Реферат: Человек – существо социальное –

Реферат

«Человек – существо социальное»

1. Антиномичность человеческого бытия

Человек — создание природы. Он есть животное, принадлежащее к одному из 10 млн. видов живых организмов, населяющих Землю, — виду Homosapiens
(род гоминид, отряд приматов, класс млекопитающих). Его тело имеет особые видовые признаки, по которым он отличается от других животных. Это, в частности, особая форма черепа и позвоночника, строение руки (противопоставленность большого пальца остальным), отсутствие сплошного волосяного покрова и др. Но вместе с тем анатомия и физиология человека в значительной степени сходна с анатомией и физиологией других млекопитающих, особенно высших обезьян — шимпанзе, гориллы, орангутанга.

Сходство хромосом и
белков у человека и шимпанзе составляет 99%. Так что все биологическое различие человека от них держится всего лишь на одном проценте.

Даже человеческий мозг — вместилище сознания и разума — по своему строению имеет много общего с мозгом млекопитающих, а по массе уступает мозгу китов или слонов (хотя отношение веса мозга к весу тела у человека больше, чем у всех других животных, но это разница количественная, а не качественная). При всех видовых особенностях в организме человека нет ничего такого, что с необходимостью
порождало бы у него разумность и способность к свободной созидающей деятельности.

Иначе говоря, в биологической природе человека не заложено никаких качеств, которые принципиально выделяют его из всего живого мира и
сами по себе обусловливают неизбежность его выхода из животного состояния. Биология человека не способна объяснить человека как существо одушевленное и деятельное. Человек как биологическое существо не обязательно обладает этими характеристиками. В этом смысле правомерно утверждать (в противоречии со сказанным выше), что человек не есть
создание природы: он творит себя сам, по законам своего собственного
— неприродного — бытия, т. е. бытия социального. Именно в этом социальном бытии и следует искать объяснение всего, что в человеке является «человеческим», а не «животным» (душа, сознание, разум, деятельность, образ жизни и пр.).
Вне общества, без особых, социальных форм организации жизни человек — не более чем животное.

Подтверждением тому являются так называемые «маугли» — дети, в силу каких-то обстоятельств оказавшиеся вне общества. Несколько лет живший одиноко в лесу французский мальчик, росшие в стае волков две индийские девочки, проведший детство среди обезьян юноша-африканец — все они вели чисто звериный образ жизни и после того, как были найдены (пойманы!), Tie смогли ни овладеть речью, ни усвоить навыки нормального человеческого поведения. Никому из них так и не удалось стать полноценным человеком.

Человек возникает как дитя природы и
начинает существовать по ее законам. Но в процессе своего развития он выходит из «биологической колыбели», уготованной для него природой, и пускается в путь, который он прокладывает сам. Этот путь выводит его на арену общественной жизни, где над законами природы надстраиваются иные законы — законы социального бытия. Оставаясь созданием природы, человек становится также создателем и одновременно созданием истории общества. Уникальность человека в том, что он, являясь продуктом природы, вместе с тем продуцирует такие формы бытия, каких в природе нет, т. е. социальную реальность.

Как же удалось человеку вырваться из животного состояния, подчинить свое природное бытие социальному, стать общественным — а потому и сознательным, способным к разумной, свободной, целенаправленно совершенствующейся деятельности — существом?

2. Антропогенез

Возникновение Homosapiens
произошло в ходе эволюции отряда приматов (в упрощенном виде она представлена на рис. 6.5). Родоначальником этого отряда млекопитающих считается тупайа
— лесной зверек ростом с кошку, живший около 70 млн. лет назад. От него произошел дриопитек
(«древесная обезьяна») — общий предок человека и
современных низших обезьян (макак, павианов, капуцинов). Идущая от дриопитека к человеку главная магистраль эволюции проходит через австралопитеков.
От последних отделяется эволюционная ветвь, ведущая к появлению высших обезьян (шимпанзе, горилла, орангутанг). На главной же магистрали с австралопитека афарского, жившего в Африке, начинается эволюция гоминид
(семейства человекообразных приматов, которое включает в себя и человека, и его предшественников) — антропогенез.

Первым представителем зарождающегося рода человеческого был Homohabilis
— «Человек умелый». Ростом 109-152 см и
объемом мозга меньше 700 см³
(у современного человека объем мозга в среднем около 1350 см³
), он умел обрабатывать камни и создавать примитивные каменные орудия. Эволюция его привела к возникновению Homoerectus
— «Человека прямостоящего» (питекантропа), более рослого и обладающего большим мозгом. Одна из ветвей Homoerectus — неандертальцы.
Они появились около 150 тыс. лет назад (в Северной Африке или в Европе) и постепенно расселились на евразийском континенте. Череп у них – с низким лбом и скошенном подбородком – имел такой же объем, как у современного человека, даже несколько больше – до 1740 см³
. Однако неандерталец, как полагает большинство исследователей, не был нашим предком (в западной литературе его называют «кузеном»). Это побочная, тупиковая ветвь эволюции. Обитавшие на территории Европы неандертальцы к 40-35 тыс. до н. э. были вытеснены (или частично ассимилированы) другим подвидом гоминид, который возник в Африке южнее Сахары 100-200 тыс. лет назад и распространился оттуда в Европу и другие части света. Это и был Homosapiens.
Потомки его — кроманьонцы,
заселявшие Европу около 40 тыс. лет назад, — являлись уже людьми современного типа.

На эволюционном древе приматов от его главного ствола, ведущего к современному человеку, отходит множество боковых ветвей (из которых лишь некоторые изображены на рисунке). Из них до нынешних дней дожили лишь обезьяны. Остальные родичи человека — неандертальцы и др. — вымерли, так же как и его прямые предки.

За последние годы в средствах массовой информации происхождение человека от обезьяноподобных предков (да и дарвиновская теория эволюции вообще) нередко объявляется чуть ли не полностью отвергнутым современной наукой заблуждением. Поэтому подчеркнем, что подобные высказывания ничего общего с наукой не имеют. Генетика не отвергает дарвинизм — она лишь углубляет его и дает объяснение установленных им закономерностей биологической эволюции. А догадка Дарвина о происхождении человека подтверждается множеством археологических исследований. Другое дело, что в дарвиновской биологии (как, впрочем, и в других естественных науках) отдельные положения нуждаются в уточнении и что рисуемая в ней картина антропогенеза содержит еще немало «белых пятен» и неясностей. В любой науке есть нерешенные проблемы, и дарвинизм тут не исключение.

Одним из самых трудных вопросов антропогенеза долгое время считался вопрос о месте появления Homosapiens.
Сторонники моноцентризма
говорили о существовании одного территориального центра, из которого вышел современный тип людей, а сторонники полицентризма
— о примерно одновременном и независимом возникновении человека в различных регионах земного шара. В последние годы ученые склоняются к мнению, что прародина человека находится, скорее всего, в Африке. Предполагают, что все население других материков произошло от одной группы африканских Homosapiens,
которая 130-100 тыс. лет назад мигрировала через Суэцкий перешеек на Ближний Восток и дала начало «палестинским протокроманьонцам». Потомки их постепенно расселились по всему свету. Вероятно, при этом происходила метисизация с какими-то местными линиями гоминид, что и привело к появлению разных рас.

Таким образом, есть основания полагать, что современное человечество происходит от единого генетического корня
и вбирает в себя значительную часть разнообразия генов всего рода гоминид.

В пользу таких представлений свидетельствуют исследования молекул ДНК и белков крови современного человека, проведенные в 1980-1990-х гг. в нескольких лабораториях США и Японии. Оказалось, что различия в строении этих молекул и белков у представителей разных народов настолько малы, что есть основания думать о происхождении их от небольшой по численности группы общих предков. Как полагают некоторые специалисты, изучавшие ДНК митохондрий (внутриклеточных образований, строение которых наследуется исключительно по женской линии), возможно даже, что почти все современное население земли имеет своей общей прародительницей одну женщину, которая жила в Африке 100-200 тыс. лет назад. Эту женщину называют «палеолитической (а также “африканской” и “митохондринальной”) Евой».

3. Роль труда в антропогенезе

В процессе антропогенеза особенно большое значение имели два обстоятельства: ухудшение условий существования гоминид (скорее всего в связи с изменением климата) и
действие генетических механизмов эволюции (пока еще не очень ясных), которые обусловили цефализацию
— рост головного мозга. Чтобы выжить, наши предки должны были вырабатывать более совершенные формы поведения, передвигаться на большие расстояния, осваивать новые, более сложные способы поиска пищи и
защиты от врагов. Главным фактором, который обеспечил решение задач выживания в этих условиях, стала трудовая деятельность. Она позволила совершить переход к принципиально новому образу жизни и вывела гоминид из мира животных. Труд явился силой, которая сформировала человеческое сознание. Благодаря ему человек стал человеком.

Чтобы понять, почему труд сыграл столь важную роль в становлении человека, необходимо обратить внимание на особенности, отличающие его от всех форм жизнедеятельности животных:

систематическое употребление и изготовление орудий деятельности;

коллективный характер деятельности;

общественное разделение деятельности.

Предпосылки для развития способности к труду появляются уже в мире животных.

Некоторые животные способны совершать орудийные действия. Дятловый вьюрок на Галапагосских островах добывает из щелей дерева насекомых с помощью кактусовой колючки или веточки, которую держит в клюве. Египетский стервятник разбивает яйца страуса, бросая на них с высоты камень. А морская выдра калан, чтобы полакомиться мясом моллюска, ложится спиной на воду и разбивает его раковину ударом о камень, который кладет себе на грудь. Ветки, палки, камни нередко используются для различных целей обезьянами. Многие животные прибегают к совместным, коллективным действиям (например, бобры при постройке плотины, волки при охоте на оленя). Известно, что у животных (пчел, муравьев) существует и
разделение деятельности.

Однако применение орудий животными имеет случайный, несистематический характер, а изготовление их встречается только у обезьян, да и у них в естественном состоянии очень редко. Что же касается коллективной деятельности животных, то она, как правило, является мало согласованной и состоит в простом суммировании однотипных действий отдельных особей, а разделение деятельности целиком определяется биологическими особенностями ее участников. В отличие от этого коллективная деятельность людей строится на основе взаимного согласования действий и обмена продуктами деятельности; разделение ее не является обусловленным генетически и меняется в зависимости от конкретных обстоятельств.

Пользоваться деревянными и каменными орудиями, а затем и изготовлять их древнейшие предки человека начали, видимо, задолго до появления у них сколько-нибудь развитого сознания. Делать из камня орудия труда, оббивая его другим камнем, сооружать коллективными усилиями каменные убежища умел уже Homohabilis
(отсюда его название: habilis —
значит «умелый»). Но мозг его был лишь немногим больше, чем у орангутанга, и вдвое меньше мозга современного человека. Говорить о наличии у него сознания не приходится. Таким образом, ранние формы труда предшествуют становлению сознания. Оно развивается по мере совершенствования трудовой деятельности гоминид и становится подлинно человеческим лишь у Homosapiens.

Почему же труд является основой формирования и развития человеческого сознания? В труде — например, при изготовлении орудий — необходимо в течение более или менее долгого времени удерживать в памяти цель деятельности и управлять процессом движения к ней. Но в этом и состоят функции сознания как средства управления деятельностью. Общественное разделение труда еще более способствовало развитию самоуправления и самоконтроля поведения первобытных людей: каждый из них должен был приводить свои желания и побуждения в соответствие с потребностями всего коллектива. Первобытный человек осознавал себя прежде всего как частицу целого, в составе которого он живет, — стада, рода, племени. Сознание его первоначально имело стадный характер и лишь постепенно становилось индивидуальным сознанием, включающим в себя и индивидуальное самосознание.

Развитие трудовой деятельности вело к вовлечению в область внимания гоминид все более расширяющегося круга биологически незначимых предметов и явлений, требовало роста объема памяти, совершенствования мышления, воображения и других психических способностей. Физиологической основой этих изменений психики была филогенетическая эволюция мозга, увеличение его размеров. В соответствии с переменами в образе жизни, рождаемыми трудом, эволюционировали и другие органы, свойства и функции организма гоминид (форма черепа, органы чувств, рука и пр.). Для коллективной трудовой деятельности необходима коммуникация, общение ее участников. Это ведет к формированию языка и речи. Язык возник «из процесса труда и вместе с трудом» (Энгельс). Однако вряд ли возникновение его произошло в самом процессе труда. Например, на охоте при выслеживании добычи и подкрадывании к ней охотники не должны выдавать себя звуками, а во время нападения на опасного зверя им не до разговоров. Скорее всего, язык формировался не в самой охотничьей деятельности, а по поводу ее.

Согласно пантомимной теории происхождения языка, в процессе его возникновения и развития важную роль сыграли своеобразные «театральные представления» — звукопантомимы, которые разыгрывали, например, палеоантропы-охотники в стойбище перед отправлением на охоту и по возвращении с нее. В них действия сочетались со звуками. Постепенно связь между определенными действиями и определенными звуковыми комплексами закреплялась, а затем происходила и замена движений звуками. Таким образом, звуковые комплексы приобретали смысл, становились знаками, имеющими значение, обозначающими действия и связанные с ними предметы и события. На основе подражания использование «знаков-образов» распространялось среди членов племени. Усложнение и обогащение совокупности используемых ими звуковых комбинаций на протяжении многих поколений и приводило к развитию речи и языка.

Поскольку формирование языка было связано с художественно-образным выражением волновавших человека обстоятельств его деятельности, постольку можно сказать, что своим происхождением человек обязан не только труду, но и искусству.

Язык выполняет две основные функции. Во-первых, он выступает как средство мышления.
Фиксируя в словах и предложениях содержание своих впечатлений, восприятий, представлений, человек получает возможность вырабатывать отвлеченные понятия, строить абстрактные и обобщенные знания о явлениях действительности. Во-вторых, язык выступает как средство общения.
Благодаря ему становится возможным сохранять, накапливать и передавать информацию от одних индивидов к другим, делать знание индивида достоянием всего коллектива. Таким образом, с появлением и усовершенствованием языка люди приобретают принципиально новое и чрезвычайно мощное орудие развития сознания.

К размышлению.
Неандертальцы, жившие на территории Европы несколько десятков тысячелетий, цивилизации создать так и не сумели. Кроманьонцы же за 25-30 тыс. лет достигли этого. Сравнивая неандертальцев и кроманьонцев, можно заметить, что первые уступали вторым, пожалуй, лишь в одном: кроманьонцы, в отличие от неандертальцев, занимались не только трудовой, но и хуложественной
деятельностью. До нас дошли произведения их изобразительного искусства (наскальные рисунки, орнаменты, глиняные фигурки, ожерелья из собачьих зубов и пр.), они музицировали (археологи нашли в их жилищах инструменты типа свирели) и, по всей вероятности, танцевали под музыку. Возможно, именно с этим было связано развитие у них языка, тогда как неандертальцы при примерно таком же уровне развития трудовой деятельности остались, видимо, мало способными к членораздельной речи. А кроманьонцы с помощью языка смогли быстрее накапливать знания и умения, лучше проводить охоту и военные действия. Не потому ли им удалось одержать верх над неандертальцами и положить начало цивилизации?

4. Биологическое и социальное в человеке

Процесс антропогенеза подчинялся законам биологической эволюции. Ее азбучное правило: в эволюции возникают и
передаются из поколение в поколение только те свойства организмов, которые так или иначе способствуют выживанию и размножению вида. Или, иначе говоря, сохраняются только те гены, которые нужны для репликации (воспроизведения) самих этих генов. В силу этого эволюция развивала у Homosapiens
такие особенности тела и психики, которые соответствовали реальным условиям жизни. Происходил естественный отбор,
ведущий к развитию прямохождения, строения руки и т. д. И что особенно важно, — к совершенствованию мозга. Вместо того чтобы обеспечивать выживаемость за счет инстинктов, эволюция человека пошла по другой линии: выживаемость за счет интеллекта.

Кроманьонский род (или семья) — группа, обитающая в одной пещере, — составлял 20-30 человек, среди которых было 5-7 взрослых мужчин. Судьба рода в значительной мере зависела от ума и других психических качеств вождя. А так как он являлся отцом большинства детей (как и в обезьяньем стаде), то его гены были главным материалом естественного отбора. Естественный отбор в этих условиях шел в форме группового отбора («кин-селекции»), т. е. через выживание или гибель целых групп (родов, семей). Роды с плохими вождями гибли, и гены их исключались из дальнейшего отбора. Если же род размножался, то гены его вождей репродуцировались в последующих поколениях. Преимущество получали не столько более сильные, сколько более умные. Поэтому все мы — «потомки победителей»,
наиболее умных и удачливых вождей. Если наши предки выжили благодаря своему интеллектуальному превосходству над теми, кто пал жертвой эволюции, то мы могли унаследовать от них и мозги, нужные для развития интеллектуальных способностей.

В то же время условием выживания рода было сохранение генетического разнообразия, обеспечивающего возможность вариаций уровня интеллектуальности, агрессивности, альтруизма, смелости, осторожности и других социально значимых психических качеств. Например, род, в котором все члены обладали бы сильным властолюбием, был бы обречен на конфликты, распад и гибель. А если в нем не было бы властолюбивых, то он погиб бы из-за слабости вождя. Выживанию рода способствовали высокое властолюбие у немногих и способность большинства к подчинению. Таким образом, кий-селекция поддерживала оптимальное соотношение различных генов внутри рода.

Однако при переходе от охоты и собирательства к животноводству и земледелию, от пещерного образа жизни к строительству жилищ и больших поселений размеры родовых и племенных групп возрастают. Люди начинают жить большими сообществами. В таких сообществах вождь уже физически не может быть отцом большинства детей. Да и личные качества его перестают напрямую определять выживаемость сообщества (даже при военном поражении побежденные редко истреблялись целиком, а обычно смешивались с победителями). В этих условиях групповой отбор прекращается. Вместе с тем вряд ли идет естественный отбор по интеллекту и на индивидуальном уровне. Ибо более высокий интеллект не создает преимуществ для размножения генов его носителей. Это касается и других свойств психики (хотя и не всех: например, забота о потомстве всегда поддерживается эволюционным отбором).

Следовательно, возникновение цивилизации, городов и государств резко снижает интенсивность естественного отбора генетических изменений мозга и психики, обеспечивающих рост интеллекта людей и оптимизирующих уровень развития у них многих других личных качеств. Поэтому есть основания полагать, что мы сегодня в этом отношении практически мало отличаемся от кроманьонцев, какими они были 10-12 тыс. лет назад.

Означает ли это, что биологическая эволюция человека полностью остановилась? Этот вопрос остается предметом дискуссии. Но многие ученые склоняются к мнению, что она все же продолжается.

К размышлению.
Какие факторы могут порождать биологическую эволюцию человека в настоящее время? Генные мутации, несомненно, возникают. Однако механизм естественного отбора, отбрасывающий неудачные и закрепляющий удачные мутации, практически утрачивает силу с повышением уровня жизни и возможностей медицины, увеличением заботы о детях, развитием гуманного отношения ко всем членам общества, к людям с физическими недостатками. Поэтому не создаются условия для направленного
отбора мутаций. Тем не менее отбор все же продолжает играть значительную роль на эмбриональной стадии (выкидыши, неудачные роды и т. п.). К тому же сохранение и передача потомству мутированных генов все-таки как-то сказывается на генофонде человечества. На изменение его генофонда могут также влиять такие общественные явления, как войны, геноцид, расизм, терроризм, кровавые деспотические режимы, наркомания: они ведут к уменьшению распространенности и даже уничтожению одних генов и относительному росту распространенности других. Высказывается предположение, что происходят и постепенные структурно-функциональные изменения человеческого мозга, которые могут привести за 30-40 поколений (т. е. примерно за 1000 лет) к появлению каких-то новых психических способностей. В последнее время все большее внимание привлекает генная инженерия, методы которой в принципе позволяют целенаправленно изменять генетическую наследственность человека. Что же несет человечеству будущее?

По мнению одного из крупнейших отечественных генетиков Н. П. Бочкова, имеющиеся данные не позволяют отрицать существование естественного отбора, однако «не он является движущим фактором прогрессивного развития человечества и не он определяет теперь развитие человека как биологического вида и социального существа».

Однако если эволюция человека и не прекратилась, бесспорный факт состоит в том, что он в настоящее время (и в обозримом будущем) является сложившимся биологическим видом. И как бы ни изменялось общество, жизнь человека как социального существа не может протекать без обеспечения его биологического существования.

«Уже самый факт происхождения человека из животного царства обусловливает собой то, что человек никогда не освободится полностью от свойств, присущих животному».

Нельзя недооценивать значение природно-биологических факторов в жизнедеятельности человека. Но его природно-биологические характеристики представляют собою только «сырой материал», который преобразуется и оформляется в соответствии со складывающимися в обществе нормами и правилами жизни. Все естественные физиологические процессы, с которыми связано существование человека — дыхание и питание, рождение и смерть, продолжение рода и передача генетической информации от предков к потомкам, — протекают в социально-культурных условиях, и это накладывает на них неизгладимую печать.

Общество, во-первых, изменяет среду обитания людей.
Оно создает искусственную, технизированную среду, в которой люди живут. Эта среда почти полностью отделяет человека от природы и образует «вторую природу», окружающую человека со всех сторон.

Дом, улица, город, парк — это творения человеческих рук. Воздух, которым мы дышим, болезни, которыми мы болеем, генные мутации, вызываемые радиоактивными излучениями, особенности развития нашей нервной системы, мускулатуры, органов чувств — все это в большей или меньшей степени зависит от нашего социального образа жизни.

Техника образует не только внешнюю среду, но начинает проникать и
внутрь нашего тела: искусственные зубы, протезы конечностей, вшитые стимуляторы работы сердца, искусственные хрусталики в глазах. Искусственные органы (сердце, почка и др.) ныне уже никого не удивляют, и кто знает — может, придет время, и мы будем вживлять в мозг какие-нибудь миниатюрные компьютеры…

Во-вторых, общество видоизменяет характер природных потребностей человеческого организма таким образом, что удовлетворение их регламентируется существующими в культуре правилами и обычаями.

«Голод есть голод, однако голод, который удовлетворяется вареным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки, это иной голод, чем тот, при котором проглатывают сырое мясо с помощью рук, ногтей и зубов». Под влиянием социально-культурных условий изменяется даже чувственное восприятие действительности: установлено, например, что у современного человека слух и обоняние играют меньшую, а зрение — большую роль, чем несколько веков назад.

В-третьих, культура выступает как множество запретов, которые накладываются на поведение людей,
сдерживая и подавляя естественные, «животные» его формы.

В первобытном обществе существовали разнообразные «табу». Современная культура тоже табуирует с помощью морали и права «некультурные» формы поведения. С детства ребенка приучают к бесчисленным «нельзя». Нельзя бегать по лужам (а хочется!), плеваться (как это делают обезьяны), драться, отправлять естественные надобности где и когда вздумается и т. д. и т. п.

В-четвертых, общество формирует у человека новые, «сверхприродные», социально-культурные потребности.

Это, например, потребности в определенном жилищно-бытовом комфорте, в политических свободах, в творчестве и т. д.

Таким образом, в условиях общественной жизни человек развивается под контролем взаимодействующих программ: биологической и социокультурной. При этом первая программа относительно стабильна, тогда как вторая претерпевает быстрые исторические изменения. Именно социокультурные перемены, а не биологические свойства человека наполняют его жизнь содержанием, которым не обладает жизнь животных. Социальное бытие «диктует» условия, в которых протекает биологическое бытие человека. Поэтому человек, оставаясь биологическим существом, выступает в главной своей ипостаси как существо социальное.

К размышлению.
Биологические свойства человеческого организма достались нам в наследство от наших обезьяньих предков. Но мы живем сейчас в совсем иных условиях, чем они. Не возникает ли разлад между биологическими свойствами человека и его нынешним образом жизни? Пищеварительная система человека не была от природы приспособлена к горячей пище и к изысканной кулинарии. Нервная система сформировалась у человека тогда, когда нагрузки на нее были очень далеки от тех масштабов, которых они достигли в современной цивилизации. Может быть, вы укажете и другие противоречия между биологической и социальной сторонами человека? Не опасны ли подобные противоречия для дальнейшего существования человечества? Следует ли предпринимать какие-либо меры для их разрешения или предотвращения?

5. Человек как личность

Социальная сущность человека формируется и проявляется как в историческом развитии человечества (т. е. на филогенетическом уровне),
так и в развитии отдельных человеческих индивидов (т. е. на онтогенетическом уровне).
У человека как члена общества вырабатываются социальные качества, которые определяют его личность.

Человек рождается человеком, но он не рождается личностью, а становится ею.
Человек выступает как личность, когда он способен самостоятельно принимать решения и несет за них ответственность перед обществом, т. е. является относительно автономным, свободным и самостоятельным субъектом деятельности. Любой нормальный взрослый человек — личность.

Личность
— это человеческий индивид как социальное существо, способное к самостоятельной деятельности.

Человек как личность всегда обладает индивидуальностью — своеобразием, оригинальным и неповторимым сочетанием черт, отличающих его от всех других людей. Но личность и индивидуальность — не одно и то же: индивидуальность имеет и новорожденный, который как личность еще не сформировался, и психический больной, у которого произошла деградация личности.

В личности индивидуальное, уникальное сочетается с общим, типичным. Индивидуальные особенности психики и жизненного опыта личности так или иначе выражают какие-то общие черты духовного облика людей, живущих в данных конкретных исторических условиях.

Развитая, духовно богатая, нравственно зрелая личность не нуждается во внешнем подчеркивании своей индивидуальности. Напротив, личность малоразвитая нередко старается выпятить свою оригинальность в пустяках, во внешности, в курьезных манерах поведения. Однако за этим скрывается лишь отсутствие подлинной оригинальности. Действительно яркая личность выделяется не бьющими в глаза внешними эффектами, а умением достигнуть наилучших результатов в какой-либо общезначимой социальной деятельности; она наиболее полно и глубоко воплощает в себе то, о чем думают и мечтают многие люди.

Личность представляет собой единое целое. Ее отдельные черты и свойства сложным (и нередко очень противоречивым) образом взаимосвязаны. Одна и та же черта может у разных личностей проявляться по-разному, в зависимости от ее сочетания и взаимодействия с другими чертами.

Например, настойчивость в соединении с самокритичностью — очень полезная для успешной деятельности комбинация психических качеств, а настойчивость в сочетании со слепой верой может вести к бессмысленному фанатизму.

Личность проявляет себя в поступках, т. е. действиях, которые она совершает по собственной воле и за которые готова нести ответственность. Поступок есть всегда результат свободного выбора. Но свободу выбора никоим образом нельзя понимать как абсолютный произвол. Наоборот, абсолютный произвол на самом деле есть несвобода, ибо он означает, что личность неспособна контролировать свои действия и совершает их в конечном счете под давлением каких-либо мимолетных прихотей или случайных внешних влияний. Свобода выбора предполагает, что личность подчиняет его своим внутренним установкам, убеждениям, принципам, которых она придерживается независимо от тех или иных преходящих обстоятельств. Важнейшую роль здесь играют нравственные принципы. Таким образом, условием
свободы является самоограничение,
которому личность добровольно подвергает свое поведение. Именно благодаря самоограничению, самодисциплине, умению «властвовать собой» личность сохраняет свою свободу, автономию, способность сопротивляться внешнему принуждению.

Личность человека более или менее пластична. Она изменяется на протяжении своей жизни и в разных жизненных ситуациях может обнаруживать себя по-разному. Но тем не менее существует определенная устойчивость, стабильность качеств личности, обеспечивающая ее сохранность, ее тождество самой себе. Отсюда вытекает возможность с большей или меньшей точностью предсказывать ее поведение.

Механизм поведения, приводящий личность к совершению какого-либо поступка. Личность формируется под воздействием конкретных условий жизни, а также под влиянием социальной действительности в целом (т. е. состояния общества, типа общественных отношений). Когда в действительности возникает ситуация, в которой личность должна определить, как ей следует поступить, то у нее в зависимости от этой ситуации и от своих внутренних установок возникает мотивация, побуждающая ее принять соответствующее решение. Исполнение решения выливается в определенный поступок. Он вносит изменения в данную ситуацию, что далее может как-то сказаться на условиях жизни личности и на социальной действительности. Надо добавить, что поступки личности — особенно поступки значимые, трудные, требующие больших усилий воли и затрат энергии, — оказывают обратное воздействие на личность и являются важным фактором ее развития.

В какой мере психические особенности личности обусловлены генетически? Есть данные, свидетельствующие о том, что наследственность в значительной степени определяет многие черты психического облика человека. Вероятно, существуют гены, ответственные за такие качества личности, как агрессивность, смелость и трусость, альтруизм и
эгоизм, наклонность к алкоголизму и
некоторым психическим заболеваниям. Исследования интеллектуальных способностей позволяют полагать, что наследственность на 60-80% определяет уровень интеллекта.

Несомненно, люди уже при рождении не равны по своим прирожденным свойствам и возможностям. Степень этого неравенства различна, но оно есть объективный факт. Природа делает нас неравными, и никакое социальное, правовое или политическое равенство не может этого устранить (что, однако, никоим образом не должно служить поводом для отказа от демократического принципа гражданского равенства всех членов общества).

Указывая на генетическую обусловленность психических свойств личности, иногда делают вывод о том, что каждому «на роду написано», кем он должен быть: одним от рождения дан талант, обеспечивающий их жизненные успехи, другие же от рождения обречены стать посредственностями, а третьих ген врожденной преступности неудержимо толкает на асоциальное поведение.

Однако от генов зависят только свойства белков, которые синтезируются в клетках мозга. Это действительно определяет какие-то особенности строения и
функционирования мозга. Но подобные генетически обусловленные особенности являются лишь предпосылками для формирования тех или иных психических качеств и форм поведения. Наличие таких предпосылок повышает вероятность
того, что эти качества и формы станут характерными для данной личности. Однако фатальной неизбежности тут нет:
врожденная предрасположенность к ним совсем не обязательно должна вести к реализации их в жизни.

Академик Д. К. Беляев, видный современный ученый-генетик, отмечает: «Практически все свойства психики И поведения нормальных, то есть здоровых, людей очень лабильны и тренируемы, так что под влиянием условий воспитания и социального окружения на одной и той же наследственной основе эти свойства могут достигнуть разного уровня развития и в количественном, и в качественном выражении. Громадная пластичность мозга, тренируемость и обучаемость исключает фатальное значение генетической программы, и поэтому нельзя понимать дело так, что наличие тех или иных врожденных потенций жестко и с фатальной неизбежностью определяет качества самого человека».

Психические черты и способности человека развиваются на основе природных, врожденных задатков,
связанных с какими-то врожденными особенностями мозга. Возможности, созданные наличием задатков, в зависимости от обстоятельств могут реализоваться, а могут остаться нереализованными. Задатки многозначны: какие именно способности (и к какой деятельности) из них вырастут — этого они не предопределяют.

Способности к определенному виду деятельности могут проявиться у личности только тогда, когда этот вид деятельности в принципе возможен в обществе.

В первобытных скотоводческих племенах никто не мог проявить способностей финансиста или бизнесмена. Пока не появилась письменность, не существовало и способностей к литературному труду.

Таким образом, прирожденные психические задатки, имеющиеся у индивидов, в разных социокультурных условиях реализуются по-разному, в зависимости от того, какие формы поведения доступны для них в этих условиях. Способности в отличие от задатков не являются врожденными — они формируются благодаря тому, что создаются благоприятные условия для деятельности, совершенствующей природные задатки. Как и другие свойства личности, способности не только проявляются, но и вырабатываются в деятельности.
Средством их развития и
совершенствования служит постоянное и упорное упражнение, само осуществление личностью той деятельности, для которой они нужны.

Родословные знаменитых деятелей науки и искусства свидетельствуют, что у них нередко было много талантливых родственников; это подтверждает существование передающихся генетически задатков. Так, установлено, что прабабушки Пушкина и Л. Толстого были родными сестрами. Пять крупнейших деятелей немецкой культуры — поэты Шиллер и Гельдерлин, философы Шеллинг и Гегель, физик Планк — имели общего предка, жившего в XV в.

В родословной Иоганна Себастьяна Баха насчитывается около 60 музыкантов, в том числе 26 выдающихся. Все они потомки жившего в XVI в. булочника и любителя музыки Баха, от которого музыкальные задатки передавались исключительно по мужской линии на протяжении чуть ли не десятка поколений. Род этот получил такую славу, что в Германии одно время городских музыкантов вообще стали звать «бахами».

Известны целые династии артистов, художников, ученых, врачей, моряков, сталеваров. Однако во всех подобных случаях дети не только получают от родителей определенные задатки, но и воспитываются в среде, которая содействует развитию этих задатков. Можно сказать, что здесь действует не только биологическая, но и социально-культурная наследственность.

6. Социализация личности

Человек становится личностью благодаря тому, что живет в обществе и во взаимодействии с другими людьми развивает те возможности, которые заложены в его биологической, природе. Вне общества эти возможности не могли бы реализоваться, человек не смог бы стать личностью.

«Люди только совместно образуют человека и являются тем, чем может и должен быть человек».

Личность — категория социально-историческая.
Она характеризует индивида как члена определенного, исторически конкретного общества,
который обладает необходимыми для жизни в этом обществе социальными качествами.

Процесс усвоения индивидом социального опыта, приобретения им качеств, позволяющих ему быть членом общества, называется социализацией личности.

Социализация — это процесс формирования и развития личности, который начинается с момента рождения человека и продолжается в течение всей его жизни. Социализация осуществляется под влиянием всех общественных условий жизни человека. Ее основа — общение и деятельность индивида в семье, школе, трудовом коллективе, различных неформальных группах. Огромную роль в социализации личности играют воспитание, обучение, самообразование.

В процессе социализации индивид включается в мир человеческой культуры. Вхождение его в этот мир опирается прежде всего, на освоение языка
и на овладение выработанными опытом предшествующих поколений формами контакта с другими людьми
и способами обращения
с предметами
окружающей среды. Приобщаясь к культуре, индивид овладевает существующими в ней знаниями, ценностями, программами поведения и становится ее потребителем, носителем и творцом. Однако накопленное обществом богатство культуры слишком огромно и многообразно, чтобы отдельный индивид мог охватить его целиком, во всем объеме. Каждая личность способна овладеть лишь некоторой малой частью культуры.

«Проблема овладения культурой для каждого человека практически является проблемой выбора из всех накопленных человечеством культурных ценностей тех сравнительно немногих, которые он может освоить на протяжении жизни».

Этот выбор зависит от массы факторов. Он может складываться как на основе случайного знакомства с теми или иными сторонами культуры и произведениями искусства, науки, философии, техники, так и вследствие целенаправленного и планомерного изучения какой-то одной сферы культурной жизни общества. Во многом он определятся объективными условиями, которые могут либо способствовать культурному развитию личности, либо ограничивать ее доступ к культурным богатствам человечества. Но немалую роль здесь играют и субъективные особенности личности — ее склонности и
способности, ее воля и настойчивость.

В силу своеобразия индивидуального выбора у каждой личности образуется свой особый комплекс освоенных ею культурных достижений человечества — ее «культурный диапазон». Этот диапазон в течение жизни изменяется, и чем шире он, тем выше уровень культурного развития личности. От особенностей культурного диапазона личности зависит ее духовный мир, круг ее знаний, запросов и интересов. Повышение уровня культуры порождает у нее новые и более сложные потребности и
интересы, а это, в свою очередь, стимулирует дальнейший культурный рост личности.

Развитая личность не замыкается в узкий круг забот о своем материальном благополучии. Подлинно человеческие потребности — это потребности духовные (ибо материальные потребности обусловлены в конечном счете биологической природой человека, тогда как духовные имеют чисто человеческий, социальный характер).

Индивида, который превыше всего ставит материальные блага, Гегель называл рабом своей «физической самости».

Действительно культурному человеку не свойственно ограничивать свои духовные интересы одними только утилитарными ценностями, т. е. стремиться из всей человеческой культуры освоить только то, что полезно для выполнения каких-то практических — профессиональных, служебных, бытовых и прочих дел. Такая тенденция проявляется, например, у части студентов технических вузов, считающих достойным внимания только «точное» физико-математическое, техническое знание и
с пренебрежением относящихся к искусству и всякой «гуманистике» — истории, философии, эстетике. Недооценка общего образования, гуманитарной культуры превращает личность в слугу своей производственной функции, в «фактор производства».

Высшие культурные ценности — добро, красота, свобода, справедливость и др. — неутилитарны,
они сами по себе никакой практической пользы человеку не дают. Более того, во имя этих ценностей человек подчас готов идти на любые материальные жертвы. Ориентация на неутилитарные духовные ценности определяет то, что называют духовностью.
Духовность личности — ее способность возвыситься над эгоизмом и корыстью, поставить задачу развития своего духа выше материально-практических нужд. «Не хлебом единым жив человек» — эта старая истина выражает одно из существеннейших условий подлинно человеческого бытия.

7. Загадка человеческого «Я»

Из того, что до сих пор было сказано о личности, можно заключить, что для ее понимания надо знать ее психологические особенности, культурный диапазон, социальные роли; Однако исчерпывается ли этим личность? Конечно, познать отдельного индивида во всех указанных аспектах, изучая его «со стороны», невероятно трудно. Но, может быть, он сам, зная о себе то, что не знает никто другой, способен дать исчерпывающий ответ на вопрос: «Что такое “Я”?» Попробуйте ответить и вы убедитесь, что личность является загадкой даже для себя самой. «Человеческое “Я”» — одна из самых сложных «вечных» проблем философии, у которой до сих пор нет окончательного решения.

Словом «Я» каждый человек называет только себя, назвать этим словом другого человека нельзя. «Я» есть нечто такое, чем человек является для себя
самого. Мое «Я» всегда со мной, от него нельзя избавиться. Его у меня никто никогда не отберет, оно не может быть отделено от меня и не может быть никем другим присвоено себе.

Никто не может воспринять мое «Я», как его воспринимаю я сам. Я воспринимаю свое «Я» «изнутри». В результате такого восприятия у каждого человека образуется особая «часть» сознания, которую называют самосознанием.
Это очень необычная его «часть». В самом деле, предметом самосознания является его человек-носитель, и, значит, в предмет самосознания входит и сознание человека вместе с его самосознанием. Таким образом, самосознание имеет своим предметом также и
самого себя.

В живом, функционирующем индивидуальном сознании, быстро меняющем свое содержание, граница между самосознанием, направленным на «Я», и остальной частью сознания, направленной на «не-Я», подвижна.
Область самосознания то расширяется, охватывая почти все поле сознания (когда личность поглощена мыслями о себе), то сжимается, стягиваясь к какой-то мерцающей в сердцевине сознания точке (когда человек, увлеченный, например, чтением, забывает о самом себе). Однако самосознание всегда присутствует в сознании. Сознание без него так же не может существовать, как и
оно без сознания.

Формирование самосознания начинается у человека в раннем детстве с простейших актов самоощущения и
самоузнавания. Уже к концу первого года жизни ребенок отличает собственное тело от всего другого, хотя в процессе овладения речью он сначала называет себя так, как его называют другие, и лишь в возрасте двух-трех лет осваивает местоимение «Я». В развитии самосознания огромную роль играет общение с другими людьми, сравнение себя с ними и
восприятие их мнений о себе.

В подростковом и юношеском возрасте отдельные частные самохарактеристики постепенно синтезируются в целостную систему представлений о своем «Я» — «Я-концепцию».
У каждой сформировавшейся личности есть определенная «Я-концепция». Люди обычно с трудом вносят в нее изменения, и она в более или менее стабильном виде сохраняется на протяжении всей жизни человека.

«Внешнее Я»
— это мое представление о том, как я «выгляжу», какое впечатление произвожу на других. Здесь надо различать «изображаемое Я» —
образ моего Я, который я рисую в глазах окружающих, и «воспринимаемое Я» —
как меня в действительности воспринимают другие.

«Внутреннее Я»
— мое представление о том, каков я есть «на самом деле», т. е. каким я предстаю перед самим собой. Это представление включает образы «реального Я»
(каков я есть в настоящее время), «потенциального Я»
(каким я намерен стать и через некоторое время стану) и «идеального Я»
(каким я хотел бы быть и к чему считаю нужным, по крайней мере, стремиться).

Указанные образы «Я» не всегда являются достаточно взаимосогласованными. Между ними могут возникать противоречия.

Например, я могу изображать из себя весельчака и шутника, но при этом обнаруживать, что другим я кажусь скучным и шутки мои они вовсе не считают остроумными. Мое «реальное Я» может оказаться несоответствующим «идеальному Я». А «внешнее Я» может быть «маской», которая мне самому противна и лишь мешает проявить мое «внутреннее Я» и быть тем, чем я на самом деле являюсь («реальное Я») или могу быть («потенциальное Я»).

Подобные противоречия разрушают «Я-концепцию» и вызывают психологический дискомфорт (вплоть до распада личности). Чтобы устранить их и сохранить целостность «Я-концепции» (и своей личности), человеку приходится обращаться к самосознанию и изменять сложившуюся в нем «Я-концепцию» или перестраивать себя в соответствии с ней.

Самосознание выполняет по отношению к «Я» те же функции, что и сознание:

познавательную (интеллектуальную) — самопознание, самонаблюдение, самооценка;

целеполагающую (мотивационную) — определение целей и направлений самосовершенствования (формирование образов «потенциального Я» и «идеального Я»);

оценочно-ориентировочную (эмоциональную) — осознание своего самочувствия, формирование эмоционально-ценностного отношения к себе (нравственные самооценки, самоуважение, себялюбие и т. д.), которое опирается в значительной степени на сопоставление «реального Я» с другими образами «Я»;

управленческую (волевую) — саморегуляция, самоконтроль, самовоспитание.

Однако представления человека о своем «Я», возникающие в его самосознании, — это не то же самое, что его действительное «Я». Это лишь образы
«Я», а не само «Я» (хотя между «Я» и образом «Я» есть взаимосвязь).

Мое «Я» есть то, что обладает моим сознанием и является его носителем, а не то, что имеется в моем сознании, когда я думаю о себе. Что же понимается под словом «Я», какой смысл вкладывается в это слово?

Слово «Я» употребляется людьми в трех основных смыслах.

Я как единый, целостный организм, являющийся носителем всех моих физических и духовных свойств, — телесное
(или физическое) «Я».
В этом смысле мое «Я» противополагается всем предметам и явлениям окружающей меня среды.

Я как член общества — социальное «Я».
В этом смысле мое «Я» сопоставляется с «Ты», т. е. другой личностью, с «Мы», т. е. группой людей, в которую я себя включаю, с «Они», т. е. группой, от которой я себя отделяю.

Я как духовное начало, как психическое образование, составляющее «внутреннее ядро» моей личности, — духовное «Я».
В этом-смысле мое «Я» противостоит не только моему телу, которое служит его «вместилищем», но и моим действиям, мыслям, чувствам, желаниям, которые выступают лишь как его отдельные акты, состояния и проявления.

Осознать, что такое «Я», особенно трудно, когда имеется в виду духовное «Я». О нем дальше и пойдет речь.

Декарт на вопрос о том, что такое «Я», отвечал: «мыслящая вещь», т. е. «вещь, которая сомневается, понимает, утверждает, желает, представляет и чувствует». Но, как заметил Д. Юм, сколько бы я ни вникал в «нечто, именуемое мной своим Я», я
не могу обнаружить ничего кроме единичных восприятий, мыслей, чувств. А разве можно сказать, что, например, ощущение тепла или чувство страдания — это и есть мое «Я»? Ведь это лишь ощущения и чувства моего «Я», а не само мое «Я».

Духовное «Я» таится внутри каждой личности подобно ядру, скрытому в скорлупе. Доступны для анализа только его внешние проявления. «Я» никогда не становится объектом, который наблюдается, изучается, исследуется. Как только я делаю какое-то свойство своей личности объектом наблюдения, это свойство немедленно отдаляется от моего Я и превращается в нечто внешнее по отношению к нему.

В народных сказках, в художественной фантастике распространенным сюжетом является перемещение личности из одного тела в другое. И несмотря на всю фантастичность такой ситуации, она не кажется нам абсолютно невозможной, так как мы понимаем, что «Я», составляющее сущность личности, есть нечто отличное от тела, в котором оно существует.

Но подобно телу, психические, духовные качества личности тоже оказываются лишь внешней «оболочкой» ее «Я», которую «Я» «сбрасывает» с себя каждый раз, когда подвергает их анализу. Делая объектом изучения те или иные элементы своего сознания (ум, эмоции, знания, волю и т. д.), я тут же осознаю, что мое «Я» может мыслиться независимо от них, что оно могло бы быть носителем другого ума, других эмоций или знаний. «Я» осталось бы моим «Я», даже если бы у меня были другие социальные роли, другие ценностные ориентации, другой культурный диапазон.

Таким образом, «Я» как объект неуловимо, оно всегда ускользает от того, чтобы быть объектом. Стоит только человеку понаблюдать за собой, как он тут же чувствует, что «раздваивается»: какая-то часть его личности, в которой и воплощается его «Я», словно бы «уходит в глубь» его существа и наблюдает за тем, что происходит с другой частью. <<Я» всегда остается субъектом, который наблюдает, изучает, исследует объекты, существующие вне его, и выступает как самая глубокая сущность конкретной человеческой личности, как заложенный в ней источник ее активности, инициативы, самодеятельности.

Мое «Я» может в какой-то мере открыться другому человеку только тогда, когда оно не является для него объектом, когда происходит глубоко интимное общение «Я» и «Ты» как двух субъектов, стремящихся искренне и любовно понять друг друга, а не холодное исследование одного человека другим.

Но и при этом объектом понимания и любви оказывается не «Я» как таковое, а лишь его свойства.

Б. Паскаль (1623-1672) отмечал, что люди способны видеть, ценить и любить свойства человека, но таинственное «Я», являющееся носителем этих свойств, остается для них недоступным. «Если кого-либо любят за красоту, можно ли сказать, что любят именно его? Нет, потому что если оспа, оставив в живых человека, убьет его красоту, вместе с ней она убьет и любовь к этому человеку. А если любят мое разумение или память, можно ли в этом случае сказать, что любят меня? Нет, потому что я могу потерять эти свойства, не теряя в то же время себя. Где же находится это “Я”, если оно не в теле и не в душе? И за что любить тело или душу, если не за их свойства, хотя они не составляют моего “Я”, могущего существовать и без них?.. Итак, мы любим не человека, а его свойства».

В философии существуют различные подходы к объяснению тайны человеческого «Я», его «неуловимости», «не фиксируемости» в качестве объекта.

Согласно Канту, человеческое «Я» имеет двойственный характер. С одной стороны, оно есть вещь для нас, а с другой — вещь в себе. Вещь для нас — это «эмпирическое Я», представляющее собою совокупность явлений психической жизни личности, доступных самонаблюдению. А вещь в себе — это «трансцендентальное Я», которое есть «сущность, мыслящая в нас». Будучи вещью в себе, трансцендентальное «Я» принципиально непознаваемо. Но оно есть необходимое общее условие существования различных эмпирических «Я», познаваемых во внутреннем духовном опыте каждой личности, — некое «индивидуальное сознание вообще» как основа всякого конкретного индивидуального сознания.

В американской философии XX в. некоторые авторы (Р. Лифтон, Дж. Огильви) на смену традиционным представлениям о существовании в каждой личности единого, устойчивого и неизменного «Я» выдвинули теорию «человека-Протея» (Протей — древнегреческий бог, который постоянно менял свой облик, становясь то медведем, то львом, то драконом и т. д.). «Протеевское» понимание личности предполагает множественность содержащихся в ней «Я», их подвижность, текучесть, быструю сменяемость в зависимости от условий. Очевидно, что такая нестабильность «Я» неизбежно делает его неопределенным, неоднозначным, а потому «неуловимым».

С позиций другого современного философского течения — экзистенциализма — таинственность человеческого «Я» связана с тем, что оно вообще не есть что-то реально существующее, а представляет собой в каждый момент жизни лишь «проект», который личности предстоит осуществить. Согласно Ж.П. Сартру, для личности «существовать» — значит не просто «быть», а все время свободно «выбирать себя», «делать себя». Абсолютная свобода «выбора себя» оборачивается тяжким бременем, которое человек несет всю жизнь. Его «Я» никогда не находит своего воплощения в бытии: человек всегда «не есть то, что он есть, и есть, то, что он не есть». Как утверждает другой экзистенциалист, Г. Марсель, только один Бог знает, «чем я являюсь и чем я мог бы быть, став самим собой».

Во всех рассмотренных подходах есть рациональное содержание. Кант справедливо подмечает существование общечеловеческого начала во всех индивидуальных «Я». Не подлежит сомнению сложность, многообразие нашего «Я», что подчеркивается в представлении о «человеке-Протее». Нельзя не согласиться и с мыслью экзистенциалистов о том, что каждый человек — творец своего «Я».

Для понимания сущности своего «Я» нет какого-то общего рецепта. Этот вопрос каждый должен решать самостоятельно. Но всякий индивид ощущает свое «Я» как то, что постоянно присутствует в нем и является последней инстанцией, которая оценивает и санкционирует его поступки. В «Я» коренятся самые сокровенные и неотделимые от личности духовные устои ее бытия
— вера, надежда, любовь, совесть. Человек, теряющий такие устои, лишается всего, ради чего стоит жить.
Жизнь для него утрачивает ценность. Это равносильно гибели личности.

8. Личность в поисках смысла жизни

Один из коренных вопросов, с которым сталкивается личность в стремлении осознать свое «Я», — это вопрос о смысле жизни: «Зачем я живу?»

«Если бы наше существование было постоянным блаженством, то такой вопрос не мог бы возникнуть: блаженное существование было бы само себе целью и не требовало бы никакого объяснения. Но так как на самом деле блаженство существует более в воображении, действительность же есть ряд больших и мелких мучений и в самом счастливом случае — постоянная смена тяжелого труда и гнетущей скуки, с одной стороны, и исчезающих иллюзий — с другой, то совершенно естественно является вопрос: для чего все это, какая цель этой жизни?».

Можно видеть смысл жизни в том, чтобы просто жить — есть, пить, спать, работать, растить детей, радоваться всему, что приносит удовольствие, и стремиться избегать неприятностей. Такое бесхитростное отношение к жизни, безусловно, имеет свое оправдание: ведь жизнь есть ценность сама по себе, какой бы она ни была. Однако при этом смысл жизни сводится к решению текущих жизненных задач, дробится на множество отдельных «смыслов», заключенных в достижении частных, сиюминутных целей. И в какой-то момент человек может осознать, что хотя его отдельные действия каждый раз имеют какой-то свой смысл, в целом вся его жизнь течет бесцельно и бессмысленно. Бесконечная череда мелких будничных дел и забот, безостановочная погоня за удовольствиями и преходящими жизненными благами угнетают личность, лишают ее свободы, навязывают ей стандартное, трафаретное существование. Ее собственное, подлинное «Я» подавляется и заменяется «маской». В результате тот, кто полностью поглощен повседневной «суетой жизни», утрачивает индивидуальное своеобразие своей личности и превращается в некое обезличенное существо.

Не довольствуясь подобным «размыванием» смысла жизни, человек стремится обрести его в постановке каких-то высших, конечных целей своего бытия. Уже сам факт, что человек задумывается об этом, есть свидетельство его неудовлетворенности своим будничным существованием. Жизнь перестает быть для него самоценностью — человек хочет подчинить ее движению к намеченной цели. Цели могут быть различны: решение каких-либо творческих задач — научных, художественных, технических и т. п., борьба за преобразование общества, карьера, власть, богатство, счастье другого человека, воспитание потомства, коллекционирование и пр. Ради своей цели человек может даже пожертвовать жизнью, если он готов скорее не жить, чем жить без смысла. Смысл жизни оказывается для него стержнем, на котором держится его «Я» и без которого он не может существовать.

Итак, решение вопроса «Зачем я живу?» как будто бы состоит в том, чтобы выбрать цель жизни и суметь посвятить себя ей. Однако и это решение оказывается недостаточным.

Всю трудность вопроса о смысле жизни человек начинает осознавать тогда, когда задумывается о смерти. Смерть уравнивает всех: те, кто преследовал самые благородные цели, точно так же предстают перед лицом смерти, как и те, кто жил бесцельно и бессмысленно. Так для чего же нужно мне стремиться к чему-то, добиваться чего-то, если в конце концов от меня ничего не останется?

Многие мыслители писали о том, что смерть обесценивает и обессмысливает все наши начинания, стремления и надежды, наполняет нашу жизнь страхом, отчаянием, скорбью, тоской.

«Представьте себе, — писал Паскаль, — толпу людей в цепях, приговоренных к смерти; каждый день некоторые из них умерщвляются на виду остальных; остающиеся… смотря друг на друга с чувством скорби и безнадежности, ожидают своей очереди. Вот картина положения человечества».

Лев Толстой в «Исповеди» с ужасом признавался в том, что одно время самые лучшие побуждения человеческие казались ему тщетными и глупыми перед лицом смерти. Даже любовь к семье, к детям была отравлена мыслью, что смерть ждет его близких так же, как и его самого. О том же говорил художник Гоген: «Не плохой ли это расчет — всем жертвовать ради детей?.. Человек приносит себя в жертву детям, они, став взрослыми, жертвуют собой для своих детей. И так далее. В итоге все жертвуют собой. И помешательству не видно конца». Размышляя о том, как люди могут жить, чувствуя себя приговоренными к неминуемой смерти, Лев Толстой писал: «… Есть четыре выхода из того ужасного положения, в котором мы все находимся. Первый выход есть выход неведения. Он состоит в том, чтобы не знать, не понимать того, что жизнь есть зло и бессмыслица… Второй выход — это выход эпикурейства. Он состоит в том, чтобы, зная безнадежность жизни, пользоваться покамест теми благами, какие есть… Третий выход есть выход силы и энергии. Он состоит в том, чтобы, поняв, что жизнь есть зло и бессмыслица, уничтожить се. Четвертый выход есть выход слабости. Он состоит в том, чтобы, понимая зло и бессмысленность жизни, продолжать тянуть ее, зная наперед, что ничего из нее выйти не может…»

Проблема смысла жизни и смерти — одна из главных проблем всякой религии. Религия помогает преодолеть страх смерти, обещая бессмертие на том свете. Но надо прожить жизнь так, как того требует воля Божья, чтобы заслужить вечное блаженство. Таким образом, жизнь обретает смысл, предопределенный Богом. Освящая именем Бога основополагающие принципы морали, религия утверждает, что соблюдение их в конечной земной жизни обеспечивает спасение души для бесконечного небесного существования. Безбожие представляется верующему как источник безнравственности («если Бога нет, то все позволено» — знаменитое изречение одного из героев Достоевского). А вера в Бога — как нравственная опора для постижения смысла жизни.

Удерживая верующих от греха и наставляя их на «праведный путь», связывая смысл жизни со стремлением к добру (т. е. с выполнением «предначертаний Божьих») и борьбой против зла («козней дьявола»), религия на протяжении многих веков играет огромную роль в нравственном воспитании людей. Но с точки зрения религии высший смысл жизни выносится за ее рамки: жизнь оказывается лишь средством для достижения потусторонней по отношению к ней цели,
лишь временным и преходящим этапом на пути к загробному миру. Страх смерти замещается в религии другим страхом — страхом возмездия за грехи.

Иной подход к поиску смысла жизни развивается в материалистической философии.

Материализм не страшится признать трагизм смерти, он не утешает нас никакими надеждами на спасение души в потустороннем мире. Уход человека из жизни — это ничем не восполнимая утрата: неповторимая, уникальная личность перестает существовать навсегда. Понимание собственной смерти как безвозвратного исчезновения из жизни плохо укладывается у нас в голове, мысль о ней всегда остается «недодуманной». Предчувствие смерти мучительно, сопровождающие его переживания разрушают безмятежную «радость бытия». Нельзя устранить трагизм смерти, смириться с нею. Но можно и должно относиться к смерти не как к нависшей над нами роковой угрозе, делающей всю нашу жизнь абсурдом и бессмыслицей, а как к непреложному, обязательному условию человеческого существования, — условию, которое надо учитывать, чтобы жить разумно и осмысленно. Бытие человека сочетает в себе и радости и страдания — таков закон мира, в котором мы живем. Переживания, связанные со смертью, — столь же необходимый элемент нашей жизни как и многое другое. При всей своей горечи такие переживания не должны доводить нас до отрицания ценностей жизни. Напротив, они заставляют нас дорожить каждым мгновением (бессмертные существа, очевидно, не имели бы в этом нужды).
А сознание того, что смерть есть одинаковый удел всех людей, независимо от их отношения к жизни, не обессмысливает человеческое существование, а лишь подчеркивает общность наших конечных судеб, сближает и объединяет всех нас, способствует взаимопониманию, развитию чувств сострадания, сочувствия, солидарности.

С точки зрения материализма никакого данного свыше смысла и предназначения человеческая жизнь не имеет.

Смысл жизни личности не есть нечто такое, что существует объективно, вне сознания этой личности. Он — не секрет, который природой или Богом сочинен и где-то как-то спрятан от человека. Никто «со стороны» не может вам указать, где и в чем заложен смысл вашей жизни. По той простой причине, что помимо вас он никем и ничем никуда не закладывался. И никто не в состоянии вашей жизни «приписать», «придать» или «навязать» смысл, о котором вы ничего не знаете. Отсюда следует, что каждый должен самостоятельно искать для себя смысл своей жизни, и никому другому поручить это дело нельзя. «Смысл нельзя дать, его нужно найти».

Смысл свои! жизни невозможно «вычитать» и взять в готовом виде из религиозных проповедей или философских книг (хотя, конечно, знакомство с ними может помочь человеку понять себя, свои жизненные планы и цели). Ибо какие бы мудрые мысли там ни содержались, они высказываются безотносительно к данной конкретной личности и ее конкретной жизненной ситуации. Но жизнь каждого человека уникальна, и потому «нет такой вещи, как универсальный смысл жизни». По замечанию В. Франкла, искать самое лучшее и общее для всех людей определение смысла жизни —
это все равно что пытаться найти ответ на вопрос: «Каков самый хороший ход в шахматах?»

Смысл жизни индивидуален:
он существует для индивида и у каждого индивида свой.

Смысл жизни субъективен:
его нет, пока субъект сам не установит его.

Смысл жизни не дается человеку помимо его воли, а создается
человеком благодаря его собственным усилиям. «Найти» смысл жизни — это задача, которая не сводится к тому, чтобы «отыскать» или «открыть» некое ее предназначение. Суть здесь в том, чтобы сделать
жизнь осмысленной.

Жизнь должна иметь смысл в себе,
а не за своими пределами. У нее должны быть «прижизненно» наполняющий ее смысл, поскольку «задним числом», после ее конца, человек сделать ее осмысленной уже не сможет. Смысл жизни должен заключаться в ней самой — смысл ее нельзя выносить за ее рамки, ибо тогда смыслом наделяется нечто вне ее, а она остается бессмысленной.

Проблема смысла жизни, однако, не может быть решена, если жизнь рассматривается лишь в биологическом смысле, а не как явление социальное, не как жизнь человека в обществе.

«Особым назначением, — пишет Фейербах, — таким, которое… повергает его в сомнение, — сможет ли он достигнуть этого назначения или нет, — человек обладает лишь как существо моральное, то есть социальное, гражданское, политическое существо… Тот, кто сам не назначает себя для чего-либо, тот и не имеет назначения к чему-либо».

Будучи существом общественным, человек не может жить в одиночку. Его жизнь зависит от жизни других людей. Индивидуальная жизнь существует как часть общей жизни семьи, коллектива, народа, а в конечном счете — всего человечества. Эта общая жизнь
— дар, которым люди владеют совместно. И в то же время каждый человек несет личную и ни с кем не разделяемую ответственность за сохранение и улучшение этой общей жизни. Он должен жить как ее участник, обязанный заботиться не только о себе, но и о других. Именно благодаря заботам людей друг о друге общая жизнь человеческого рода не прекращается, хотя смертный удел постигает каждого. Таким образом, индивидуальная жизнь получает смысл как частица совместной, общей жизни людей.
Она приобретает смысл, когда личное счастье человека становится счастьем не только его одного.

Человек, живущий только для себя, теряет смысл жизни потому, что отрывает свою индивидуальную жизнь от общей жизни. Для него смерть представляется жестоким и бессмысленным концом всего, так как все, чем он живет, он соединил исключительно с собственной персоной. Но если то, чем живет и что делает человек, служит не только его собственному благополучию, но и благополучию других людей, то смерть не способна уничтожить смысл его жизни. Этот смысл воплощается в том, что он сделал для сохранения и улучшения общей жизни людей (в конечном счете — всего человеческого рода).

Рассказывая в «Исповеди» о своих размышлениях над вопросом о смысле жизни, Л. Толстой приходит к выводу, что этот вопрос неразрешим, если человек считает, что он сам «хорош», да вот жизнь «плоха». Когда человек живет скверной и бессмысленной жизнью, то винить в этом ему надо не жизнь, а прежде всего себя.

Чтобы найти смысл жизни, человек должен быть личностью, способной найти смысл жизни.
Иначе говоря, он должен смочь
наполнить свою жизнь смыслом, а не просто сформулировать словесно, в чем этот смысл состоит (такая формулировка — дело вторичное и даже не обязательное).

Любовь к людям, бережное, благоговейное отношение к жизни человеческой вообще и
в том числе к своей собственной — вот источник, из которого рождается смысл нашей жизни. Личность, умеющая наполнить свою жизнь смыслом, — это личность, несущая любовь к
людям в своем сердце. Такая личность находит смысл жизни в деятельности, которая доставляет радость и ей самой, и другим.