой
проходящего среди величественной природы и простых, прекрасных, чистых сердцем
людей.

С
возникновением попыток по-новому посмотреть на личность Печорина, в русской
литературе появляются произведения пародийного характера. Попытка критически
проанализировать тип “современного Печорина” предпринята писателем
М.В. Авдеевым в романе “Тамарин” (1849-1852). Тенденция к
“снижению” и “развенчанию” печоринского типа проявилась в
произведениях  А.М. Писемского (“Тюфяк”, “М-r Батманов”), в
романе В.И. Аскоченского “Асмодей нашего времени”, в повести А.О.
Осиповича-Новодворского “Эпизод из жизни ни павы, ни вороны” и др.

Таким
образом, можно сделать следующие выводы по содержанию данной главы:

1.
Отзывы критиков и исследователей творчества М.Ю. Лермонтова по поводу его
романа “Герой нашего времени” в целом и личности  главного персонажа
– Г.А. Печорина – появляются уже с момента выхода произведения в свет.

2.
Расположение глав в романе, ахроничное с точки зрения фабулы произведения,
соответствует логике внутреннего развития главного героя и поэтапно раскрывает
его сущность.

3.
Данный тип героя давно беспокоит творческое сознание Лермонтова; персонаж,
названный Печориным, появляется в 1836 году в повести “Княгиня
Лиговская”, но характер главного действующего лица “Героя нашего
времени” нельзя считать прямым продолжением характера персонажа
“Княгини Лиговской”. В “Герое нашего времени” Лермонтов
углубляет характеристику своего героя, расширяет тип окружающего его общества и
место действия.

4.
Автор наделяет своего героя типичными чертами молодежи 30-х годов XIX века:
стремление к деятельности без ясно осознанных целей, сильный волевой характер,
скептическая рефлексия, фаталистические убеждения – что делает роман в целом и
героя более реалистичным.

5.
Критики XIX века персонажа Лермонтова разделяются на два лагеря: одни считали,
что Печорин – одаренный человек, личность, искалеченная светским воспитанием,
другие полагали, что Печорин безнравственен, антиморален и даже вульгарен.

6.
В.Г. Белинский первым возвеличил Печорина, увидев в его образе воплощение
критического духа своего времени, он защищает Печорина, прорицая ему прекрасное
будущее. Чернышевский и Добролюбов шли вслед за Белинским, говоря о Печорине как
о человеке с сильной душой, твердой волей, как об истинном герое своего
времени.

7.
Реакционно-демократическая критика дала отрицательную оценку личности главного
персонажа романа, видя в нем пустого человека, чуждого духу русской жизни. Так
негативно отзывались о Печорине авторы журнала  “Маяк”, А.И. Герцен,
Н.В. Шелгунов, П.В. Анненков, В.К. Кюхельбеккер. Причем, видя в Печорине
лжегероя, они противопоставляли ему Максима Максимыча, как мужественного,
честного, истинно русского, демократического героя, человека, кровно связанного
с народом.

8.
С возникновением негативных оценок появляются произведения, пародирующие
“Героя нашего времени”, М.В. Авдеева “Тамарин”, В.И.
Аскоченского “Асмодей нашего времени” и другие.

9.
Разногласия по поводу личности главного персонажа, проявившиеся в XIX веке,
продолжают развиваться и в литературоведении следующего столетия, о чем пойдет
речь во второй главе нашей работы.

Глава 2. новые подходы к рассмотрению личности
печорина

2.1 Печорин – жертва социальной среды

Крайняя
противоречивость понимания “Героя нашего  времени”  и Печорина
продолжает иметь место и в последующей критике.  Для  одних Печорин – натура
антиобщественная, для которой самой характерной и основной чертой является
властный индивидуализм,  стремящийся подчинить все окружающее своей воле; для
других же он –  “человек с ярко выраженным и очень активным социальным
инстинктом”. Некоторые исследователи и критики убеждены в том, что
Лермонтов развенчивает Печорина; другие – что он его утверждает как своего  героя
и сочувственно оправдывает все его поступки.

Советская
критика в большинстве своем полагает, что как  личность Печорин шире
ограниченных пределов его времени, среды,  конкретных обстоятельств,
предлагаемых ему обществом  социальных  ролей. “Однако стремление личности
к свободному выбору своих жизненных позиций, своей видовой определенности в 
самодержавной  России сталкивалось с  предопределенностью  жизненного  статуса 
человека чуть ли не с его рождения.  Узаконенные  узкогрупповые  социальные
амплуа по сути своей противоречили универсально целостной  человеческой
природе. Печорин по своему происхождению мог бы  обеспечить себе самую
блестящую карьеру” (Удодов. С.80). Как отмечает  автор, “Печатью
мужественности, даже героизма отмечено его [Печорина]  ни перед чем не
останавливающееся  отрицание  неприемлемой  для  него действительности, в
протесте против которой он  полагается  только на собственные силы. Он умирает,
ни в чем не  поступившись  своими принципами и убеждениями, хотя и не совершив
того,  что  мог  сделать в иных условиях. Лишенный возможности  прямого 
общественного действия, Печорин стремится тем  не  менее  противостоять 
обстоятельствам, утвердить свою  волю,  свою  “собственную 
надобность”, вопреки господствующей “казенной надобности”
(Удодов. С.80).

И.П.
Щеблыкин считает, что центральной задачей в  изображении Печорина можно считать
намерение автора раскрыть высокий,  хотя  и противоречивый смысл духовных
порывов героя, стремящегося  к  деятельности, к счастью и гармонии  вопреки  сопротивлению 
неблагоприятной в социальном отношении среды.(Щеблыкин. С.198) Автор говорит о
том, что, поставив в центре событий человека с  богатым  интеллектом, писатель
сосредоточил внимание не на механическом  описании его
“чувствований”, а на выявлении  импульсивных  порывов  к истине –
притом в соприкосновении с окружающей,  часто  враждебной средой. В итоге
получился подлинно психологический роман, то  есть такой роман, где внутренний
мир человека изображен не  изолированно и не статично, а в социальной
обусловленности.  В  этом  случае душевные переживания, ощущения даже  одного 
человека  приобретают широкий общественный резонанс.

Печорин
в своем журнале неоднократно говорит о своей противоречивой двойственности.
Обычно эта двойственность  рассматривается лишь как результат полученного
Печориным светского воспитания, губительного воздействия на него
дворянско-аристократической судьбы. Даже тогда, когда делаются попытки 
осмыслить  противоречивость  и неодномерность личности Печорина в более
широком, а по  сути  –  и более глубоком социально-философском плане,
преобладает истолкование ее как следствие столкновения естественного,
природного  начала с началом социальным. Сам герой в своем журнале пишет:
“Я  давно уж живу не сердцем, а головою… Во мне два человека: один 
живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его.” И это
действительно так: “один” Печорин похищает Бэлу, причиняет страдания
Вере, а “другой” – осуждает себя  за  это, нередко раскаивается и
даже плачет, когда убеждается, что  безвозвратно утеряны надежды на истинное
блаженство в общении с  дорогим и близким человеком – достаточно вспомнит
расстройство  героя,  не успевшего догнать отъезжающей Веры: “Я скакал,
задыхаясь от нетерпенья. Мысль не застать ее уже в Пятигорске молотком ударяла
мне в сердце! – одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься,  пожать ей
руку… Я молился, проклинал, плакал, смеялся… нет, ничто не выразит моего
беспокойства, отчаяния!.. При возможности  потерять ее навеки Вера стала для
меня дороже всего на свете – дороже жизни, чести, счастья!” (Лермонтов.
С.576). Следовательно, возникает вопрос: где же истинный Печорин? “Часто
говорят:  тот,  кто мыслит, судит, страдает. Но вполне реален тот Печорин,
который испытывает равнодушие, ищет выхода их  этого  состояния  в  светских
приключениях,  с  удовольствием  срывает   “едва    распустившийся
цветок”, чтобы, вдоволь надышавшись его ароматом, бросить  его  на дороге.
Поистине демоническая двойственность! Но она так  характерна для мироощущения и
поступков лучшей дворянской молодежи 30-х годов, не сумевшей преодолеть своих
пороков и эгоизма в эпоху безвременья.” (Щеблыкин. С.201). Так
исследователь  интерпретирует  в своем понимании двойственность души Печорина.
Он замечает,  что  в “Герое нашего времени”, как  реалистическом 
произведении,  значительно усилена социальная мотивированность всех поступков и
ощущений центрального персонажа. Страдания  Печорина  и  его  раздвоенность во
многом предопределены пороками общественной среды, а также условиями дворянского
воспитания. Е.Н. Михайлова  говорит,  что “… природное,
“естественное”, и общественное  слиты  в  герое  в противоречивом
единстве…” Ее точка зрения утверждает  двойственность личности Печорина:
одна его сторона  –  это  “естественный”, потенциальный, возможный
человек, а другая – человек реально  действующий, детерминированный обществом.
“Осуждая  второго,  Лермонтов всецело на стороне первого” (Михайлова.
С.320).  Исследователь делает вывод, что все отрицательное в Печорине обусловлено 
обществом, положительное начало этой обусловленности не подчинено и даже
противостоит ей, так как является чисто природным  качеством  в человеке. В
этом Е.Н. Михайлова усматривает  своеобразие  реализма Лермонтова в его романе:
“Лермонтов показывал в  герое  не  только его детерминированность
современным обществом, но и  противоположные тенденции, способные  данную 
детерминированность  преодолеть” (Михайлова. С.336). Подобной трактовки
придерживаются и  некоторые другие исследователи. Б.М. Эйхенбаум замечает:
“Эгоистическая жестокость также является извращением, которое  внесено 
обществом  в натуру Печорина”. В статье “Литературная позиция
Лермонтова он говорит, что “Если Печорин – портрет целого  поколения,  к 
которому принадлежит и сам автор романа, то дело,  конечно,  не  в  пороках
этого поколения самих по себе, а в породившей их эпохе…  В  “Герое
нашего времени” и в образе Печорина поставлена не личная  и  в этом смысле
не индивидуально-психологическая, а социально-психологическая и общественно-историческая
проблема  –  проблема  “нашего поколения”, “нашего
времени”, проблема подлинной героики.” (Эйхенбаум. С.109). С ними
солидарен и В.И. Коровин. Он пишет:  “Проблематика романа определяется
личностью Печорина, в котором живут две стихии – природная, естественная, и
искажающая ее социальная. Природное, естественное начало в Печорине
неуничтожимо, но оно лишь в редкие минуты является в своем  чистом, 
непосредственном  виде… Природное начало в Печорине всюду наталкивается на
социальный предел” (Коровин. С.227).

Отрицание
Печориным морали современного ему общества,  как  и других его устоев, также,
по мнению исследователей,  не  было  его только личным достоянием. Оно уже
давно вызревало  в  общественной атмосфере, и Печорин явился только наиболее
ярким его выразителем. “В атмосфере переоценки всех ценностей, крушения
авторитетов и самого принципа авторитарности развиваются ничего не щадящий
скептицизм Печорина,  его  подвергающая  все  сомнению  острокритическая мысль.
И это было отражение “духа времени”. (Удодов. С.85).

Таким
образом, нужно сделать вывод, что, по  этой  концепции, общество с
несоизмеримым постоянством  и  неизбежностью  извращает природную сущность
человека, и он остается человеком, остается самим собой только в той мере, в 
какой  он  способен  противостоят воздействию этого общества, сохранять в себе,
по выражению  критиков, “естественного человека”.

И.П.
Щеблыкин считает Печорина человеком недюжинных способностей, выявлению которых,
противоречивости его натуры и отношений  с окружающим миром подчинена
событийная линия в романе, наиболее динамично развивающаяся в последних трех
главах – в “Журнале Печорина”. Названный исследователь полагает, что
Печорин истинный герой. В доказательство автор говорит, что Печорин получил
отличное образование, умен, обладает большой выдержкой, волей. “Он не 
переоценивает себя, когда говорит о  том,  что  чувствует  в  себе  “силы
необъятные.” Как факт приводит исследователь и характеристику  речи
персонажа, в которой,  по  его  словам,  сказывается  интеллектуальная мощь
героя. Речь Печорина глубока по смыслу,  убийственно меткая в характеристиках
пороков привилегированных кругов. И,  конечно, Печорин ставится  на  порядок
выше членов “водяного общества”: “Зеркалом печоринской души
можно считать его дневник  (своего рода исповедь “лишнего человека”),
из которой видно, что  герой  с необычайной скрупулезностью анализирует свои
поступки и  ощущения, задумывается над вопросами бытия, особенностями
человеческого сознания и поведения, старается понять смысл сущего на земле и 
своего собственного назначения. Из дневника мы узнаем также, что Печорин
презирает пошлость, как и людей, не обладающих чувством личного достоинства,
осуждает праздную светскую жизнь,  не  гонится  за карьерой, хотя не богат и не
чиновен. В особенности ему  неприятны люди, драпирующиеся в одежды
романтических “страдальцев” (Грушницкий) или, напротив,  бравирующие 
своей  заурядностью,  граничащей часто с пошлостью и цинизмом (драгунский
капитан).” (Щеблыкин. С. 198-199).

Отталкиваясь
от того тезиса, что Лермонтов впервые в  русской литературе вывел на страницы
своего романа  героя,  который  прямо ставил перед собой самые главные вопросы
человеческого бытия  –  о цели и смысле жизни человека, о его назначении,
данные  исследователи подходят к тому, что Печорин, помимо совершенствования 
своих душевных сил, хочет вызвать активность и в других, подтолкнуть  их к
внутренне свободному действию, а не к действию по канонам традиционной
узкосословной морали. “За ролью, за привычной маской Печорин хочет рассмотреть
лицо человека, его суть. И  здесь  им  часто руководит не только жажда истины,
желание сорвать все внешние покровы и украшения, узнать, “кто есть
кто”, но и не менее  страстная надежда открыть, вызвать к жизни “в 
человеке  человека”  (Удодов. С.83).

Далее
автор приводит в доказательство своих  выводов  пример, наглядно
подтверждающий, по его мнению, данную теорию. Он говорит, что Печорин снимает
с  Грушницкого  “взятую  напрокат  трагическую мантию”, ставя его в
истинно трагическую  ситуацию,  чтобы  “докопаться” до его душевного
ядра, разбудить в нем человеческое  начало. При этом, отмечает он, Печорин не
дает себе ни малейших  преимуществ в организуемых им жизненных
“сюжетах”, требующих от  него, как и от его “партнеров”,
максимального напряжения душевных и  физических сил. В дуэли с Грушницким он 
стремится  к  объективности результатов своего смертельного эксперимента,  в 
котором  рискует жизнью не меньше, а больше противника. “Я решился, –
говорит он по ходу их дуэльного и душевного поединка, – предоставить все 
выгоды Грушницкому; я решил испытать его; в душе его могла проснуться искра
великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему…”  (Лермонтов. С.570).
Печорину важно, чтобы выбор был сделан предельно свободно, из внутренних, а не
из внешних побуждений и мотивов. Создавая по своей воле экстремальные
пограничные ситуации,  Печорин  не вмешивается в принятие человеком решения,
предоставляя ему возможность абсолютно свободного нравственного выбора,  хотя 
совсем  не безразличен к его результатам. Так, он  замечает:  “Я  с 
трепетом ждал ответа Грушницкого… Если б Грушницкий не согласился, я бросился
б ему на шею.” (Лермонтов. С.556). Это право свободного  выбора он
предоставляет Грушницкому и по ходу дуэли: “Теперь он должен был выстрелить
на воздух, или сделаться убийцей,  или  наконец оставить свой подлый замысел и
подвергнуться  со  мною  одинаковой опасности” (Лермонтов. С.569).

Исследователи
утверждают, что Печорин не  мог  разрушить  любовь Грушницкого, потому  что 
не  только  Грушницкого  развенчала княжна, но и он никогда ее не любил.
“Грушницкий  был  занят  тем, что изобретал позы и слова. Душа его была
немощна. Но Печорин  был невиновен в бесстрастных забавах с наблюдаемыми им
душами. В отличие от Вернера, он умеет властвовать людьми и, невольно  для 
него самого, не ограничивается созерцательной ролью в безошибочных наблюдениях
людских страстей. Он деятельно вмешивается, хотя  бы  при этом был недоволен
сам собой” (Шмульян. С.224). В этом  проявляется жажда деятельности, как
было указано выше.

Б.М.
Эйхенбаум в своей статье “Герой  нашего  времени”  вообще считает
происшествия с Грушницким и Мери  мелкими,  не  требующими заострения на них
особого внимания: “Линия Печорина,  опустившаяся в “Тамани”,
поднимается,  поскольку  читатель  знакомится  уже  не только с поступками
Печорина, но и с его думами, стремлениями, жалобами – и все это  заканчивается 
многозначительным  “стихотворением в прозе”, смысл которого выходит 
далеко  за  пределы  мелкой возни с княжной Мери и Грушницким: “Я как
матрос, рожденный и  выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с
бурями  и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани
его тенистая роща, как ни свети ему мирное  солнце…”  (Эйхенбаум.
С.280). Исследователь, однако, замечает, что больших бурь  и битв герою не
дождаться, и самое большее – это что он опять избегнет гибели, оказавшись у
края жизни, как это было уже не раз.  Как раз так и происходит в новелле
“Фаталист”. Возвращаясь к  исследованию Эйхенбаума, нужно отметить,
что здесь названный автор  вновь возвеличивает Печорина. Повесть
“Фаталист”  играет  роль  эпилога, хотя, так же как и с
“Таманью”, в порядке событий это  не  последнее рассказанное
происшествие: встреча  с  Максимом  Максимычем  и отъезд Печорина в Персию
происходят позднее. “Однако такова сила и таково торжество искусства над
логикой фактов – или,  иначе,  торжество сюжетосложения над  фабулой.”  О 
смерти  героя  сообщается просто в виде биографической справке в середине
романа. “Такое решение не могло освободить автора от  необходимости 
кончать  роман гибелью героя, но дало ему право и возможность закончить  его 
мажорной интонацией: Печорин не только спасся от гибели, но и совершил
общеполезный смелый поступок, притом не связанный ни с  какими “пустыми
страстями”: тема любви  в  “Фаталисте”  выключена  вовсе.
Благодаря своеобразной “двойной” композиции и фрагментарной структуре
романа герой в художественном (сюжетном) смысле не  погибает: роман
заканчивается перспективой в будущее – выходом героя из трагического состояния
бездейственной обреченности. Вместо  траурного марша звучат поздравления  с 
победой над смертью.” (Эйхенбаум. С. 282).

Но
нужно отметить, что гуманные в своей основе  стремления  и цели Печорина –
открыть, вызвать в человеке человеческое – осуществляются им отнюдь не
гуманными средствами. Он и большинство окружающих его людей как бы живут в
разных нравственно-ценностных  измерениях, что мы и попытаемся показать в
следующей части работы.

2.2. печорин – антигерой

2.2.1 Общая характеристика героя

Очевидно,
что только желание еще и еще  раз  объявить  именно общество в его тлетворном
влиянии на личность, и на личность Печорина в том числе, а также нежелание
искать какие-то подводные  течения в замысле автора в конце концов увели всех
в  сторону  столь однозначного истолкования  центральной  фигуры  романа 
Лермонтова “Герой нашего времени”. Ярким примером непонимания  может 
служить суждение о Печорине Авдеева, написавшего  Целый  роман 
“Тамарин”, который должен был развенчать этот тип: “…Господи! 
разве  можно винить писателя за то, что плохо  мыслящие  люди  приписывают  ему
жалкий кругозор бедного своего понимания. Разве можно винить  Лермонтова за то,
что люди его поколения, а пожалуй,  и  следовавшего за ним поколения, приняли
сатиру его за идеал и спешили  наперерыв представлять из себя Печориных.”
(Висковатов. С.320). А ведь  роль подтекста в классической литературе огромна,
но особенно  поражает пробивающаяся яркость сквозь самые сдержанные тусклые
краски.

Так,
по мнению исследователя И. Нетбая, “…в России 1839  года, когда,
кажется, уже окончательно не подлежат реставрации  мечты о свободе, равенстве,
братстве, которые основательно  захоронены под обломками французской революции 
и  расстреляны  в  декабре 1825 года на Сенатской площади, когда иссяк
живительный  источник, в свое время питавший бойкую и жизнерадостную музу
Пушкина,  новое время неизбежно рождало новые образы. И эти образы были  не 
самые жизнеутверждающие…” (Нетбай. С.324).

Все
эти обстоятельства и стали причиной  того,  что  на  свет появился Григорий
Александрович Печорин. Автор считает  его  пародией на романтического,
изжившего себя в нынешний век героя в  его логическом развитии. Хорошо зная и 
глубоко  понимая  историческую сущность окружающей его действительности,
двадцатипятилетний  Лермонтов создал  образ  героя  своего  времени,  в 
котором  обобщил большой жизненный материал. Лермонтову нужно было  не  только 
осмеять устаревший идеал, но и показать этот  характер  в  различных ситуациях таким
образом,  чтобы  стало  ясно  следующее:  личность сильная, критически мыслящая
и в высшей степени разумная,  направляющая свой ум и знания не на благо людям,
в  конце  концов  трансформируется в антигероя, носителя зла.

В
предисловии к “Журналу Печорина” читаем: “Недавно я  узнал, что
Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня  очень обрадовало: оно
давало мне право печатать эти записки,  и  я  воспользовался случаем поставить
свое имя над  чужим  произведением.” (Лермонтов. С.498). Вся эта фраза
иронична.  Подчеркнуто  радуется человек смерти другого, который ему при
встрече понравился.  Заметим: к моменту вышеназванного события рассказчик
достаточно  хорошо был знаком с записками Печорина, и именно поэтому, помимо 
возможности печататься, известие о смерти героя так  его  обрадовало. Это слово
сразу настораживает. Только в одном случае смерть  может обрадовать: если речь
идет о законченном негодяе и  злодее,  каковым постепенно и становится эстет,
неординарная личность и  романтический герой Печорин, шагающий по судьбам и по 
трупам,  как  по персидскому ковру в своем кабинете.

Лермонтов
относится к своему герою не иронически; но сам  тип печоринской личности,
возникший в определенное время и  в  определенных обстоятельствах, – ироничен.

М.
Бахтин отмечает, что в “Герое нашего времени” Лермонтов  с огромной
художественной  убедительностью  и  социально-философской глубиной показал, что
“…человек до конца невоплотим в существующую социально-историческую
плоть… Всегда остается  нереализованный избыток человечности… существенный
разнобой  между  внутренним и внешним человеком…” (Бахтин. С.119).

Характер
Печорина задан с самого начала и  остается  неизменным; духовно он не растет,
но от эпизода к  эпизоду  читатель  все глубже погружается в психологию героя,
чей внутренний облик как бы не имеет дна, принципиально неисчерпаем. В этом и
состоит  история печоринской души, ее загадочность, странность и
привлекательность. Равная самой “себе, душа не поддается измерению, не 
знает  пределов самоуглублению и не имеет перспектив развития.  Поэтому 
Печорин постоянно испытывает “скуку”,  неудовлетворенность, 
чувствует над собой безличную власть судьбы, которая ставит предел  его 
душевной деятельности, ведет его от катастрофы к  катастрофе,  угрожающим как
самому герою (“Тамань”), так и другим персонажам  (“Бэла”, “Княжна
Мери”). Печорин сам себе кажется демоническим  существом, злым орудием
неземной воли, жертвой  ее  проклятия.  Поэтому “метафизическое”
самоощущение  героя,  его  человеческие  качества важнее для Лермонтова, чем
“социальная прописка” Печорина; он действует не как дворянин,
светский человек, офицер,  а  как  человек вообще.

Жадное
воображение юности принесло Печорину  лишь  усталость: “В первой молодости
моей я был мечтателем; я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные
образы, которое рисовало мне  беспокойное и жадное воображение. Но что от
этого  мне  осталось?  Одна усталость, как после ночной битвы с привидением, и
смутное  воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я 
истощил и жар души, и постоянство  воли,  необходимое  для  действительной
жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне  стало скучно и
гадко, как тому, кто читает  дурное  подражание  давно ему известной
книге.” (Лермонтов. С.585). Таким образом, получается, что жизнь Печорина
– это всего лишь жалкая  попытка  воспроизвести сюжеты прочитанных им
романтических книг, приключений в жизни.

Ощущая
жизнь как банальность, Печорин тем не менее всякий раз надеется, что очередное
любовное приключение освежит его чувства и обогатит его ум. Но разъедающий,
скептический разум Печорина уничтожает непосредственность чувства. Любовь к
горянке  Бэле  и  Вере взаимна, но непродолжительна; влюбленность в
“ундину” остается без ответа, а влюбленную в него княжну Мери Печорин
не  любит  сам.  В конце концов власть над женщиной оказывается для него
важнее,  чем искренность чувства. Любовь превращается в игру, направляемую
рассудком, и в конечном итоге – в игру судьбами женщин, которые  должны
жертвовать собой, испытывать “преданность и страх” и тем  доставлять
” пищу нашей гордости”. Герой тоже готов  жертвовать  собой ради
женщин (он пускается в опасное для его  жизни  приключение  в
“Тамани”, стреляется с Грушницким,  защищая  честь  Мери,  рискуя,
захватывает казака), но отказывается жертвовать своей свободой ради чужого счастья.
По той же причине он не способен к дружбе. Вернеру Печорин только приятель,
сохраняющий дистанцию в  отношениях. Свою посторонность он дает почувствовать и
Максиму Максимычу,  избегая дружеских объятий. Так Печорин невольно,
бессознательно становится эгоистом.

Печорин
нередко переступает грань, отделяющую добро  от  зла, так как, по его
убеждению, в современном ему  обществе  они  давно утратили свою
определенность. Он свободно меняет их местами, исходя не из бытующей морали, а
из своих представлений.  Это  смешение добра и зла придает Печорину черты
демонизма, особенно  в  отношениях с женщинами. Он всякий раз  безжалостно 
разрушает  “гармонию неведения” как “неведение гармонии”,
как иллюзорное  о  ней  представление, не выдерживающее столкновений с 
реальной  жизнью.(Удодов. С.84)

Вторгаясь
в чужие судьбы со своей сугубо независимой  личностной меркой, требуя и от
других такого же подхода, Печорин как  бы провоцирует дремлющие в них до поры
до времени глубинные  конфликты между социально-видовым и личностно-человеческим 
началом,  что становится для него источником страданий и жизненных катастроф.

Каждую
жизненную ситуацию, имеющую ту или иную связь с романтизмом, Печорин стремится
обострить, довести до конфликта,  потому что именно в конфликте сущность
человека раскрывается лучше всего: “У меня врожденная страсть
противоречить;  целая  моя  жизнь  была только цепь грустных и  неудачных
противоречий сердцу и рассудку”. (Лермонтов. С.516).

Е.Н.
Михайлова отмечает, что “Лермонтов  безусловно  развенчивает Печорина за
жестокость, эгоизм в отношении к людям,  за  мелкий, ничтожный характер его
действий”. (Михайлова. С.348).

В
этом и состоит беда и вина Печорина, что его подлинно независимое сознание, его
свободная воля переходят в ничем не  ограниченный индивидуализм. В своем
противостоянии  действительности  он исходит из своего “я” как
единственной опоры в  этой  схватке.  По словам Б.Т. Удодова,  “Его 
мироотношение  основывается  на  сознательно исповедуемом индивидуализме, 
ставшем  краеугольным  камнем его философии, главным стимулом и критерием его
поведения.”  (Удодов. С.85). Именно эта философия обусловила отношение 
Печорина  к окружающим как к средству удовлетворения потребностей его
ненасытного сердца и еще более ненасытного ума, с  жадностью  поглощающих радости
и страдания людей.

Мы
в своей работе постараемся выявить и проследить,  согласно сюжетного
построения, этапы преображения героя произведения в  антигероя.

2.2.2.
“БЭЛА”

С
самого начала главы  “Бэла”  намечается  противостояние  по двум
линиям: Печорин – Грушницкий, Печорин – княжна Мери. К моменту столкновения
Печорина с представителями того общества, к  которому он сам принадлежит, на
его совести уже много чего накопилось: смерть Бэлы, оплаканная двумя слезами и
осмеянная сатанинским  хохотом; рухнувшие иллюзии Максима Максимыча и 
подорванная  вера  в человечество; разоренное гнездо “честных
контрабандистов”, Янко  и старуха, брошенные умирать голодной смертью.
Черед быть первой жертвой по композиционному  построению  выпадает Бэле: “Когда
я увидел Бэлу в своем доме, когда в первый раз,  держа ее на коленях, целовал
ее черные локоны,  я,  глупец,  подумал, что она ангел, посланный мне
сострадательной  судьбою…  Я  опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше
любви знатной барыни;  невежество и простосердечие одной так же надоедают, 
как  и  кокетство другой. Если вы хотите, я ее еще люблю, я ей  благодарен  за 
несколько минут довольно сладких, я за нее отдам жизнь, – только  мне с нею
скучно…” (Лермонтов. С.483).

История
любви дикарки и цивилизованного  человека  давно  уже была банальной, и если
она описана у Лермонтова,  то,  как  знать, может быть, с целью подчеркнуть
связь его героя с  целой  галереей портретов романтических предшественников. Их
всех  увлекала  иллюзия незаурядности неискушенной натуры, и всех 
разочаровывала  неразвитость ее и ограниченность.

Бэла
становится жертвой своеволия Печорина; она  насильственно вырвана из своей
среды, из естественного течения ее жизни. Современный исследователь Б.Т. Удодов
замечает по этому поводу:  “Погублена прекрасная в своей естественности,
но хрупкая  и  недолговечная гармония неискушенности и неведения, обреченная на
неизбежную гибель в соприкосновении с реальной, хотя бы и 
“естественной” жизнью, а тем более со все более властно вторгающейся
в нее  цивилизацией” (Удодов. С.84).

Требовательного,
развитого сознания Печорина не  могло  удовлетворить “простосердечие”
Бэлы. Современный человек, с  усложненной психикой, не в состоянии отрешиться
от самого себя и  удовлетвориться жизнью, текущей безотчетно. Для  истинной 
полноты  жизни недостаточно, чтобы настоящее имело основание только в себе
самом, в своей непосредственной данности: любить лишь потому, что  любится,
охотиться потому, что хочется преследовать зверя. Печорину мало, чтобы его
поступки имели свои “достаточные основания” в страстях или прихотях:
ему нужно, чтобы у них были также и цели.  Этого требует как его активная
натура, так  и  его  критическое,  ищущее сознание. Любовь тоже должна иметь
содержание,  смысл.  “Осмысленное содержание была бессильна дать любовь, в
которой не было  сознания, но лишь “простодушие” и
“невежество”, сколько бы ни  заключалось в ней преданности и страсти,
грации и нежности”.  (Михайлова. С.244).

Максим
Максимыч замечает: “… Он слушал  ее  молча,  опустив голову на руки; но
только я во все время не заметил ни одной  слезы на ресницах его: в самом ли
деле он не мог плакать  или  владел собою – не знаю;  что  до  меня,  то  я 
ничего  жальче  этого  не видывал… Я вывел Печорина вон из комнаты, и мы
пошли на  крепостной вал; долго мы ходили взад и вперед рядом, не говоря ни
слова, загнув руки на спину; его лицо ничего не  выражало  особенного,  и мне
стало досадно: я бы на его месте умер с горя. Наконец  он  сел на землю, в
тени, и начал что-то чертить  палочкой  на  песке.  Я, знаете, больше для
приличия, хотел утешить его, начал говорить; он поднял голову и засмеялся… У
меня мороз пробежал по коже от этого смеха…” (Лермонтов. С.486-488).

Смех
Печорина над мертвой Бэлой застывает в ушах  подтверждением его отмеченности
судьбой, к чему он уже  привык.  Вот  почему автор заметок сопровождает
молчанием свои мысли о Печорине и Бэле, расспрашивая Максима Максимыча о
незначительных  подробностях  его рассказа.

Набрасывая
в “Бэле” общий очерк фигуры героя времени и основные узлы проблем, с
ним связанных, Лермонтов уже здесь  приступает к суду над Печориным. Но
приговор его сложен. На вопрос  о  виновности героя он дает двойной ответ:
Печорин и виноват  в  том,  что разрушил бестревожное существование Бэлы, и не
виноват в том,  что не может ее больше любить. Кто же виноват? Виноват тот, 
кто  создал необходимую грань между невыразимо-прекрасным, беззаветно
чувствующим, но наивным, неразвитым существом и человеком  безысходно
мятущимся, обладателем остро-аналитического,  требовательного  интеллекта.
Виноват тот, кто человеческую жизнь  обрек  на  бесплодность и бессмыслицу и
тем самым вызвал все новые поиски  преодоления пустоты жизни, кончающиеся
каждый раз крахом. Виноват тот, кто бросил человека в окружение, не выдерживающее
ни критики мысли, ни проверки действием и тем самым предоставил личность самой
себе – и своим желаниям и своему суду. Другими словами,  истинный  виновник
того, что “несчастен” Печорин, а вследствие этого и Бэла, в конечном
счете современное общество.

Но
это не значит, что прав герой. Какие бы причины не сформировали личность
человека, за свои действия,  обращенные  к  другим людям, он должен отвечать.
Так, уже в “Бэле” проступает  та  новая широко гуманистическая точка
зрения Лермонтова, когда он не только судит общество от имени
“избранной” передовой личности, героя,  но судит и самого героя от
имени “многих”, то есть рядовых,  не  “избранных” и даже не
передовых, но имеющих право на  уважение  к  их личности людей. В грустной
истории Бэлы, которая  начинает  сознавать себя нелюбимой, Лермонтов 
вскрывает  и  вину  Печорина,  его эгоистический индивидуализм. Как бы сильно
ни был Печорин  увлечен Бэлой, и как ни мало он был виноват в том, что  ему 
стало  с  ней скучно, ясно одно: живого, чувствующего, самоценного  человека 
он превратил в орудие для своих эгоистических целей и страстей, в лекарство от
скуки, которое он не задумываясь отбросит,  как  только оно перестанет
действовать. В этом вина Печорина. Он  вырвал  Бэлу из родной среды, лишил дома,
отца, брата, он мучает ее  своей  холодностью и вот-вот бросит ее, как только 
она  перестанет  отвлекать его от скуки. Он ничего не меняет в своих поступках
ради  того, чтобы перестать доставлять страдания другим. Он – губительная,
разрушающая сила по отношению к личности и судьбам других людей.

2.2.3 “Максим Максимыч”

Столкновение
индивидуалиста Печорина с простодушной  добротой Максима Максимыча помогает
критически  осмыслить  характер  героя, действующего в реальной человеческой
среде: “Я обернулся к  площади и увидел Максима Максимыча, бегущего  что 
было  мочи…  Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать;
пот градом катился с лица его;  мокрые  клочки  седых  волос,  вырвавшись
из-под шапки, приклеились ко лбу его; колена его дрожали… он хотел кинуться
на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул
ему руку. Штабс-капитан на  минуту  остолбенел, но потом жадно схватил его руку
обеими руками: он еще не мог говорить.

–
Как я рад, дорогой Максим Максимыч! Ну как вы поживаете?  – сказал Печорин.

–
А… ты?.. а вы?.. – пробормотал со слезами на глазах  старик…

…
Печорин в рассеянности или от другой причины протянул ему руку, когда тот хотел
кинуться ему на шею.” (Лермонтов. С.494-498)

В
эпизоде дорожной встречи Лермонтов на стороне Максима  Максимыча и против
Печорина. В чем же виноват  Печорин?  Если  Максим Максимыч весь обращен к
другому человеку, весь  раскрыт  ему  навстречу, то Печорин – весь замкнут в
себе и не жертвует для  другого ничем, даже самым малым. Наоборот, у него не
дрогнет рука  принести в жертву своему спокойствию душу другого. Лермонтов
разоблачает в Печорине эгоцентризм, который все соотносит с “я”, все
подчиняет этому “я”, оставаясь безучастным к тому, как его  поведение
отразится на другом человеке. Дело в том, что он  не  почувствовал всей высоты
и чистоты человеческого обаяния старого  штабс-капитана, не ощутил человечески 
большого  содержания  его  чувств  настолько, чтобы свободно, без
“жертв” и насилия над  собою  ответить на эти чувства. Печорин
настолько замкнут в себе, что теряет  способность, забыв о себе, проникнуться
хотя бы ненадолго  волнением, тревогами, запросами души другого человека.  В 
маленьком  эпизоде дорожной встречи прав не умный и волевой Печорин, а  простодушный,
ограниченный капитан, умеющий так бескорыстно и беззаветно  привязываться к
другому человеку. Критика  эгоизма  Печорина,  ощутимая еще в “Бэле”,
здесь выступает отчетливо и глубоко: там от  Печорина требовалось жертвовать
правдой  и  свободой  чувства,  –  здесь “жертва” не обязывала ни к
какой утрате духовной  самостоятельности и все-таки принесена не была.

2.2.4.
“ТАМАНЬ”

Тамань
– первая глава “Журнала Печорина”, исповедальных записок героя, и
начинается она  невесело.  Чувства  героя,  казалось, притуплены усталостью,
грустью и  отвращением.  Очевидно,  Печорин обладает эмоциональной  подвижной 
натурой,  потому  что  читателя вдруг удивляет неожиданность чувства 
очарования,  охватившего  на миг героя, скрытого прозаическим мысленным замечанием.

Приключение,
в которое вовлекается Печорин, происходит с  ним совсем не из-за недостатка
осмотрительности. Что это? Любопытство? “… на яркой полосе, пересекающей
пол, промелькнула тень. Я привстал и взглянул в окно: кто-то вторично пробежал
мимо его и скрылся бог знает куда. Я не мог полагать, чтоб это существо сбежало
по отвесу берега; однако иначе ему некуда было деваться. Я встал, накинул
бешмет, опоясал кинжал и тихо-тихо вышел из  хаты; навстречу мне слепой
мальчик. Я притаился у забора, и он верной, но осторожной поступью прошел мимо
меня. Под мышкой он нес какой-то узел, и, повернув к пристани, стал спускаться
по узкой и  крутой  тропинке. “В тот день немые возопиют и слепые
прозрят”, – подумал я,  следуя за ним в таком расстоянии, чтоб не терять
его из вида… Я, с трудом спускаясь, пробирался по крутизне, и вот вижу:
слепой приостановился, потом повернул низом направо; он шел так близко от 
воды, что казалось, сейчас волна его схватит и унесет;  но,  видно,  это была
не первая его прогулка, судя по  уверенности,  с  которой  он ступал с камня на
камень и избегал рытвин. Наконец он остановился, будто прислушиваясь к чему-то,
присел на землю и положил возле себя узел. Я наблюдал за его движениями,
спрятавшись  за  выдавшеюся скалою берега…” (Лермонтов. С.501).

Герой
вмешался в простую жизнь “честных контрабандистов”. Его привлекли
загадочные ночные обстоятельства – слепой мальчик и  девушка поджидали лодку с
контрабандистом Янко. Печорину  не  терпелось узнать, что они делали ночью.
Девушка, казалось, сама заинтересовалась Печориным и вела себя  двусмысленно: 
“вертелась  около моей квартиры: пенье и прыганье не прекращались ни на
минуту”. Печорин увидел “чудно нежный взгляд” и  воспринял  его 
как  обычное женское кокетство (“он напомнил мне один из тех взглядов, 
которые в старые годы так самовластно играли моей жизнью”), то есть в  его
воображении взор  “ундины”  сопоставился  со  взором  какой-нибудь
светской красавицы, взволновавшей его чувства, и  герой  ощутил  в себе прежние
порывы страсти. В довершение всего последовали “влажный, огненный
поцелуй”, назначенное свидание и признание в  любви. Герой почувствовал
опасность, но все-таки был обманут:  не  любовь была причиной демонстративной
нежности и пылкости, а угроза  Печорина донести коменданту. Девушка была верна
другому,  Янко,  и  ее хитрость служила лишь поводом для расправы с Печориным. 
Отважная, наивно-коварная и ловкая, заманив Печорина в  море,  она  едва  не
утопила его.

Романтический
“русалочий” мотив трансформируется Лермонтовым, эпизод с
“ундиной” обнаруживает внутреннюю слабость героя,  чуждого
естественному миру, его неспособность к простой,  полной  опасностей жизни.
Интеллектуальный, цивилизованный герой вдруг  теряет свои несомненные
преимущества перед простыми людьми, не допускается в их среду. Он лишь может
завидовать  их  отваге,  ловкости.

Страсть
Печорина к девушке из “естественной” среды здесь  показана
Лермонтовым в противоположном  проявлении  по  сравнению  с тем, что герой
пережил с Бэлой. В “Бэле” герой играет душами простых людей, в
“Тамани” он сам становится игрушкой в их руках.  Контрабандистка, как
и Бэла, цельная и сильная натура, от поцелуя которой у Печорина в глазах
потемнело  и  голова  закружилась,  любя другого, дерзко посмеялась над его казалось
бы подлинной страстью, чуть не утопив его. В столкновении с “ундиной”
Печорин терпит  поражение. Печорин не готов к столкновению со свободными  и 
гордыми людьми на их “территории”. Он обнаруживает  свое 
интеллектуальное превосходство лишь в том случае, если “простой”
человек оказывается в его руках.

Незаурядное
воображение Печорина,  его  авантюризм  восхищают читателя особенно потому, что
эти качества не находят  себе  пространного описания в дневнике героя. 
Печорин,  как  будто  избегая страстей, подчиняется только одной – не
уклоняясь, испытывать  себя. Герой охвачен сумасбродством, быстро пульсирующая 
кровь  подсказывает просто невероятные  для  него  слова: 
“обворожительно”, “правильный нос свел меня с ума”. Как
поэтична  природа  Печорина, если моментально в разговоре с незнакомкой он 
подхватывает  почти сказочный ее язык. Бесстрастие его покинуло. Романтическая 
фантазия играла героем в голове и в сердце. Как плоско, хотя и  буднично,
завершилось неожиданное приключение. Лишнее разочарование, жалость к слепому
мальчику и досада на свою  еще  не  изжитую  молодость – вот и весь финал
фантастического дня для Печорина.

Все
эти жертвы Печорина в его  неустанном  стремлении  любыми способами развеять
скуку, по сути  дела,  пассивны,  не  оказывают должного сопротивления своему
мучителю. Иначе обстоит дело с  “водяным обществом”: эти дамы и
господа умеют плести интриги не  хуже Печорина и в состоянии дать достойный
отпор зарвавшемуся  искателю приключений. Печорин оставляет мир “дикарок”
и возвращается в  гораздо более привычный и безопасный для него  мир 
“знатных”  барышень и барынь. Так совершается переход от
“Тамани” к “Княжне Мери”.

2.2.5.
“КНЯЖНА МЕРИ”

Традиционно
Печорин ставится на голову выше всех этих  “тупиц и фанфаронов, индюков
надутых”, к которым в первую очередь и  причислялся юнкер, без пяти минут
офицер, Грушницкий, кстати,  боевой товарищ Печорина. Почему же Грушницкий,
несколькими годами  моложе Печорина, – фанфарон и индюк, а Печорин, – 
мыслитель  и  философ? Видимо, это происходит потому, что так угодно Печорину,
ведь “Журнал Печорина” пишет он сам. А читатель этот журнал читает, и
наша, читателей, задача – самолично выявлять истинных героев.

Завязка
вспыхнувшей и разгоревшейся вражды между Печориным  и Грушницким стара как мир:
Мери уделила внимание раненому  Грушницкому, а вот к Печорину была не столь
благосклонна. “Признаюсь еще, чувство неприятное, но знакомое пробежало
слегка в  это  мгновение по  моему  сердцу;  это  чувство  –  было 
зависть…” (Лермонтов. С.516). Вот и завязка конфликта, тем более что 
Печорин  узнает  о заблуждении княжны насчет Грушницкого, которого она считает
разжалованным по какой-то романтической причине из офицеров в солдаты.

День
за днем, час за часом отравляет Печорин сознание  бедного Грушницкого самыми противоречивыми
утверждениями и  измышлениями; он манкирует чувствами Мери, сознательно внушая
ей надежду  на взаимность и в то же время зная, что это самый бессовестный
обман; он разбивает сердце старухи Лиговской, недвусмысленно отрекаясь от чести
стать обладателем руки ее дочери. В истории с  княжной  Мери Печорин
противостоит обществу уже практически, как  злая  разрушительная сила,
покусившаяся на его моральные нормы. Роман  Печорина с Мери является
своеобразным проявлением войны против общества  со стороны этого незаурядного
человека, которому  тесно  и  скучно  в косных пределах сложившихся отношений.
Но как мизерна эта война, и как жалок ее результат. Ни потрясенных основ,  ни 
ниспровергнутых оков, ни даже наказанных угнетателей: одна только  неведомо 
зачем жестоко изломанная девичья судьба. Здесь же обнаруживается и  вина
Печорина – попирание прав другой человеческой личности. В его  романе с Мери он
нарушает не только условные нормы поведения, разделяемые светским дворянским
кругом (недопустимость романов без  намерения жениться и т.п.), но и 
“естественные”  нормы  уважения  к личности другого (недопустимость
превращения ее в  простое  орудие своей воли). Во всей истории взаимоотношений
Мери и Печорина  ярко выступает эгоцентризм Печорина. Он сам говорит о себе:
“…я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как
на пищу, поддерживающую мои душевные силы” (Лермонтов. С.540).  Внутренне
отойдя от того социального коллектива, к которому он принадлежит по рождению и
общественному положению, Печорин  не  нашел  и другой, новой системы
социальных  взаимоотношений,  с  которою  он слился бы. Его личность,
противопоставившая себя старому  обществу и не нашедшая опоры в каком-либо
ином, новом социальном  единстве, ни в чем не видит для себя закона, кроме
самой  себя.  Собственная воля является единственной “нормой”,
которую  признает  над  собой Печорин. Замыкание в пределах собственной
личности, признание “законом” над своими действиями лишь ничем не
ограниченной  собственной воли превращает героя из протестанта в
антиобщественную,  а  в конечном счете – в античеловеческую силу. Но как только
он  узнает о том, что его хотят наказать, Печорин делается буквально страшен. И
самое страшное заключается в том, что он пытается объяснить свои поступки,
развивая целую философскую теорию, согласно которой можно оправдать все эти
злодейства. Печорин совершенно искренен, когда пишет в своем журнале следующие
строки: “А ведь  есть  необъятное наслаждение в обладании молодой, едва
распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат  испаряется 
навстречу  первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав  им 
досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!.. я смотрю на  страдания
и радости других только в отношении к  себе,  как  на  пищу, поддерживающие мои
душевные силы… первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня
окружает; возбуждать  к  себе  чувство любви, преданности и страха – не есть ли
первый признак и величайшее торжество власти?.. А что такое счастие?
Насыщенная  гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на 
свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы 
бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о
удовольствии мучить другого…” (Лермонтов. С.539-540).

Печорин
ставит заведомо невыполнимое условие гуманного  отношения к другим для себя:
он  будет  любить  всех  и  делать  добро только в том случае, если все будут 
любить  его.  Это  не  всегда реально даже в рамках очень ограниченного круга
людей,  не  говоря уже о чем-то большем.

А
рассуждения о том, что такое счастье и  радость  для  него, личности
неординарной и загадочной, показывают, что и Бэла, и  Мери, и Вера, и многие
другие, с кем сводила судьба героя, были  заранее обречены на роль цветка,
которому  суждено  в  конце  концов оказаться брошенным и растоптанным (“Я
все это уж знаю наизусть  – вот что скучно!”). И другой мотивировки
поступков Печорина  нет  и быть не может. И страдания его из-за собственной  жестокости 
настолько кратковременные и смехотворны, что называть это  страданиями просто
нелепо.

В
отношении к Мери Печорин встает  как  носитель  аморального
“демонического” сознания, который не видит граней между
“добром” и “злом”, не признает никаких моральных ограничений
и критериев  для своих действий. Даже любовь, единственное
“связующее” чувство, которое оставалось последней надеждой и точкой
опоры для  демонических героев Лермонтова в их попытках возрождения и
воссоединения  с людьми, – даже она попирается Печориным. Начатый со скуки, из 
желания подшутить над любовными планами Грушницкого, роман  Печорина с Мери
постепенно разворачивается как  страшная  картина  упорной, бессердечной охоты
паука, подстерегающего со своими сетями  ничего не подозревающую жертву, чтобы
высосать из нее лучшие соки  жизни. Мери начинает понимать это сама, когда 
между  героями  происходит следующий разговор:

–
Вы опасный человек! – сказала она мне, – я бы лучше  желала попасться в лесу
под нож убийцы, чем вам на язычок… Я вас  прошу не шутя: когда вам вздумается
обо  мне  говорить  дурно,  возьмите лучше нож и зарежьте меня, – я думаю, это
вам не будет очень трудно.

–
Разве я похож на убийцу?..

–
Вы хуже…  (Лермонтов. С.542).

В 
“Княжне Мери” с переходом Печорина в типическую и постоянную для него
жизненную среду дворянского общества, аристократического в частности, Лермонтов
еще более суживает возможности  выхода энергии Печорина и показывает его
обреченным на деятельность  пустую, мелкую и жестокую.

Еще
рельефнее вырисовывается характер Печорина в его любви  к Вере. Свободная от
кокетства женщина светского круга, Вера  вызвала у Печорина наиболее сильное
чувство. Но и по  отношению  к  ней Печорин не свободен от проявления
эгоцентризма. “С тех пор, как мы знаем друг друга, ты ничего мне не дал,
кроме страданий”, –  говорит Вера Печорину. Печорин не мог решиться
связать свою жизнь  даже с любимой женщиной. Он признается: “Как бы
страстно я ни  любил женщину, если она даст мне только почувствовать, что я 
должен  на ней жениться, мое сердце превращается в камень и ничто его не 
разогреет снова. Я готов на все жертвы,  кроме  этой:  двадцать  раз жизнь
свою, даже честь поставлю на карту… Но  свободы  своей  не продам.”

А
в сцене погони на лошади за уехавшей после убийства на дуэли Грушницкого Верой
Печорин, загнав до смерти коня, “упал на мокрую траву и как ребенок
заплакал”. Но затем он пишет: “Когда  ночная роса и горный ветер
освежили мою горящую голову и мысли  пришли в обычный порядок, то я понял, что
гнаться  за  погибшим  счастьем бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно?
– ее  видеть? – зачем? не все ли кончено между нами? Один горький прощальный
поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет
расставаться.

Мне,
однако, приятно, что  я  могу  плакать!  Впрочем,  может быть, этому причиной
расстроенные  нервы,  ночь,  проведенная  без сна, две минуты против дула
пистолета и пустой желудок. Все к лучшему!..” (Лермонтов. С.576-577). Все
очень логично и трезво с точки зрения эгоистической логики и разума. Слезы –
лишь причина нервного расстройства и голода, а чувства можно приберечь и на
потом. В этом и заключалась вся любовь. Первый  же  порыв  свежего  ветра
развеял печаль Печорина по поводу вечной разлуки с женщиной, которая, по его
словам, была ему так дорога.

Интересны
чувства героя после встречи с Грушницким перед  балом, побудившими его
пригласить княжну на мазурку вопреки  желанию Грушницкого танцевать с нею
вечер. Печорин был в  духе.  Это  следует из собственного его признания. Его ум
был крайне активен.  Он предчувствует интересное наблюдение над нравами, 
возможно,  опасность; это заряжало его восторгом и энергией. Впрочем, идя на
бал, герой испытывает противоречащую рассудку  грусть,  которая  делает ему
честь. “Неужели, думал я , мое единственное назначение на земле –
разрушать чужие надежды? С тех пор, как я  живу  и  действую, судьба как-то
всегда приводила меня к  развязке  чужих  драм,  как будто без меня никто не
мог бы ни умереть, ни прийти в отчаянье! Я был необходимое лицо пятого акта; 
невольно  я  разыгрывал  жалкую роль палача или предателя.” (Лермонтов.
С.546).

Лермонтов,
нанизывая описания “подвигов” Печорина на композиционный стержень,
постепенно подводит читателя к высшей, кульминационной точке, к самому
страшному из дел главного героя:  убийству на дуэли Грушницкого.

Да,
Грушницкий поступает не лучшим образом, соглашаясь с драгунским капитаном и
другими консультантами на бесчестный поступок, а именно: при подготовке оружия
к дуэли пистолет Печорина  остался незаряженным. Но Грушницкого можно понять:
он молод, очень  молод, безумно любит Мери и хочет отомстить своему недругу за 
поруганную любовь и бесчисленные гадости. А Печорин, зная, что убивать его не
собираются, а хотят только проучить, все равно стремится  подвести дуэль к
роковому исходу. Грушницкий, в котором заговорила совесть, пусть даже и
разбуженная разоблачением интриги  Печориным,  поступает “противу
правил” и разрешает проверить  и  зарядить  пистолет Печорина, который, в
отличие от противника, сознательно легко  ранившего его, прицеливается крайне
тщательно  и  хладнокровно  убивает Грушницкого (расстояние в  шесть  шагов  и 
позиция  на  краю страшного обрыва предлагаются опять  же  Печориным). 
Трагическую, нелепую смерть молодого человека он сопровождает словами: 
“Finita la comedia!”

Нужно
отметить, что Печорин уже с самой своей встречи с Грушницким в Пятигорске
предвидел  возможность  этой  дуэли  и,  может быть, стремился к ней:
“…я чувствую, что мы когда-нибудь  с  ним столкнемся на узкой дороге, и
одному из нас не сдобровать.”  (Лермонтов. С.512).

В
крупнейшей, центральной из повестей “Героя нашего времени”, в
“Княжне Мери” особенно проявляется критическое осмысление  образа
Печорина. Именно в “Княжне Мери” Лермонтов резко углубляет подлежащие
осуждению стороны личности героя. Здесь он осуществляет со всей полнотой и
четкостью тот суд над своим героем, элементы которого намечались и раньше, но
который здесь впервые  получил  такое широкое, отчетливое воплощение.

2.2.6 “Фаталист”

Странное,
неясное впечатление производит заключительная часть журнала Печорина
“Фаталист”. Не стремясь совершенно однозначно истолковать ее смысл,
можно заметить, что и здесь герой остается верен себе: в отличие от товарищей,
умолявших Вулича бросить затею с пистолетом и не испытывать судьбу, Печорин
самим тоном своего высказывания (“Послушайте, – сказал я, – или 
застрелитесь,  или  повесьте пистолет на прежнее место, и пойдемте 
спать”)  провоцирует серба на ужасный и опасный эксперимент.

Замечательны
размышления Печорина после окончания событий вечера: он осознает свою вину,
видя ее как бы глазами  своих  знакомых, но последующие мысли куда как более
интересны. Предки верили, что звезды на небе – это лампадки душ умерших, и эта
вера  “придавала им уверенность, что целое небо с своими бесчисленными
жителями на них смотрит с участием, хотя  немым,  но  неизменным!..”,  а
“мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и  гордости,
без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни,  сжимающей сердце при
мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага
человечества, ни даже для собственного нашего счастия, потому что знаем его
невозможность и  равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки
бросались  от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни
даже того неопределенного, хотя  и  истинного  наслаждения,  которое встречает
душа во всякой борьбе с людьми или с  судьбою…” (Лермонтов. С.584-585).

Болезнь
героя, таким образом, указана. Она состоит  в  разъедающем душу недоверии, но
сам Печорин дивится силе  людей,  отдающихся бесконечным звездам. Значит, надо
верить  и  надеяться  когда-нибудь найти настоящую правду.

Фаталистические
убеждения были свойственны значительной  части передовой молодежи вследствие
неумения объяснить события  эпохи “наполеоновских” войн и разгрома
декабристов; когда на пути  вставали многие препятствия, и прежде всего – 
социально-общественные, которые в сознании людей 30-40-х годов воспринимались
нередко  как воздействие рока, фатума. В свете таких  представлений 
общественная активность человека оказывалась бесполезной. Лермонтов в романе
“Герой нашего времени” пытается преодолеть фаталистическую 
философию, изобразив Печорина человеком не  только  “судьбы”,  но  и “воли”,
то есть способным решать свои задачи вопреки неблагоприятным общественным
условиям. Художественно  эта  мысль  воплощена  в главе  “Фаталист”, 
где  Печорин  предсказывает  поручику   Вуличу смерть, угадав на его лице
знаки  “рока”.  Действительно,  возвращаясь в ночную пору домой,
Вулич был изрублен пьяным казаком, вооруженным шашкой. Вмешательство рока, хотя
и нелепое, в судьбу  человека здесь как будто бы вполне  подтверждается,  тем 
более  что случай этот никак не зависел от “воли” пострадавшего. Но 
на  следующий день Печорину пришлось  усомниться  в  истинности  бытующих
представлений о всемогуществе фатума, предопределения. Несмотря ни на какие
доказательства власти рока, перед которыми бессильна  человеческая воля,
Печорин решает испытать судьбу и отважно бросается навстречу смертельной
опасности,  надеясь  выиграть  ставку  на жизнь вопреки всей очевидности.
Подвергая себя риску,  бросая  вызов “судьбе”, Печорин обезоруживает
опасного преступника  благодаря личному мужеству. “Рок” оказался  бессильным 
против  храбреца. Вместо верной гибели Печорин остается жив.  Художественная 
коллизия “Фаталиста” убеждала в том, что борьба за счастье, 
человеческое достоинство и свободу не только возможна, но и необходима. Сам
Печорин не вышел на рубеж такой борьбы.

Печорин,
намереваясь путешествовать, говорит: “Авось  где-нибудь умру на
дороге!” Нам понятно: за этими словами  стоит  сознание совершенной
безысходности, абсолютной неизлечимости  душевного недуга, но в то же время
Печорин телесно здоров – никаких  намеков на болезнь. Это придает оброненной
им  фразе  некий  символический оттенок – предположение уподобляется 
предначертанию.  Далее  рассказчик сообщает: “…Печорин, возвращаясь из
Персии, умер.” Отчего? Каким образом?  Не  сказано.  Предположение сбылось:
значит, умер, потому что хотел умереть? Загадка смерти венчает тут  загадки
жизни. Он умирает, что вполне соответствует  внутренней  логике его характера.

Обобщим
все вышесказанное в данной главе нашей работы:

1.
В ХХ веке остаются две противоположные точки  зрения,  касающиеся понимания
личности Печорина: Печорин – антиобщественная  натура и Печорин как подлинный
герой произведения и эпохи; Печорин – демон, несущий зло людям, сеющий вокруг
себя  зло,  или  одаренная личность, не находящая своего места в жизни, страдающая 
и  мучающаяся.

2.
Советская критика полагала, что Печорин  –  жертва общественности, социальной
среды.

3.
Некоторые современные исследователи доказывают общую бесчеловечность персонажа,
не зависящую от социальных условий, связанную с неправильной направленностью
своих душевных сил, ума и знаний, что подтверждается нижеследующими
положениями.

4.
Печорин не способен к дружбе, ему присущ эгоизм, он ни к кому не имеет
настоящей привязанности; каждую влекущую к  себе  жизненную ситуацию он
стремится довести до конфликта.

5.
Бэлу Печорин насильно вырывает из  ее  естественной  среды  и своим эгоизмом
приводит ее к смерти.

6.
Его душа не  способна  сочувствовать  другой  душе,  настраиваться в унисон с
настроением других. Свободный от  дружбы,  которая стесняет своими
нравственными следами и связями,  Печорин  отталкивает простодушную доброту
Максима Максимыча. Автор вновь  порицает Печорина за его эгоистическое 
отношение  к  окружающим;  в данной ситуации правым оказывается Максим
Максимыч.

7.
Из чистого любопытства герой вмешивается в  жизнь  контрабандистов и чуть не
оказывается погубленным, так как не был  готов  к такой ситуации.

8.
Печорин разрушает любовь Мери, безжалостно убивает Грушницкого, сопровождая все
это расчетливостью и хладнокровностью.

9.
Жизнь Печорина убеждает нас в том, что свободная воля человека оборачивается
индивидуализмом. Там, где отдельная  личность  по своему собственному произволу
вершит судьбы других людей, там  нет и не может быть равенства и подлинного
счастья.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В
ограниченных рамках данного исследования невозможно раскрыть все вопросы,
связанные с личностью Печорина,но мы в своей работе попытались рассмотреть
актуальную, на наш взгляд, проблему различных аспектов изучения личности
главного героя романа М.Ю. Лермонтова “Герой нашего времени” и
доказать точку зрения, отрицающую положительный, героический характер Печорина.

Отзывы
критиков и исследователей творчества М.Ю. Лермонтова по поводу его романа
“Герой нашего времени” в целом и личности  главного персонажа – Г.А.
Печорина – появляются уже с момента выхода произведения в свет и продолжаются
по сей день.

Автор
наделяет своего героя типичными чертами молодежи 30-х годов XIX века:
стремление к деятельности без ясно осознанных целей, сильный волевой характер,
скептическая рефлексия, фаталистические убеждения – что делает роман в целом и
героя более реалистичным.

Критики
XIX века персонажа Лермонтова разделяются на два лагеря: одни считали, что
Печорин – одаренный человек, личность, искалеченная светским воспитанием,
другие полагали, что Печорин безнравственен, антиморален и даже вульгарен.

В.Г.
Белинский первым возвеличил Печорина, увидев в его образе воплощение
критического духа своего времени, он защищает Печорина, прорицая ему прекрасное
будущее. Чернышевский и Добролюбов шли вслед за Белинским, говоря о Печорине
как о человеке с сильной душой, твердой волей, как об истинном герое своего
времени.

Реакционно-демократическая
критика дала отрицательную оценку личности главного персонажа романа, видя в
нем пустого человека, чуждого духу русской жизни.

С
возникновением негативных оценок появляются произведения, пародирующие
“Героя нашего времени”: “Тамарин” М.В. Авдеева,
“Асмодей нашего времени” В.И. Аскоченского, “Тюфяк”,
“M-r Батманов” А.М. Писемского.

В
ХХ веке также существуют две противоположные точки  зрения,  касающиеся
понимания личности Печорина: Печорин – антиобщественная  натура и Печорин как
подлинный герой произведения и эпохи; Печорин – демон, несущий зло людям,
сеющий вокруг себя  зло,  или  одаренная личность, не находящая своего места в
жизни, страдающая  и  мучающаяся.

Советская
критика полагала, что Печорин  –  жертва общественности, социальной среды.

Некоторые
современные исследователи, на которых мы опирались в своей работе, доказывают
общую бесчеловечность персонажа, не зависящую от социальных условий, связанную
с неправильной направленностью своих душевных сил, ума и знаний, и приводят в
доказательство ряд аргументов, с которыми мы полностью согласны:

1.
Печорин не способен к дружбе, ему присущ эгоизм, он ни к кому не имеет
настоящей привязанности; каждую влекущую к  себе  жизненную ситуацию он
стремится довести до конфликта.

2.
Бэлу Печорин насильно вырывает из  ее  естественной  среды  и своим эгоизмом
приводит ее к смерти.

3.
Его душа не  способна  сочувствовать  другой  душе,  настраиваться в унисон с
настроением других. Свободный от  дружбы,  которая стесняет своими
нравственными следами и связями,  Печорин  отталкивает простодушную доброту
Максима Максимыча.

4.
Печорин разрушает любовь Мери, безжалостно убивает Грушницкого, завершая свое
злодейство словами: “Finita la comedia!”

Таким
образом, по нашему мнению, доказана точка зрения, опровергающая взгляды
дореволюционных критиков на Печорина как истинно героического персонажа романа.

литература

1.Альбеткова Р.И. Художественное
время и художественное пространство в романе Лермонтова “Герой нашего
времени”//Русская словесность. – 1999. – №3. – C.42-48.

2.Андроников И.Л. Лермонтов.
Исследования и находки. – М.: Художественная литература, 1977.

3.Архипов В.А. М.Ю. Лермонтов. – М.:
Московский рабочий, 1965.

4.Афанасьев В.В. Лермонтов. – М.:
Молодая гвардия, 1991.

5.Бахтин М. Эпос и роман//Вопросы
литературы. – 1970. – №1. – C.119-120.

6.Белинский В.Г. Герой нашего времени
//Избранные статьи. – М.: Детская литература, 1978. – С.40-59.

7.Виноградов И. Философский роман
М.Ю. Лермонтова. – М.: Просвещение, 1969.

8.Висковатов П.А. М.Ю. Лермонтов:
Жизнь и творчество. – М.: Современник, 1987.

9.Влащенко В. Лермонтов в русской
критике//Литература. – 2000. – №25.

10.Вырыпаев П.А. Лермонтов. Новые
материалы к биографии. – Саратов: Приволжское книжное издательство, 1976.

11.“Герой нашего
времени”//Лермонтовская энциклопедия/Гл. ред. В.А. Мануйлов. – М.: Советская
энциклопедия, 1981. – С.108.

12.Герцен  А.И. Полное собрание
сочинений. Т.14. “Very dangerous!” – М.: Гослитиздат, 1960.

13.Герцен А.И. О развитии
революционных идей в России. – М.: Гослитиздат, 1958.

14.Герштейн  Э.Г.  Судьба Лермонтова.
– М.: Художественная литература, 1986.

15.Герштейн Э.Г. “Герой нашего
времени” Лермонтова. – М.: Художественная литература, 1976.

16.Гольдфаин И. Еще раз о
Печорине//Вопросы литературы. – 2000. – №2. – C.310-311.

17.Григорьян К.Н. Лермонтов и его
роман “Герой нашего времени”. – Л.: Наука, 1975.

18.Гурвич И. Загадочен ли
Печорин?//Вопросы литературы. – 1983. – №2. – C.119-136.

19.Долинина Н.Г. Печорин и наше время.
–  Л.:  Детская литература, 1991.

20.Евзерихина В.А. “Герой нашего
времени” М.Ю. Лермонтова. – Новосибирск: Издательство Новосибирского  пед.
института, 1959.

21.Еселев М., Сцепуро П. Чем болел
Печорин?//Наука и жизнь. – 1992. – №1. – C.92-94.

22.Калнберзина А.М. Художественное 
своеобразие романа М.Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”. – Учен.
зап. Даугавпилс. пед. института, 1963. Т. 8.

23.Картавцев М. Тайна
Печорина//Подъем. – 1995. – №9. – C.208-215.

24.Коровин В.И. Герои
Лермонтова//Литература. – 1997. – №19.

25.Коровин В.И. Творческий путь М.Ю.
Лермонтова. – М.: Просвещение, 1973.

26.Кюхельбеккер В.К. Дневник. – Л.:
Прибой, 1929.

27.Левин В.И. Проблема героя и позиция
автора в романе “Герой нашего времени”//Лермонтов и литература
народов Советского Союза. – Ереван: Издательство Ереванского университета,
1974.

28.Лермонтов М.Ю. Герой нашего
времени//Сочинения в двух томах. Том второй. – М.: Правда, 1990. – С.455-590.

29.Ломунов К.Н. М.Ю. Лермонтов: Очерк
жизни и творчества. – М.: Детская литература, 1989.

30.М.Ю. Лермонтов в русской критике.
Сборник статей. – М.: Гослитиздат, 1951.

31.М.Ю. Лермонтов. Сборник. – М.:
Лайда, 1993.

32.М.Ю. Лермонтов: Исследования и
материалы/Отв. ред. М.П. Алексеев. – Л.: Наука, 1979.

33.Макаров В. Герой нашего Лермонтова//Литературная
учеба. – 1995. – №2, 3. – C.202-208.

34.Мануйлов В.А. М.Ю. Лермонтов.
Биография писателя. Пособие для учащихся. – Л.: Просвещение, 1976.

35.Мануйлов В.А. Роман Лермонтова
“Герой нашего времени”. Комментарий. – Л.: Просвещение, 1975.

36.Михайлова Е.Н. Проза Лермонтова. –
М.: Гослитиздат, 1957.

37.Мордовченко Н. Лермонтов и русская
критика 40-х годов //Литературное наследство. М.Ю. Лермонтов. Т. 43-44. – М.:
АН СССР, 1941.

38.Нейман Б.В. Михаил Юрьевич
Лермонтов. – М.: Просвещение, 1973.

39.Нетбай И. Кто такой Печорин? Что
такое Печорин?//Вопросы литературы. – 1999. – №4. – C.320-329.

40.Писарев Д.И. Собрание сочинений. Т.
2. Базаров.- Реалисты. – М.: Художественная литература, 1974.

41.Попов А.В. “Герой нашего
времени”. Материалы к изучению романа М.Ю. Лермонтова. – Ставрополь:
Издательство Ставропольского пед. института, 1963.

42.Развитие реализма в русской
литературе. В 3-х т. Т. 1. –  М.: Наука, 1972.

43.Русская литература XIX века:
Практикум: Учебное пособие для учащихся общеобразовательных учреждений/Под ред.
Ю.И. Лыссого.  – М.: Просвещение, 1997.

44.Удодов Б.Т. Роман М.Ю. Лермонтова
“Герой нашего времени”: Книга для учителя. – М.: Просвещение, 1989.

45.Ульяшов П.С. Загадка гения: М.Ю.
Лермонтов. – М.: Знание, 1989.

46.Федоров А.В. Лермонтов и литература
его времени. – Л.: Художественная литература, 1967.

47.Фохт У.Р. М.Ю. Лермонтов. Логика
творчества. – М.: Наука, 1975.

49.Шан-Гирей А.П. М.Ю. Лермонтов//М.Ю.
Лермонтов в воспоминаниях современников. – М.: Художественная литература, 1989.

50.Шаталов С.Е. Время – метод –
характер. Образ человека в художественном мире русских классиков. – М.:
Просвещение, 1976.

51.Шкловский В.Б. Тетива. О несходстве
сходного. – М.: Советский писатель, 1970.

52.Шмульян Ф. Незнакомый
Печорин//Литературная учеба. – 1995. – №2, 3. – C.218-225.

53.Щеблыкин И.П. Лермонтов. Жизнь и
творчество. – Саратов: Приволжское книжное издательство, 1990.

Эйхенбаум
Б.М. Статьи о Лермонтове. – М.-Л.: Издательство АН СССР, 1961.